Полиция с народом? Правоохранители после Революции достоинства

Одна из главных причин, почему в конце 2013 года сотни тысяч украинцев вышли на Майдан, — незаконное и ничем не обусловленное насилие со стороны спецназовцев в отношении студентов, которые требовали от президента Януковича подписать соглашение об ассоциации с ЕС.

После победы Евромайдана новая власть взялась полицию реформировать. Но как сейчас ведут себя силовики на массовых акциях и удалось ли искоренить насилие в полиции?

Мирный протест — святое

Еще во время Революции достоинства и немногим позже Рада и Кабмин отменили свирепые нормы, принятые во время акции протеста — «Диктаторские законы» 16 января и постановления правительства, которые расширяли использование спецсредств, в частности, давали разрешение на применение водометов даже при минусовой температуре.

Эти, во многом скопированные с российского законодательства, нормы должны были дать возможность силовикам разогнать Майдан. Очевидно, если бы это удалось, мы бы увидели сценарии, которые сейчас можно наблюдать в Беларуси и России.

Украина пошла другим путем и, кроме отмены упомянутых норм, после Майдана некоторые положения законодательства изменили в пользу протестующих. К примеру, постановление правительства с 2017 года предусматривает, что Нацгвардия должна сначала предупредить о применении спецсредств, а водометы вообще может использовать лишь при температуре +10°С и не холоднее (до этого их можно было применять, если на улице не ниже 0).

Но, как часто у нас бывает, все зависит не столько от норм закона, сколько от готовности их нарушить. Как и при Януковиче, так и сейчас, Конституция предусматривала и предусматривает свободу мирных собраний, но реагировать на них можно по-разному.

Глава департамента коммуникацйи МВД Артем Шевченко уверяет, что в последние годы о массовом применении спецсредств правоохранителями речь ни разу не шла. И подчеркивает: Майдан показал, что право на мирный протест — священное, конституционное, и именно так на него реагирует полиция сейчас.

«Хотите находиться под стелой (Независимости на Майдане, — ред.) — находитесь, сколько хотите. В другом месте тоже. Вот ФЛП сидят — до лета пусть сидят, их никто не прогоняет», — сказал он в комментарии hromadske.

Лучше слова, чем дубинки

Шевченко отмечает, что после Революции достоинства правоохранители используют на акциях «европейскую традицию со скандинавским опытом — максимально общаться через полицию диалога и минимально применять силу».

Полиция диалога работает в крупнейших городах Украины с 2017 года. Это внештатные сотрудники, которых специально обучают, как общаться, как настроить протестующих не на агрессию, а на мирный характер акции. МВД оценивает эту работу «очень хорошо», говорит Шевченко.

Правозащитница Александра Матвийчук возглавляет Центр гражданских свобод, который формирует группы наблюдателей  «Озон», следящие за нарушениями на массовых акциях. Волонтеров учат определять грубые нарушения на мирных собраниях.

«Поскольку мы делаем это с начала 2013 года, то можем говорить, что видим динамику по Украине. И после Майдана, действительно, охрана общественного порядка начала меняться к лучшему», — говорит она в комментарии hromadske.

Появление полиции диалога Матвийчук называет одним из важнейших изменений, потому что «раньше полицейские вообще не понимали, что надо говорить с организаторами акций». Но, несмотря на положительные изменения, наблюдатели продолжают видеть непрофессиональные действия полиции и непропорциональное применение силы к участникам мирных собраний, отмечает правозащитница.

И эти два понятия следует разделять, потому что на акциях правоохранители должны не только не бить участников, но и обеспечивать порядок.

«Если часть людей прибегает к агрессивным действиям, это не лишает все собрание мирного характера, но накладывает на полицию обязанность выделить этих людей, изолировать и дать возможность другим реализовать свое конституционное право», — объясняет Матвийчук, как должны действовать полицейские.

Операция «Идентификация»

Правоохранители применяют силу только в случае угрозы другим людям, или если кто-то проявляет агрессию, толкается, что-то бросает и тому подобное, а случаи превышения полномочий — единичные, уверяет представитель МВД.

Однако в идеальном мире наказание за преступление должно быть всегда, даже если эти случаи единичны. И шагом в направлении к идеальному миру стало введение жетонов для полицейских с личным номером, а для спецназовцев — номеров на касках.

Но не всегда эти правила выполняются. Например, летом во время акции возле Шевченковского суда Киева у двух нацгвардейцев были одинаковые номера на шлемах, а некоторые полицейские не имели жетонов. В МВД тогда сделали «замечания» руководству Нацгвардии.

Интересно, что за полмесяца до того случая на одной из акций в России у двух полицейских тоже заметили одинаковые номера жетонов. Надеемся, что это все-таки совпадение, а не перенятие опыта.

Наша журналистка Виктория Рощина чаще, чем кто-либо с hromadske бывает на массовых акциях. По ее наблюдениям, в последнее время индивидуальные номера у правоохранителей есть всегда, а командиры пытаются остудить слишком горячих подчиненных во время не самых мирных акций.

Мы спросили Артема Шевченко, есть ли у МВД или полиции данные об увольнении работников, которые превысили полномочия. По его словам, статистика по конкретным причинам увольнений не ведется, как и по нарушениям со стороны правоохранителей на акциях.

«Есть такая причина — по компрометирующим обстоятельствам. Но туда попадают все: те, на кого протокол составляли, на кого не составляли, и кто себя как-то дисциплинарно плохо вел», — отметил он.

Александра Матвийчук соглашается, что введение номеров и жетонов — это положительное изменение.

«В 2013 году мы мониторили акции под Межигорьем и видели, что там вообще протестующих окружают неизвестные люди в черном, у них не было никаких нашивок. Сейчас, когда есть средства идентификации — это уже плюс. Но жетон часто прячут за другой экипировкой, поэтому есть пространство для совершенствования», — говорит она.

В то же время Матвийчук не согласна, что случаи непропорционального применения силы — единичны. И подчеркивает: если такие случаи происходят, найти виновных сложно. В качестве примера она привела историю, когда на ЛГБТ-прайде в Харькове наблюдатели увидели, как милиционер бьет лежачего.

«На нашем видео было четко видно лицо милиционера, и мы обратились в полицию. Они провели служебное расследование и сказали, что не могут установить личность этого человека», — отметила правозащитница.

Для hromadske далеко за примерами ходить не надо. В октябре 2017 года нашего журналиста Дмитрия Реплянчука избили правоохранители в Святошинском районном суде Киева. С тех пор продвижения в деле нет, а служебное расследование не установило личности полицейских, которые были в балаклавах, когда напали на журналиста. Свежий пример — нападение патрульных на нашего журналиста Богдана Кутепова.

«Мы можем точно говорить, что традиция безнаказанности и круговой поруки сохраняется», — отмечает Матвийчук.

Реформировали-реформировали, но…

Но преобладающее большинство украинцев сталкиваются с полицией не на массовых мероприятиях, а в повседневной жизни. И изменилось что-то здесь?

Харьковский институт социальных исследований регулярно изучает отношение населения к полиции и опыт общения граждан с правоохранителями. В его отчете за 2020 год говорится, что почти 52% опрошенных считают насилие в полиции распространенным. А 2% заявили, что в течение года становились жертвами избиения со стороны полицейских, или что правоохранители причиняли им страданий или применяли против них пытки.

Правозащитники экстраполировали этот процент на все взрослое население — получилось 698 тысяч случаев незаконного насилия в год. До Майдана процент был несколько большим, но не намного (2,1-3,5%).

Мало кто отрицает успех проекта «патрульная полиция» — по крайней мере в начале.

Выбор патрульных для показательной реформы был очевидным, потому что с ними чаще сталкиваются рядовые граждане, говорит Александра Матвийчук. На старте реформы она была одним из тренеров новых патрульных и вместе с коллегами составляла программу их обучения.

«Когда они появились в новых формах, улыбающиеся, доброжелательные, социология сразу показала рост доверия к полиции в целом. Там были очень разные люди — и малые предприниматели, и кандидаты философских наук. Пришли люди, которые поверили, что полиция меняется, и захотели внести свой вклад. Но что произошло дальше? Реформа не продолжилась», — рассказывает правозащитница.

В итоге получилось так, что человека за какое-то правонарушение вежливо задерживали новые патрульные, а в отделении его встречал «старый мент» — метафорически объясняет ситуацию Матвийчук.

«Патрульные начали увольняться, разочаровываться, и доверие начало падать», — добавляет она.

Если среди новых патрульных было более 90% людей, которые раньше никогда не работали в полиции, то про «переаттестацию» остального личного состава иначе как в кавычках рука писать не поднимается.

Из почти 70 тысяч сотрудников Нацполиции ее не прошли только чуть более 5 тысяч. Но и нормы были так «удачно» прописаны, что более 90% из этих уволенных восстановились в должности через суд, а государство еще и выплатило им в общей сложности 55 миллионов гривен компенсации за «вынужденный прогул».

Более того, около трети «беркутовцев» продолжили работать в реформированных правоохранительных органах, а «отец» этих реформ, министр внутренних дел Арсен Аваков, комментировать это не хочет.

Автор реформы патрульной полиции Хатия Деканоидзе также уверена, что «совковая система» никуда не делась.

«После первой волны, реформы патрульной полиции, больше ничего не было. Я думаю, что если не до конца довести реформу полиции, то… Я не хочу сказать, что такие ужасные случаи опять будут, но у украинского общества возникнет много вопросов», — сказала она, комментируя изнасилование женщины в отделении полиции в Кагарлыке.

Взгляд со стороны

Чтобы получить более нейтральный взгляд, мы поговорили с бывшим омбудсменом Грузии Гиорги Тугуши, который неоднократно приезжал в Украину в составе Европейского комитета по противодействию пыткам. Он бывал в нашей стране с 2009 года по 2020-й, последний отчет, касающийся полиции, вышел в 2018 году.

По словам Тугуши, после Революции достоинства полицейское насилие действительно пошло на убыль.

«Изменения есть. Если взять 2010-2011 годы, пытки были систематическими, жестокими, мы даже находили в полиции маски и противогазы. Задержанные рассказывали о пытках с битами, целлофановых пакетах, которые надевали им на голову», — рассказал он.

В 2017 году жестокость методов полиции уменьшилась, об использовании противогазов и целлофановых пакетов задержанные уже не рассказывали. В то же время в своем отчете Комитет описывает проблемы, которые все еще остаются: ненадлежащие задержания, превышение силы, задержания без официальной регистрации этого факта, необеспечение права на защиту, в частности, отсутствие адвоката, неуведомление родственников о задержании.

Прежде всего такие нарушения допускают оперативные сотрудники, и именно поэтому реформа не должна завершаться на новой патрульной полиции, отмечает Гиорги Тугуши.

«Надо не только вводить патрульную полицию в красивой униформе и на “приусах”. Нужны новые кадры, надо проводить тренинги, внедрять механизмы подотчетности, механизмы надзора. Но, кроме полиции, необходимы реформы прокуратуры, судов, там очень много проблем — без этого ничего не будет», — подчеркнул он.

Кричите громче

Однако все годы после Майдана политическая воля в правоохранительной сфере одна и та же, и зовут ее — Арсен Аваков. Наивно думать, что через 7 лет она неожиданно решит что-то кардинально изменить. И что же делать?

Выглядит все так, что главным инструментом борьбы с полицейским насилием остается по-прежнему огласка.

Правозащитница Александра Матвийчук соглашается с этим: «К сожалению, руководство полиции реагирует только реактивно, и только в тех случаях, которые из-за грубости и жестокости стали известными на всю страну».

А вот в МВД, похоже, такую «реактивность» и считают свидетельством положительных изменений в системе.

«Во Врадиевке три дня скрывали факт изнасилования и попытки убийства женщины. А расследование изнасилования и убийства поручили самому насильнику. А когда загорелся райотдел, только тогда об этом узнал министр Захарченко. Мы же действуем иначе. В Кагарлыке с момента информации о том, что есть подозрения о насилии со стороны сотрудника полиции, через час люди уже были задержаны и переданы следствию. Почувствуйте разницу, пожалуйста!» — так заместитель Авакова Антон Геращенко объяснял, почему его шеф находится на своем месте и после случая в Кагарлыке в отставку не уйдет.

То есть в МВД, похоже, считают, что эффект реформы не в том, чтобы таких случаев не было, а в том, как система на них реагирует.

Правда, после случая в Кагарлыке в полицейских участках должны внедрить систему видеонаблюдения, а также усилить контроль за работой с задержанными.

Александра Матвийчук подчеркивает, что огласка не может быть эффективным механизмом защиты, потому что она не может продолжаться постоянно.

«Помните убийство Кирилла Тлявова? Кто сейчас особенно интересуется, что с этим делом? Сначала есть резонанс, а дальше, если нет общественного контроля, а его, как правило, нет, то через некоторое время дело легко спустить на тормозах. Я это называю “эффект прожектора”: когда есть внимание прессы и общественности — есть шанс на какое-то продвижение, как только внимание переключилось (а мы живем в стране, где постоянно что-то случается) — в этой темноте легко решить свои дела», — заключает Матвийчук.

Павел Калашник

Источник