За лаштунками реформи поліції: “Я начальник – ти дурень”

05.07.2019

Я, полицейский 2-го взвода 1й роты 3-го батальйона патрульной полиции Одесской области хочу сделать публичное заявление.

Объяснить то, что происходит сейчас без предыстории, к сожалению, не получится, поэтому будет очень много текста.

Предыстория

Полтора года назад мы изымали детей из страшного вонючего притона, с кучей зависимых, с лужей крови пьяного суицидника, по которой голыми ногами бегали совсем маленькие, голодные и голые дети.

И только сейчас я решилась написать, что тогда происходило на самом деле.

Понимаю, что зря терпела, что слишком поздно, что о таком нужно было трубить сразу и рубить на корню, привлекая внимание общественности к незаконным действиям людей, которые, ещё вчера будучи никем, станут всем, едва получив маленькую крохотную власть, возомнили себя богами. Богами, живущих на налоги граждан, которых они очень быстро научились презирать и ненавидеть. Особенно заявителей.

Но тогда мне все ещё не хотелось “выносить сор из избы”, да и не знала, что все зайдет настолько далеко, и “боги” окончательно потеряют совесть, честь и человеческий облик.

Прибыв на вызов и выявив троих голодных детей, которых мать бросила без еды, воды на наркозависимую подругу, которая кормила их прокисшими макаронами, я вызвала на место службу, ювенальную превенцию, медиков (именно с ними происходит изъятие детей при угрозе жизни и здоровью) и волонтёров, чтоб накормить и одеть детей( Катю Ножевникову).

Естественно, на все это требовалось какое-то время.

В то время моя новая реформированная патрульная полиция только начинала процесс превращения из новых в старых добрых колядныков на дороге, но это уже тогда очень сильно сказывалось на качестве работы.

Планы были уже тогда, вызовы “102”, где “семейки”, кражи, грабежи, драки, бытовые конфликты, насилие и так далие либо не обрабатывались, либо обрабатывали кое-как, так как командиры заявляли: у нас главное – постановления и протоколы.

Комбаты устроили себе соревнование, кто больше сделает постанов, так как им нужна карьера и показатели. А на вызовах 102 их, конечно же, не сделаешь. Да и “визиток” на семейках, пьяных драках не дают.

Да, закон гласит, что жизнь и здоровье граждан должны быть в приоритете, но когда я об этом говорила нашим руководителям, они разве что пальцем у виска не крутили.

Зоя Мельник: “Я затерла фамилию, потому что проблема не в командире роты. Не командир придумал планы. Проблема гораздо выше”

 

Зоя Мельник: Никто не снимается (домой со смены) пока не найдет 130-ю. Вот вам и злоупотребления

Изъятие детей – процесс длительный: нужно дождаться приезда службы (у которой транспорта нет) и ювенала ( у которого также транспорта нет). Далее составлять по три акта на каждого ребенка.

Так как у ювеналов (это полиция, которая занимается только детьми и которая менее всего обеспечена, а потом мы плачем за погибшими детьми, ага) нет транспорта, я принимаю решение доставить детей нашим патрульным автомобилем.

Пока я ждала службу и ювеналов, пытаясь выяснить, чьи дети, где мать и так далее, мне начали звонить командиры с требованиям побыстрее закончить задание, так как куча вызовов и некому работать.

Вызовов действительно было много, но, во-первых, принимаю решение закончить вызов или нет на месте я, так как именно я вижу происходящее и несу за него ответственность, что я и ответила командирам.

А ещё ответила, чтобы они посмотрели, нет ли у них свободных экипажей, которые в это время, пока на районе куча вызовов, стоят под знаком и к̶о̶с̶я̶т̶ ̶к̶а̶п̶у̶с̶т̶у̶ уже несколько часов, не отработав ни единого вызова.

Зоя Мельник: “Вот так выглядит работа. Куча экипажей на одном месте. Планы. Планы… Помню, был вызов – похищение человека. Мы его отрабатывали одним экипажем. Грабежи так же. Правда, сейчас, после моих постов, немного начали говорить о том, что на вызовы все же нужно ездить”

 “Я начальник – ты дурак”

Абсолютное большинство командиров страдают самодурством и очень сильно оскорбляются, когда им начинают перечить.

Мне звонили много раз, мешали работать, в итоге доложили комбату. Новому комбату, которого только поставили после смены руководства.

Комбату объяснила ситуацию. Он головой покивал, сделал вид, что понял, а на следующий день я увидела себя в расстановке – на базе (на калитке у входа, открывать и закрывать шлагбаум, куда ранее ставили либо “залетчиков”, либо тех, кто слабо работал, не очень знал и не хотел учить законы, имел проблемы с общением с гражданами, не умел водить автомобиль и так далее).

Ни среди тех, ни среди других я никогда до этого не была, а имела хорошую репутацию, справлялась с работой, имела благодарность от министра МВД, хорошие навыки вождения и водительский стаж (за 4 года – ни единой царапины на служебной машине), работу любила, ни единой жалобы на неприбытие или ненадлежащее реагирование и прекрасную характеристику, да и с “показателями” было все довольно неплохо, по мнению руководства.

У меня забрали автомобиль, отдали тем, кто умеет выполнять молча планы, а не перечит мудрым руководителям.

За изъятых детей показателя у меня никакого не будет, галочку не поставят, я – плохой сотрудник, без показателей.

“Ты делаешь работу райотделов”, – ворчали командиры. “Тебе нужно было оставить на ювенала и уехать”…

Все мои рассказы – о том, что нельзя оставлять сотрудника с 3 детьми и кучей не совсем адекватных людей, что у ювенала нет машины, что это небезопасно (один сотрудник в притоне), что детей нужно было во что-то одеть и накормить, – ничего не дали.

Меня наказали. Самое бесполезное место – на калитке. Стой открывай и закрывай шлагбаум.

Больше всего на свете я ненавижу бесполезную работу и впустую потраченное время. Я была очень зла. Хотелось плюнуть на все и уволиться. Работать нормально все равно не дают.

В тот день я поняла, что наша служба деградирует и становится абсолютно бессмысленной – когда планы и постановы важнее жизни и здоровья детей.

Помните случай, где российские врачи, чтоб не портить статистику, убили недоношенного новорожденного? Вот примерно такие ассоциации.

Масса убийств на бытовой почве, в результате домашнего насилия, масса погибших от голода или рук неадекватов детей, а полиция стоит под знаками и делает показатели.

Давление

Далее меня ставили на какие-то дурацкие задания, в пеший, например, охранять полицейскую станцию (а то вдруг украдут).

Коллеги скинули фото аптечки с одной из таких станций. В аптечке были мыльные пузыри и крестики. И больше ничего.

В обязанности полиции входят, в том числе, и оказание медицинской помощи, которую я, кстати, умею оказывать – проходила обучение на частных курсах неоднократно а также обучена и в полиции.

Фото аптечки я выложила в сеть, предварительно договорившись с коллегами, что в случае чего, фото сделала я.

В нашем управлении начался переполох. А потом и в департаменте. Звонки, истерики… На посте появилась тут же новая аптечка.

Начальник отдела мониторинга тут же появился у меня в комментариях с фоткой аптечки и доказывал, что она там была, но был разоблачен (аптечка была запечатанной и нетронутой), на него налетела половина Фейсбука, и он вынужден был ретироваться.

Тогдашний начальник ГУНП, говорят, думал, что я – засланный шпион, который хочет его дискредитировать. Ребят из-за аптечки (внимание!) допрашивали! Валить на меня у них не получилось, признались.

Позвонил комбат. Кричал. Орал. Требовал, чтоб я немедленно удалила пост.

Я ответила, что ничего удалять не буду. Это не служебная информация. А он не мой редактор. И не его дело, что я пишу у себя в Фейсбуке, что люди должны знать, как на самом деле полицейские могут им оказать помощь. Что мне, как человеку, который знает как и неоднократно оказывающего медицинскую/домедицинскую помощь, это очень важно и обидно, что у нас нет нормальных аптечек.

Потом меня позвали к начальнику. Долго говорили. Руководство милостиво согласилось оставить меня в покое с показателями и дать мне спокойно работать со своими детьми, семейками и так далее

И всем стало хорошо. Мы даже неплохо сотрудничали поначалу:

– Руководству хорошо, так как я перестала писать об их грехах и проблемах реформы.

– Патрульным – так как они с удовольствием избавлялись от семеек и вызовов по детям (вызовы на домашнее насилие), перебрасывая мне их –  это хлопотная работа, которая не ценится, и мало кто хочет возиться.

– Детям, людям которым удавалось помочь.

– И мне, так как я занималась тем, что мне приносит удовольствие, а не “косила” под знаками и была неприкасаемая. Ценой молчания.

Но работать все равно было сложнее. Дело в том, что экипажей, которые не работали и не ездили совершенно на вызовы, становилось все больше. Соответственно тех, кто ездил, – все меньше. И с них тоже требовали показатели. Не снимали людей со смены больше 14 часов, пока не поймали пьяного за рулём.

Если ранее на район было 10 автомобилей и их иногда не хватало, особенно летом, то сейчас всего 1 или 2 на вызовы ездят – естественно, вызовы накапливаются, как снежный ком.

Я то и дело видела жалобы на неприбытие, но на них, похоже, никто не реагировал.

Люди все больше и больше жаловались на полицию. Доходило до маразма и до абсурда, я приезжала на вызовы, которые висели по 3- 4 часа, выслушивала много гадостей, проклятий в сторону полиции.

Спустя какое-то время, не дав даже доработать и довести до суда наработанные материалы, меня снова отправили в пеший и охранять корабли НАТО в одесском порту. Впрочем, как и всех, кто не выполнял планы или не собирал “визитки”.

Известных “визиточников” никогда никто не трогал. Они вечно попадались кому-то, то и дело ходили на допросы, но все – как с гуся вода. У них всегда были автомобили, причём новые, аутлендеры. Неугодным же шили “служебки”, создавали невыносимые условия для работы.

Например, меня в пешем патруле держали больше 14 часов на морвокзале, на сквозняке. Я брала с собой в пеший патруль личный автомобиль, чтобы было, где погреться ночью. Но нас проверяли чуть ли не каждый час, когда мы прятались и отдыхали, снимали на видео. Открывали “служебки” по любому поводу и без повода.

Потом я промерзла и около месяца лечила пиелонефрит (воспаление почек).

Для защиты своих прав я вступила в независимый профсоюз (полицейские знают, это профсоюз Сергея Джихура)

Провокации и угрозы

Понятно, что я вряд ли буду здесь работать после всего написанного. Но это ещё не все.

После того, как мое терпение лопнуло и я начала писать публично о том, что происходит внутри, мне пытались устроить провокации какие-то активисты.

Удивительным образом эти активисты оказались очень дружны с сотрудниками полиции, которые работали на весовом контроле, где недавно происходили очень интересные события, а управление патрульной полиции воюет с Укртрансбезпекой, обвиняя друг друга в коррупции.

На сотрудников Укртансбезпеки даже совершали вооруженное нападение в то время, как на полицейском посту именно в момент нападения погас свет.

Активисты, которые меня преследовали, по чудесному стечению обстоятельств также воюют с Укртрансбезпекой.

После этого я начала ещё больше писать в Фб про то, что происходит у нас в управлении, и однажды вышла в прямой эфир на 1+1, рассказав, что происходит внутри. Сразу после эфира со стороны руководства были попытки со мной поговорить. Я отказалась.

На следующий день после этого мне по ночам начали звонить с угрозами мне, моему имуществу и моему ребенку. Угрозы записала

Я написала заявление в УВБ, но прекрасно понимаю перспективу расследования таких дел.

Зоя Мельник: “Я написала заявление в УВБ, но прекрасно понимаю перспективу расследования таких дел”

Исходя из всего вышеизложенного, понимая всю абсурдность ситуации, как бы это нелепо ни звучало – “сотрудник полиции просит помощи у общественности”, все-таки прошу поддержать информационно и дать максимальную огласку происходяшему.

Другого способа защищаться, кроме как прибегнуть к огласке, у меня, к сожалению, нет.

Зоя Мельник

Оригінальний текст взято з Facebook-сторінки Зої Мельник

Скріншоти, фото та відео з Facebook Зої Мельник, а також надані автором

Джерело

Остання Публіцистика

Нас підтримали

Підтримати альманах "Антидот"