Бережное хранение. Как у следователя прокуратуры пропал вещдок 220 тысяч грн
05.05.2021
15 марта Приморский районный суд Одессы признал невиновным в злоупотреблении властью бывшего следователя по особо важным делам следственного управления прокуратуры Одесской области Дмитрия Буглова. В 2016 году из его кабинета пропали вещдоки по делу о взятке, в том числе 220 654 гривен. Обвинение настаивало, что следователь должен был сдать улики на хранение. Сам Буглов говорил, что в отделе не было ни камеры хранения, ни договора на хранение денег в банковской ячейке.
«Ґрати» рассказывают о том, как хранятся вещдоки по уголовным делам и как они могут бесследно исчезнуть.
Пропажа
В январе 2016 года первый следственный отдел следственного управления прокуратуры Одесской области возвращался к работе после рождественских праздников. В начале года отдел переехал в корпус на улице Среднефонтанской, который долгое время пустовал. Сотрудники перевезли из старого здания вещи и заняли новые кабинеты. Следователь по особо важным делам Дмитрий Буглов вернулся к расследованию дела, которое начал еще до Нового года.
23 октября 2015 года заместитель Коминтерновского районного отделения Главного управления МВД Сергей Асадчий получил почти 230 тысяч гривен взятки за то, чтобы закрыть дело о краже зерна на железнодорожном перегоне между селами Свердлово и Первомайское. После получения денег его задержали правоохранители. Тогда же они изъяли деньги и другие вещественные доказательства — банковские карты, мобильные телефоны и патроны.
По инструкции, Буглов должен был хранить вещественные доказательства в сейфе, патроны — в хозяйственном подразделении, а деньги — в банковской ячейке. Но следователь деньги и патроны не сдал, а хранил все улики в зеленом пакете в своем служебном кабинете — сначала в старом корпусе в Лермонтовском переулке, а затем перенес его на Среднефонтанскую. Примерно через десять дней после переезда, утром 14 января, следователь обнаружил, что пакет с вещдоками исчез.
«Мне необходимо было осмотреть какие-то документы, назначать экспертизы. Я пытаюсь найти этот пакет со всеми этими делами и устанавливаю, что его нет», — вспоминает сейчас Буглов.
Следователя отстранили от работы и открыли два уголовных дела — о краже вещдоков из кабинета и о его служебной халатности. По словам Буглова, проводить следствие «ни у кого настроения не было» — после шумихи, которая поднялась из-за пропажи вещдоков, руководство прокуратуры в первую очередь волновалось о том, как обезопасить себя. Через несколько дней после регистрации дела о халатности Буглову вручили подозрение.
«О чем это говорит? В деле, где нет не то что ни единого доказательства — ни единого документа, где просто лежит выписка с реестра, поручение следователю и сразу идет подозрение», — возмущается Буглов.
Дело хотели передать в суд уже в марте 2016 года, но Буглов дважды через суд обязывал правоохранителей провести ряд следственных действий — их все равно не проводили. Когда срок досудебного расследования подошел к концу, обвинение переквалифицировали на более тяжкое — злоупотребление властью часть 2 статьи 364 Уголовного кодекса Украины, которое привело к тяжелым последствиям для государственных интересов. Буглов считает, что это было сделано намеренно — у более тяжкой статьи дольше срок расследования.
По версии обвинения, Буглов намеренно не сдал вещдоки на хранение, чтобы помочь Сергею Асадчему уйти от ответственности. Прокуратура отмечала, что следователь не назначил судебно-техническую экспертизу документов и экспертизу специальных химических веществ, что привело к нарушению сроков расследования. Из-за этого деньги, другие предметы и документы не смогли приобщить к материалам дела о взятке. Это, по мнению обвинения, усложнило доказательство вины Асадчего и сделало невозможным конфискацию денег в пользу государства. Ко всему прочему, обвинение сочло, что пропажа вещдоков подорвала авторитет прокуратуры.
Буглов заявил в ответ, что не совершал никаких преступлений, не понимает сути обвинения — что он сделал или не сделал, чтобы дать возможность Асадчему избежать ответственности, и какой ущерб государству он нанес. Бюджетных средств для фиксации преступления не выделялось, а деньги, которые были получены в качестве взятки, поступили от продажи краденого зерна. По словам Буглова, во время этого расследования никто из руководства прокуратуры не выказывал ему недоверия или подозрений в злоупотреблении властью.
Переезд в новый корпус
Дело дошло до суда в ноябре 2016 года и слушалось в Приморском райсуде Одессы. Буглов рассказал, что в конце декабря 2015 года руководство сообщило им о переезде, но никакого контроля за этим не было — как отметил потом суд, согласившись с ним, ни одного официального документа по поводу переезда не оказалось. Сотрудники составили коллективное обращение с просьбой избавить их от переезда, поскольку считали, что на Среднефонтанской не было условий для размещения следственного подразделения, в том числе — отсутствовала камера хранения вещественных доказательств. Но обращение проигнорировали. Аналогичное обращение направили и сотрудники второго следственного отдела, которых тоже собирались переселять. Они в итоге на Среднефонтанскую так и не перебрались.
«За переезд же должен кто-то отвечать? Есть люди, которые принимают эти решения, руководители прокуратуры, которые должны за это отвечать. И, соответственно, они должны это как-то оформлять. И перед тем как оформлять, должны убедиться, что в том месте, куда переезжает следственный отдел, есть все необходимые условия, — рассуждает Буглов, — за эти пять лет никто не мог толком объяснить, на основании чего это происходило. Все говорят про какое-то устное указание. Соответственно, устное указание было выполнено».
Помимо камеры хранения, не было в новом здании и ответственного за ведение учета вещественных доказательств и книги их учета. Это все, по словам Буглова, оборудовали только летом, через полгода после переезда.
Буглов утверждает, что поменял замок двери своего нового кабинета и не давал дубликат ключа ни руководству, ни дежурным, только одному знакомому коллеге. По словам следователя, он никогда не оставлял свой кабинет открытым, только если ненадолго выходил в коридор.
В суде Буглов вспоминал, что охрана не записывала посторонних в журнал посещений, а сотрудники могли выходить на перекур через двери черного входа и не закрывать их за собой.
«Назвать этот объект зданием правоохранительного органа, который проводит следствие, ну такое, очень сомнительно», — размышляет сейчас Буглов.
Как хранят улики
В обвинительном акте указано, что пакет с вещдоками по делу Сергея Асадчего до пропажи лежал на полу в кабинете. Но, по словам Буглова, это не так. За время работы в прокуратуре, говорил Буглов в суде, сейфа для вещдоков ему не предоставили, но он сам купил себе в кабинет металлический шкаф. Этот шкаф он перевез на Среднефонтанскую и хранил зеленый пакет с вещдоками в нем. Когда следователю нужно было достать материалы других уголовных дел, он доставал пакет и клал рядом со шкафом. В какое-то другое место он его не стал класть, потому что собирался в ближайшее время осмотреть часть вещдоков, а некоторые — сдать на биохимическую и криминалистические экспертизы.
Буглов рассказал в суде, что у прокуратуры в то время не было банковской ячейки для размещения денег, которые хранили на себе следы преступления. По его словам, еще в 2013 году он спрашивал у главного бухгалтера управления и процессуального руководителя, куда нужно передать деньги, изъятые в ходе другого расследования, но ему так и не ответили. По словам Буглова, договор услуг об использовании банковской ячейки подписали только после исчезновения денег, но вскоре и его разорвали.
Во втором следственном отделе была банковская ячейка, в которой сотрудники могли хранить деньги. Но договор с банком заключал не отдел или прокуратура, а заместитель начальника отдела лично — как физлицо. Следователи сдавали ему деньги и ценности по акту приема-передачи, а он вносил их в ячейку. Деньги, изъятые первым отделом, заместитель второго отказывался принимать, потому что «не имел к этому никакого отношения».
«Ситуация действительно очень странная — все ждут от правоохранительных органов каких-то значимых побед, каких-то дел, и когда это происходит, никто не знает, как сложно людям, которые это делают», — рассказывает Буглов, жалуясь на отсутствие поддержки руководства при расследованиях и условия работы.
С 2019 года прокуратура больше не проводит собственных расследований. «Ґрати» спросили следственное управление полиции, где сейчас правоохранители хранят деньги и ценности, изъятые во время обысков. В ответ на запрос редакции в ведомстве ответили, что все вопросы, связанные с хранением вещдоков регулируются положениями Уголовно-процессуального кодекса, порядком хранения доказательств стороной обвинения, утвержденным постановлением Кабмина №1104 от 19 ноября 2012 года, инструкцией, утвержденной общим приказом №51/401/649/471/23/125 Генпрокуратуры, МВД, налоговой, СБУ, Верховного суда и судебной администрации еще в августе 2010 года.
Согласно инструкции, изъятые вещдоки должны храниться вместе с материалами дела в сейфе следователя. Если габариты, количество, вес или объем улик этого не позволяют, их должны сдавать в специальное помещение, оборудованное сейфами, стеллажами, с обитыми металлом дверями, решетками на окнах, охраной и противопожарной сигнализацией. Если такого помещения в отделе нет, должны быть выделены специальные сейфы достаточного размера. Для контроля таких специальных помещений или сейфов назначается ответственный сотрудник и ведется книга учета вещдоков.
Оружие и боеприпасы хранятся в хозяйственных подразделениях Нацполиции и СБУ после их проверки экспертами. Деньги, на которых есть следы преступления, должны быть в трехдневный срок после исследования экспертами переданы в банк, с которым заключен договор на обслуживание, в опечатанном пакете под опись и с сопроводительным листом. В нормативных документах есть оговорка, что деньги могут храниться в индивидуальных сейфах, но не уточняется — имеется ли в виду сейф следователя в кабинете.
Поиск пропавшего пакета
Когда пакет пропал, Буглов сообщил об этом руководству, проверил все служебные и подсобные помещения и просмотрел видео с камер наблюдения.
«При осмотре указанных видеозаписей с камер видеонаблюдения были установлены некоторые важные обстоятельства, которым никто не дал надлежащей оценки», — приводятся в приговоре суда показания Буглова. Бывший следователь не объяснил «Ґратам», что это были за обстоятельства, ссылаясь на тайну следствия по делу о краже, но сказал, что у него при просмотре этих видео «было очень много вопросов».
Судя по видеозаписям, в январе 2016 года посторонние почти не заходили в отдел — только сотрудники и другие правоохранители. Поэтому Буглов решил, что к похищению причастны его коллеги, среди которых он отметил троих.
Сотрудников следственного отдела, которых подозревал Буглов, проверили на полиграфе. Но, по его словам, один из следователей, узнав, что в ближайшее время начнется проверка, начал нервничать, говорил, что не хочет в выходной день задерживаться на работе и пошел выпивать. Двое других следователей тоже распили бутылку ликера в служебном кабинете, что потом повлияло на данные полиграфа. Результатов этой проверки так никто и не составил.
По факту пропажи пакета открыли уголовное дело, по которому Буглов был признан потерпевшим, но правоохранители не смогли найти ни вещдоки, ни человека, который их забрал. Буглов утверждает, что следственные действия по этому делу не проводились, даже те, которые правоохранителей обязал провести следственный судья. Дело неоднократно закрывалось, но открывалось снова через суд по его ходатайству.По словам Буглова, дело о краже сейчас расследует Государственное бюро расследований. «Ґрати» обратились в ГБР с просьбой рассказать, на какой стадии сейчас расследование, однако на момент публикации ответа еще не получили.
«Что с ним, как с ним, какая его судьба, что они установили, а что нет, меня в это никто, к сожалению, не посвящает», — говорит Буглов.
Кроме подозреваемых коллег, он предположил, что похищение вещдоков может быть связано с сотрудниками управления внутренней безопасности, потому что, как он считает, они умышленно не выполняли поручения следователя в расследовании о взятке и «в своих корыстных целях» не задерживали причастных к преступлению. Буглов предположил, что они сами хотели получать регулярные взятки от воров зерна на железной дороге.
В начале января 2016 года Буглов подал начальнику рапорт о необходимости регистрации уголовного производства по факту злоупотребления властью и служебными обязанностями сотрудниками УВБ при осуществлении оперативного сопровождения дела о взятке. Сразу после этого вещдоки исчезли. О судьбе этого дела Буглову неизвестно. Имена этих сотрудников Буглов не назвал, сославшись на тайну следствия.
Свидетели
Показания в суде дали коллеги Буглова. Все они говорили в пользу обвиняемого и подтвердили его слова. Все следователи хранили вещдоки своих дел в служебных кабинетах в сейфах или без них.
Прокурор, который вел расследование по взятке, заявил в суде, что претензий к следователю у него не было. При этом он объяснил игнорирование сотрудниками УВБ поручений Буглова — например, передать экспертам специальные средства, которыми метили деньги, для биохимического исследования, тем, что в органах внутренних дел в это время проходила реорганизация.
Начальник следственного отдела рассказал в суде, что камера для хранения вещдоков была во втором следственном отделе. Он поднимал вопрос об устройстве камеры в его собственном отделе, но руководство прокуратуры, по его словам, решило рассмотреть его уже после переезда. Деньги, изъятые на местах преступления, хранились непосредственно у следователей для их осмотра и отправки на биохимическую экспертизу. Что до полиграфа, результатов проверки не составляли, потому что она проходила неофициально — объяснил он.
Начальник материально-технического обеспечения областной прокуратуры заявил в суде, что после обращения сотрудников о нежелании переезжать, он по приказу руководства выехал с начальниками отделов на Среднефонтанскую. Там они выяснили, что нужно починить крышу в одном из кабинетов, привести в порядок подвал и оборудовать комнату для хранения вещдоков. Комната, по его словам, на момент переезда была практически готова к использованию, не хватало только сигнализации. 13 других свидетелей это опровергли.
Полиграфолог в суде подтвердил, что проверка прокуроров проводилась по устной договоренности с начальством. Эксперт не установил причастность Буглова к каким-то противоправным действиям. Объективный вывод о том, причастен ли кто-то из работников следственного отдела к краже, он вынести не смог из-за подозрения следователей в нетрезвом состоянии.
Выслушав всех свидетелей, суд пришел к выводу, что их показания не содержат никаких доказательств вины Буглова или сведений, что он сговорился с кем-то в интересах полицейского Сергея Асадчего.
Решение суда
Озвучивая решение, судья Вадим Коваленко напомнил, что в день исчезновения вещдоков Буглов написал об этом рапорт. Но в итоге, документ стал основанием для возбуждения уголовного дела в отношении него самого. То есть следователь предоставил в рапорте свои пояснения еще до того, как стал подозреваемым и ему никто не разъяснил, что он может не давать пояснений. Из-за этого судья счел документ недопустимым доказательством.
Не принял судья и протокол осмотра служебного кабинета Буглова. Во время осмотра обвиняемый не принимал участие, не мог делать замечания, заявлять ходатайства и дополнения к протоколу. Не было при этом и понятых.
Не принял в качестве доказательств вины судья ни документы из других дел, ни видеозапись с камер наблюдения, ни видеозапись следственного эксперимента, где Буглов показывал, как доставал пакет из шкафа и помещал обратно. Судья Коваленко решил, что у обвинения нет подтверждения того, что вещдоки хранились на полу кабинета, когда пропали.
Обвинение предоставило договор от 2012 года между прокуратурой и ПАТ «Государственный экспортно-импортный банк Украины» об открытие депозитного счета. Но суд на это указал, что по закону деньги, на которых есть следы преступления, не могут быть положены на депозит, а должны содержаться в обычной ячейке.
Трасологическая экспертиза показала, что на замке шкафа есть следы механического действия. И хотя эксперты не смогли установить, был ли открыт или закрыт шкаф с помощью стороннего предмета или найти следы сломов на замке, судья решил, что вещдоки мог украсть кто-то посторонний.
Коваленко пришел к выводу, что обвинение не предоставило никаких доказательств вины Буглова. К тому же в деле действительно не оказалось указаний на убытки, которые он кому-то нанес.
Правоохранители так и не смогли понять, куда на самом деле пропали деньги и остальные вещдоки, кто совершил кражу и по каким мотивам. При этом следственные судьи обязали сотрудников прокуратуры осмотреть кабинет и сейф Буглова, допросить свидетелей, установить и допросить людей, которые попали на видеозаписи камер наблюдения. Из-за этого, указал судья, вероятно не установлены все обстоятельства, которые могут подтвердить или опровергнуть вину Буглова.
15 марта судья Вадим Коваленко признал Буглова невиновным. Прокуратура с этим решением не согласилась и подала апелляцию. Дата заседания еще не назначена.
Во время расследования Буглова отстранили сначала от исполнения обязанностей, а затем и от занимаемой должности. Он уволился из прокуратуры в феврале 2016 года и занялся юридической практикой. На вопрос о том, хотел бы он после оправдания вернуться на прошлую работу, Буглов ответил, что любил работу, но не хочет обратно: «не в нынешних реалиях».
«Использую теперь свой опыт в той же сфере, но в совершенно другом направлении. Теперь людей защищаю, а не обвиняю», — заявил Буглов.
В следственном управлении Нацполиции на запрос «Ґрат» сообщили, что сейчас между одесским управлением и «Приватбанком» заключен договор на использование банковской ячейки и открытие депозитного счета. При этом действующий следователь, с которым говорила корреспондентка «Ґрат», рассказал, что возможность сдать деньги есть, но сделать это трудно из-за бумажной волокиты. Оттого деньги до сих пор зачастую хранят в рабочих кабинетах.
