Юрий Луценко. Генеральный прокурор Украины
29.01.2018
Генпрокурор Юрий Луценко принял журналистов “Сегодня” в своем просторном рабочем кабинете, доставшемся от предшественников. За застекленными дверцами настенных шкафов — в основном книги. Часть из них, по истории Украины, Луценко привез из дома. Помимо большого основного, несколько столов. Один заставлен десятком одинаковых телефонов, видимо, с правительственной засекреченной связью. Генпрокурор — в демократичной водолазке, в хорошем настроении.
— Юрий Витальевич, первый вопрос — о “деньгах Януковича” и их спецконфискации. Какие мифы вокруг них вам доводилось слышать; где правда, где вымысел?
— Мифы… Хороший вопрос. В первый день премьерства Арсения Яценюка в нашем казначействе имелась сумма, которая в эквиваленте была меньше $10 000! Это на всю страну, на все: охрану здоровья, образование, дороги, пенсии, село и даже на войну, развязанную Путиным по письму Януковича! И в то же время, на начало 2014 года, был наложен арест на сумму, равную $1,5 миллиарда, ибо эти деньги носили признаки полученных преступным путем.
Прошло три года. Многие наши “активные” борцы с коррупцией спокойно смотрели на то, что деньги лежат под арестом и не работают на страну. Причем было как минимум три момента, когда они могли вообще уйти из-под ареста! Противодействие тому, чтобы деньги вернулись в страну, было большим. В парламенте ведь более 10 раз проваливался закон, который был разработан для возврата денег. И когда я пришел в ГПУ, то понимал, что одна из моих ключевых задач — вернуть деньги украинскому народу.
И мы это сделали! Вместе с правительством, парламентом, судами. Тут я кое-что храню (идет к одному из шкафов, берет документ в рамочке под стеклом. — Авт.). Вот я держу ответ “Ощадбанка” на наш запрос в момент, когда мы проводили спецконфискацию. Он подтверждает, что 28 апреля 2017 года на счета госказначейства было перечислено $1,1 миллиарда, несколько миллионов гривен, а также ценные бумаги примерно на $200 миллионов.
Ценные бумаги, в соответствии с законом, пошли на погашение внешнего долга страны, а порядка 30 миллиардов гривен уже заведены в бюджет Украины и работают на людей. Например, укрепляется граница, вводится единая система идентификации отпечатков пальцев по всему периметру. То есть нежелательные гости с измененной фамилией к нам не зайдут. Это около 700 миллионов гривен. Около 1,5 млрд гривен пошло на разработку и производство современных ракетных противотанковых комплексов. Я часто бываю в зоне АТО и знаю, как их там ждали наши бойцы. Сотни комплексов уже пошли к ним. В этом году часть денег пойдет на очень важный, с моей точки зрения, участок — на развитие сельской медицины. У нас ведь 40% населения живет в селе, а ФАП (фельдшерско-акушерские пункты) и амбулатории остались, в лучшем случае, на уровне 80—90-х годов прошлого века. Поэтому порядка 4 миллиардов пойдет на новые пункты, амбулатории, оборудование и скорые для села.
Теперь о мифах вокруг этих денег. Первый: Луценко все сделал кое-как, потому что следствие шло всего месяц. Это неправда. Следствие шло с 2014 года. Это огромное уголовное производство, в рамках которого мы получили 30 решений судов — это я, кстати, впервые озвучиваю. По этим решениям признаны участниками преступной группы 30 физлиц и около 500 фирм, служивших механизмами для проведения незаконных действий. Эти люди пошли на соглашение со следствием, дали информацию о структурах, алгоритмах и о роли “боссов мафии”.
— Кто эти люди?
— 29 человек — руководители или собственники предприятий, через которые начинался старт, вывод денег из страны. Один из них — первый замминистра экономики тех времен. Он получил три года условно. Мы считаем слишком мягким такой приговор, подавали апелляцию, но таково решение суда.
Весь этот массив информации позволил нам провести финальную часть следствия, которая действительно заняла месяц. Мы нашли еще нескольких человек, давших нужные сведения. На основе соглашения со следствием одного их них, гражданина К., Краматорский суд зафиксировал признание его вины, а также, с учетом уже упомянутых 30 решений иных судов, принял свое решение: конфисковать деньги, полученные преступным путем преступной организацией во главе с Януковичем. И сумма в $1,5 миллиарда нажатием кнопки в “Ощадбанке” была переведена из операционного зала в госбюджет. И сразу появилась масса людей, которых, оказывается, до этого шага все устраивало! Вот и пошли мифы…
Второй миф: решение суда о конфискации может быть оспорено. Конечно, любое решение суда может быть оспорено. Но украинский закон гласит, что сделать это может либо тот, кто заключил сделку, либо его адвокат, либо прокурор. Все, точка. Все попытки это сделать со стороны “офшорок” по всему миру, которые отмывали деньги Януковича, а потом покупали на них ценные бумаги, были отвергнуты украинскими судами. Я не вижу возможности для такого реванша ни в украинских судах, ни в ЕСПЧ. Но им очень хочется, ищутся новые пути. Например, у части “офшорок” появились новые хозяева, которые утверждают, что являются честными приобретателями, к махинациям непричастными, потому им надо вернуть деньги. Но арест был наложен до этих покупок, потому новые владельцы не являются добросовестными приобретателями.
Еще миф — о засекречивании постановления суда. Якобы оно неправильное, и Луценко боится его показать. Это, конечно, не так. Участники преступной группы очень хотели бы иметь полный текст решения, чтобы в какой-либо экзотической стране его попытаться оспорить. Заодно и посмотреть, кто там упомянут, кто уже под прицелом, а кто еще нет… У меня есть законное право засекречивать разные документы, в том числе решения суда. Я им воспользовался.
— А какова была вообще схема воровства?
— Схема воровства группировкой Януковича была такая: через примерно 500 фирм деньги выводились из Украины, переправлялись в офшорные зоны Азии, оттуда — в такие же зоны на Кипре, потом в Латвию, затем в украинские банки, а те уже у нас покупали ценные бумаги под 9% годовых дивидендов в валюте! Все — большой доход и деньги абсолютно чистые, полученные от нашего же государства. Когда случился в 2014 году Майдан и деньги были арестованы, часть из них, $50 млн, из Латвии в Украину не успели прийти. Их Латвия конфисковала в свой бюджет. Думаете, кто-то из группы Януковича пытался забрать их назад? Нет! Потому что понимают, что член ЕС никогда не позволит себе нечестную сделку, обман народа и дискредитацию своего суда.
Очередной миф: да, говорят участники преступной группировки, Луценко забрал деньги. Может, за них еще поборемся, но он специально покрывает деятельность компании-брокера ICU, собственником которой была, в частности, госпожа Гонтарева, позже возглавившая НБУ. Но давайте разберем роль брокера. Она проста: брокер регистрирует, что за такие-то деньги куплены, например, такие-то ценные бумаги. Причем деньги-то уже в Украине. Лежат, отмытые, в “Ощадбанке”. Никакого участия в выводе денег из Украины брокеры не принимали. И во вводе денег в страну брокеры не участвовали. Мы допросили людей по этому делу, заказали проверку в профильном госучреждении, нет ли признаков нарушений закона. Комиссия по ценным бумагам дала ответ: брокер действовал законно. Моя работа — все поддавать сомнению. Потому мы еще заказали госэкспертизу по этому делу. Как только эксперт, находящийся под уголовной ответственностью за достоверность своих выводов, даст ответ, все встанет на свои места. Если нарушений закона нет, дело в части брокера будет закрыто. Если нарушения есть, Гонтареву и других ждут подозрения и допросы.
— А у брокера, в данном случае, какое может быть поле для нарушения закона?
— Что должен был сделать брокер перед заключением сделки? Запросить сведения о легальности денег. Так брокер и сделал, “Ощадбанк” дал ответ: деньги, находящиеся уже в Украине, легальные. Потому и Комиссия по ценным бумагам считает, что брокер сделал то, что должен был, нарушений нет. А вот правильно ли сделали проверку давший ответ работник “Ощадбанка” и надзирающий орган НБУ? Это сейчас выясняет следствие. Лично я считаю, что где-то была допущена либо халатность, либо даже содействие преступникам. Потому что эти деньги все же носили явный характер добытых преступных путем, и в “Ощадбанке” или Нацбанке не могли этого не заметить, не должны были. Мы этим занимаемся.
Для коррупционера есть два основных виды наказания. Первый — тюрьма. Но, понятно, относительно Януковича и его группы это пока нереально. Хотя мы испробовали все легальные способы добиться их экстрадиции. Второй — забрать наворованные деньги. И мы это сделали, вернули их в бюджет. Не хвастаюсь, но горжусь этим!
— Какие еще поводы для гордости за время работы в ГПУ?
— У нас в прокуратуре примерно 1 800 000 уголовных производств, сотни тысяч судебных заседаний… Но что главное? Во-первых, возвращение украденных миллиардов. Во-вторых, мы резко активизировали противодействие коррупции. Часто говорят, мол, ничего не делается, но это не так! В прошлом году мы задержали рекордное количество коррупционеров при получении или вымогательстве взяток. Взяли на горячем 9425 лиц! Из них 1692 человека осуждены! Это более чем в три раза больше, чем за любой другой год.
Да, там в основном условные сроки, реально очутились в тюрьме 107 человек. У судей есть возможность присуждать сроки ниже нижнего предела. Но все равно: для госслужащего получить даже условный срок — большое наказание, уже на службу его не возьмут, это “волчий билет”. Кроме того, в 2015 году ВР приняла решение: запретить в коррупционных преступлениях давать срок ниже нижнего предела. В других можно, а в коррупционных нет. Потому сейчас ГПУ, подытожив год, проводит проверку, сколько из упомянутых 1692 человек совершили преступления после 2015 года. Если таковые есть, а я уверен, что их там не менее половины, то это означает, что судьи приняли незаконные решения. И я обещаю вашим читателям, что во всех таких случаях прокуратура начнет уголовное преследование судей, принявших заведомо неправомерные решения.
Но наказание коррупционеров — не единственный и даже не главный метод искоренения коррупции. Вот пример. В Луганской области мы на одной должности задерживали на взятке последовательно четырех чиновников! Одного взяли, другой пришел на его место и тоже попался. Третий, четвертый… Это означает, что, задержав взяточника, мы, то есть государство, не убрали возможность для новых злоупотреблений. Потому главное — уничтожение самой почвы для коррупции.
После Майдана не стало двух цен на газ — для промышленности и населения она теперь одна. И сразу стала невозможна схема Курченко, по которой было украдено 10 миллиардов на разнице в цене, когда якобы газ продавался несуществующему населению по малой стоимости, а шел на свои предприятия, маржа оставалась в карманах. Другие принимали решения, почем и кому продавать товары. Сейчас это делает автоматизированная система. Третьи требовали откаты за возврат НДС, как минимум 20% от суммы, а иногда доходило до 45%. Сейчас возврат НДС тоже автоматизирован, откаты исключены. То есть надо сделать так (и делается), чтобы следующий чиновник просто не мог требовать взятку, потому что от него не будет зависеть принятие решения.
— Но, в основном, сажают мелких сошек…
— Да, это так. Но ГПУ и не может иначе. Для борьбы с коррупцией в высших эшелонах власти создано НАБУ. Агентство работает совместно со Специализированной антикоррупционной прокуратурой. Я не имею права не только контролировать эти институции или руководить ими, но даже запрашивать информацию о том, что они делают. Таков закон. Я могу открывать уголовные производства в случае их незаконных действий, но это иной вопрос.
Именно НАБУ и САП имеют монополию расследовать дела, касающиеся действующей власти. Если я и мои коллеги выходим на эту категорию лиц, мы обязаны отдавать расследование и все материалы НАБУ и САП. Плохо ли это? Думаю, нет. Такая специализация разумна. Повторю, у ГПУ 1 800 000 дел. И основная масса — не о коррупции, а общеуголовные дела: убийства, грабежи, разбои, кражи… Плюс военные преступления и даже шпионаж! Так что создание спецорганов приветствуется.
Добавлю еще пару слов о “мелких сошках”. Для простых людей коррупция начинается не с министра, а с маленького чиновника, представителя власти. Был как-то день, когда мои подчиненные с утра задержали на взятке руководителя роддома, а вечером — руководителя кладбища. Круг замкнулся, как говорится. С этим сталкиваются люди в повседневной жизни. Зачищать надо всех взяточников, от низу до верху. Мне кажется, мы в ГПУ активизировали свою работу “внизу” в разы, теперь слово за коллегами.
— Вам удалось на сегодня достичь взаимопонимания с Артемом Сытником?
— Одним из своих достижений на нынешнем посту считаю прекращение внутриведомственных войн в правоохранительном лагере, где все воевали против всех. Я дважды был главой МВД, помню, как это было… Но, вы знаете, в конце прошлого года у нас было жесткое столкновение с НАБУ по поводу провокации взятки, которое, к сожалению, перешло в публичную и даже геополитическую плоскость. Буквально перед Новым годом Артем Сытник был у меня. Вот за этим же столом мы встретились и приняли единственно разумное решение признать случившееся ошибкой. Не допускать публичных столкновений, и все выяснять путем переговоров.
Коррупционеров надо наказывать, но только законно. История нашей страны учит, что любой другой подход губителен. Я вам сейчас покажу том исторических документов, здесь подборка за 1937 год. Приказы по НКВД, нормативные акты, статьи из газет, словом, все. Так вот, только за полгода НКВД Украины, используя дозволенные им тогда методы, арестовал около 330 000 человек. Среди них числятся кулаки, спекулянты, сионисты и даже… 881 японский шпион! Где они их тут нашли? Из этих людей 180 тысяч были расстреляны, остальные ушли в лагеря. То есть огромные, массовые преступления начинаются с небольших, вроде, отступлений от закона. У меня, знаете, своя судьба, потому я очень остро чувствую необходимость даже к вроде бы очевидному преступнику применять только законные методы. Моя тюремная кружечка на месте. Вот она (достал, поставил перед собой. — Авт.), потому я всегда об этом помню.
Но вернемся к вопросу, чем еще горжусь. Например, тем, что уже 2 года подряд мы возвращаем в бюджет по 10 миллиардов гривен от дел по защите интересов государства в судах. Два года возвращаем по не менее чем 80 тысяч гектаров разворованной земли. За 2017 год уже есть цифра — 98 тысяч гектаров. В основном это земли военных — просто разворовывали полигоны. А также курортные территории прибрежной зоны в Херсонской и Николаевской областях, лесные угодья… Причем захваченные как “старой”, так и, увы, “новой” гвардией бизнесменов-прилипал.
Еще одним достижением считаю сам факт суда над Януковичем. Конечно, я не могу предвидеть и комментировать будущее решение этого суда. Но как генпрокурор я уверен в наших доказательствах того, что Янукович совершил госпреступление и фактически своим письмом Путину развязал руки агрессору. То, как ведут себя адвокаты Януковича, срывая заседания суда и постоянно уезжая в Москву, свидетельствует, что и беглый экс-президент, и Путин очень боятся решения нашего суда, которое будет крайне важным для оценки всего, что произошло в начале вторжения, оккупации Крыма, а потом и Донбасса. Этот суд очень важен для всех бывших, нынешних и будущих руководителей государства. Он означает, что в Украине отныне нет касты неприкасаемых.
Поверьте, во мне, когда речь о суде, не говорит только личная неприязнь к Януковичу, хотя и она есть, конечно. Мне довелось в свое время об этом подумать в тюрьме, в 9-метровом бетонном мешке. Поначалу меня сильно, как бы сказать, колбасило! Ну вот я, четыре года бывший главой МВД, политик, за которым нет никакой коррупции. Меня обвинили в незаконном праздновании Дня милиции, что, понятно, абсурдно… Все, что мне пришили, было безумной фальсификацией. А за стеной камеры — убийца двух милиционеров! И мы с ним, оказывается, на одной плоскости, сидим рядом… И, конечно, меня, привыкшего к активной жизни, нахождение в каменном мешке очень тяготило, просто сжигало желание отомстить! Но я в камере много читал. И мне в нужное время попалась нужная книга, священные тексты буддизма. Сама философия буддизма не совпадает с моим мировоззрением, но, тем не менее, это были очень красивые стихи-притчи. Одну я запомнил дословно на всю жизнь: “Ненависть убивает душу глупца так же, как алмаз расщепляет скалу, породившую его”. Красиво и очень точно. И я выбросил месть из своего сердца, дал себе слово, что когда выйду на волю, не потрачу и минуты на отмщение никому. У меня и так отняли два с половиной года жизни. Да, я буду преследовать тех, кто нарушал закон, в том числе и Януковича с компанией, но лишь за то, что они делали со страной, а не со мной.
— Юрий Витальевич, завершая вопрос о нынешних итогах на посту генпрокурора – что еще можете назвать?
— В число достижений могу отнести и то, что удалось сбить вал общекриминальной преступности. Ведь именно это для людей особенно важно. Вот, к примеру, недавнее убийство правозащитницы Ноздровской. А до того гибель ее сестры. Это большая трагедия. Но вокруг дела многие так называемые активисты, как вижу, просто пиарятся. Как-то на фоне громкого дела забывается, что в прошлом году по Украине было около 1500 подобных убийств! Более того, эти так называемые активисты пошли дальше и пробовали избить руководителя областной полиции, от которого и требовался результат по раскрытию убийства! Так нельзя! И я считаю, что ГПУ и МВД раскрыли дело не благодаря помощи, а вопреки истерии, которую развернули вокруг этого дела. Я лично держал дело на контроле.
— Вы сами верите в нынешнюю версию, что убил Ирину отец осужденного убийцы ее сестры?
— Я — инженер электронной техники по образованию. Верю в научные факты. Один из фактов в том, что под ногтями убитой на правой руке были следы ДНК другой личности. И эти следы совпадают с ДНК нынешнего подозреваемого. А у него на лбу следы, идентичные тем, которые оставлены ногтями человеческой руки. Факт второй — найден нож, по сути, садовая заточка, на котором есть следы ДНК жертвы. Кроме того, есть ряд свидетельских показаний, и сам подозреваемый рассказал и показал все, что произошло — когда и где. Сейчас мы ждем ответа экспертизы на вопрос, можно ли считать найденный пепел остатками сожженной одежды жертвы. Также разыскиваем следы крови по пути следования подозреваемого с жертвой, указанного им, хотя экспертиза говорит, что кровь в основном пошла внутрь ее тела. Но мы все же ищем.
— Нет ли в деле неясностей?
— Для меня остается вопросом, был ли убийца один. Неправда, что физическое состояние подозреваемого не давало ему возможности перенести труп одному. Но все же мы разрабатываем версию, что там был кто-то еще. Тем более что под другими ногтями погибшей есть следы еще ДНК, чью принадлежность устанавливаем.
Словом, мы работаем как по резонансным делам, так и по другим. Например, в прошлом году в суд отправили 77 тысяч обвиненных в кражах, 6,5 тысяч за грабеж, 2500 за автоугоны, 1700 за разбои, почти 1500 за убийства. И успех в том, что по всем показателям в Украине сократилось на 15—20% количество совершенных преступлений, раскрываемость чуть выросла. Вообще раскрываемости в 98%, как это было в 2000-х годах, быть не может. Сейчас, насколько я знаю, она в районе 75%. А вот в Скотленд-Ярде, я когда-то интересовался, она примерно 40%… Кстати, каждый год с начала АТО у нас количество убийств становится меньше на 10—15%, такой феномен.
— В чем причина?
— Во-первых, много оружия на руках, а преступник больше всего боится вооруженного отпора. Потому я, кстати, являюсь убежденным сторонником легализации огнестрельного короткоствольного оружия для взрослых людей, прошедших необходимую проверку, особенно для тех, у которых есть собственность и необходимость ее защищать. Кроме того, наша полиция после определенного периода реформ, ломки восстановила свой профессионализм и успешно ликвидирует организованные виды преступности.
— Вернулись “старые” кадры или подросли “новые”?
— И то, и другое. Реформа шла непросто, и у меня были, мягко говоря, дискуссии с грузинскими реформаторами нашей полиции. Вот, к примеру, отделили патрульную полицию от райотделов полиции. На мой взгляд, этого делать было нельзя. Как угрозыску раскрывать уличную преступность? Более того, маршруты патрулей на местах устанавливались… в Киеве! Что, в столице действительно виднее, когда и каким путем должен проехать патрульный, допустим, в криминогенном районе Днепра? А начальник горотдела не может этим патрулем ни вообще управлять, ни изменить маршрут, ни объявить выговор! Когда я ставил эти вопросы, мне отвечали: иначе нельзя, иначе вы мальчиков поломаете… Но это полицейские!
Сейчас ситуация изменилась. К руководству Нацполиции пришли опытные профессионалы. Да, патрульная полиция нужна, но она не может быть отдельно от остальной полиции. Патрульные ныне стали частью единой полицейской системы страны.
Кроме того, и сама квалификация патрульных за последнее время возросла. Что они могли узнать лишь за 4 месяца курсов? Помню, один такой молодой полицейский остановился рядом со мной сделать… селфи! Я спросил его, читал ли он законы, например, по применению оружия? Он ответил, что не читал, ибо “нам сказали, что все равно закон поменяется”. Такой был уровень… Прошло время, ребята набрались опыта, и руководство НП стало во главу угла ставить результат. Важно также, что в уголовный розыск вернулось определенное количество опытных сыщиков, уволенных как до Майдана, так и после. После моего ухода из МВД ведь почти всех опытных начальников розыска поувольняли, чего делать категорически нельзя. Помню, я был в тюрьме, когда одного из таких “зубров” все же вернули на службу (потому что раскрывать преступления было некому), так я ему даже “маляву” с поздравлением послал!
— Довольно быстро удалось раскрыть дело об убийстве бывшего депутата Госдумы России Дениса Вороненкова. Благодаря чему?
— Это раскрытие стало показателем того, что система восстановлена, способна решать такие сложные задачи, как заказное убийство. Я горжусь, что со мной в ГПУ служит команда выходцев из МВД. Например, первым замом киевского прокурора работает опытный розыскник Павел Кононенко. Он лично возглавил группу сотрудников прокуратуры, МВД, СБУ и даже ГУР МО. Сейчас мы имеем не только задержанных, но и полную картину того, что происходило, кто заказчик. Да, трое скрылись, но мы знаем, что один в России, двое перешли нашу западную границу… Больше в интересах следствия говорить не могу. Причина преступления — месть вора в законе (или криминального авторитета) Тюрина своей бывшей супруге, которая сложилась с интересом ФСБ по устранению Вороненкова. Им было крайне нежелательно свидетельство бывшего депутата Госдумы о роли Януковича и высших должностных лиц РФ при принятии решения о вторжении в Украину. Мы, к сожалению, не уберегли важного свидетеля, это правда, но его показания зафиксированы и будут приняты в суде.
— А есть подвижки в других резонансных делах, например, по убийству Павла Шеремета? Когда-то вы говорили, что было бы неплохо, если бы по этому делу улыбнулась удача…
— Да, это было бы здорово. Я всегда желаю оперативникам удачи, это важный фактор. Вот в деле Вороненкова удача улыбнулась: мы обратили внимание на связь Тюрина с некими фигурантами. Дальше все пошло… В деле Шеремета пока такого нет. Хотя был момент, когда мне показалось, что удача есть. Один из фигурантов дела о покушении на народного депутата Игоря Мосийчука был крайне похож на фигуру, снятую на видео в деле Шеремета. Но, оказалось, не тот.
— Убийство журналиста Олеся Бузины. Появлялась информация, что за главными подозреваемыми, Медведько и Полищуком, было наблюдение еще до гибели Бузины, а потом снято. Так ли это? И что с экспертизой ДНК подозреваемых?
— На первый вопрос ответ отрицательный: не было наблюдения. Далее. Скажу откровенно, я не разделяю позицию и творчество Бузины. Но совершено убийство, и мои взгляды тут ни при чем: преступники должны быть наказаны. Что касается экспертизы ДНК у подозреваемых, то добровольно они сдать кровь не желали, а учитывая резонанс и то, что за ними стоят активные, радикально настроенные группы, прокуроры оттягивали момент принудительного забора крови (а такую процедуру позволяет закон). Были пикеты, протесты, угрозы, но, простите, если люди невиновны, то ничего плохого в сдаче анализов нет. И я санкционировал принудительный забор крови у обвиняемых, причем это сделали максимально без унижений. Ведь если люди не хотят сдавать кровь, это еще не означает, что они виновны. Анализ ДНК подтвердил причастность упомянутых людей к данному преступлению. К чему это говорю? К тому, что если жертва разных со мной взглядов, а обвиняемые пришли с Майдана, то преступление все равно будет расследоваться.
— Реформа ГПУ завершена или еще будут перемены?
— В чем я вижу смысл своего пребывания здесь? Я считаю, что несколько лет назад Генпрокуратура была нереформированным монстром тоталитарного образца. И убежден, что реформировать ее должен был человек не из прокурорской среды. Я как-то рассказывал о своих результатах зарубежной делегации, они заявили: “Вы правы, только инженер может навести порядок в этом сумасшедшем доме!”. С чем я столкнулся? С пирамидой, где все решал один человек, он увольнял и принимал на работу, с ним согласовывали все решения. А исполнители его воли были неприкосновенны. Работая в МВД, я знал, что никогда ни за что ни один прокурор не ответит. Даже за смертельное ДТП (в первый же день работы в ГПУ я уволил прокурора, прятавшегося за должностью от наказания за такое). Не забуду также случай, когда два постовых милиционера задержали ночью пьяного на остановке, избивавшего женщину. А утром их самих арестовали, потому что хулиган оказался прокурорским помощником. Единственное, что я смог сделать в тех обстоятельствах, будучи главой МВД, так это выпросить у ГПУ, чтобы парней моих просто уволили, но не посадили.
Что надо сделать, чтобы сделать закрытый “орден меченосцев” прозрачным? Открыть двери.
И мы их открыли для всех людей не из системы, которые желают здесь работать. Да, парламент изменил правила назначения в ГПУ для меня, а я изменил их для всех. Теперь на любую должность объявляется открытый конкурс, с тестом IQ и профессиональных знаний. Мы так заполнили сотни вакансий, и около 90% этих новых сотрудников пришли не из системы прокуратуры.
— А вы проходили эти тесты?
— Нет, не было времени. Хотя тест на IQ было бы интересно пройти. Но боюсь, компьютер не выдержит (смеется). Вернусь к реформированию. Накопление критической массы новых людей должно привести к эффекту травы, пробивающей асфальт. И новые люди пробьют остатки старой заскорузлой системы, для этого понадобится 2—3 года.
Следующим моим шагом было снятие ореола диктаторства с первого лица, формирование новой команды. Я привел сюда много новых людей, в том числе своих замов. Например, Евгению Енину 37 лет, и ранее он работал дипломатом. Он курирует международные связи. И, слава Богу, он позволяет себе меня критиковать, нет этой атмосферы типа “так точно, как скажете”. Первому заму Дмитрию Сторожуку 32 года, он в прошлом адвокат. Госпожа Анжела Стрижевская ранее была судьей. Что касается Юрия Столярчука, курирующего следствие, то мне не раз говорили, что, мол, его надо сменить, он из старых времен… Но я понимаю, что, во-первых, следствие из прокуратуры все равно со временем уйдет. Во-вторых, он очень работоспособный человек, буквально живет на работе, и прекрасный профессионал. Если говорить о военном прокуроре Анатолии Матиосе, то его, разумеется, есть за что критиковать, но больших и лучших результатов, чем он, не добивается ни один руководитель правоохранительной системы. Я искренне ему за это благодарен. Вот такой “набор” руководителей ГПУ, ни один из которых не молится на генпрокурора, ибо и он не безгрешен. Я — грешен и могу ошибаться!
Логичным шагом было лишение права любого руководителя ГПУ назначать и снимать сотрудников своим единоличным решением. Мы провели конференции, съезд и избрали органы самоуправления, как в европейских странах. С 1 мая я и другие руководители утратили диктаторские полномочия, теперь назначают на должности и снимают с них только избранные на съезде Совет прокуроров и Дисциплинарная комиссия. Я формально утверждаю решения, и счастлив. Представляете, сколько прекратилось разных звонков с просьбой того взять, а другого уволить! А с моим характером это приводит меня в… нехорошее состояние!
Важна и мотивация прокуроров. Они должны получать зарплату, позволяющую нормально жить. Мы сократили численность работников на 25% и увеличили зарплату в два раза. Молодой работник поначалу получает 12 тысяч гривен. Это, конечно, мало в переводе на доллары или евро, но в сравнении с зарплатами учителей или медиков — неплохо. Если прокурор работает давно, то получает примерно 20 тысяч, в центральном аппарате — 30 тысяч гривен. А высшее руководство в ГПУ получает около 80 тысяч. Но я считаю, что отрабатываю эти деньги, находясь тут 6 дней в неделю за полночь!
Кроме того, поскольку моя жена Ирина до избрания в парламент занималась бизнесом, а теперь это делает, вернувшись из АТО, мой сын, я могу себе позволить все премии (а они немалые) передавать для оказания помощи участникам антитеррористической операции. Особо афишировать этого не хочу, но скажу, что на Рождество Ирина одному парню-инвалиду, а я — другому, купили спортивные протезы, чтобы ребята могли не только жить, но и заниматься спортом. Сын Саша покупает разную технику в свою родную 55-ю бригаду… Но хватит об этом, благотворительность — это то, о чем публично не объявляют.
Скажу еще об одном важном моменте. Сейчас следствие и прокуроры, надзирающие за соблюдением законов, находятся в одном органе. Когда меня водили на 2-метровой цепи, и следователь, и прокурор уверяли, что это законно. Я на них даже не особо обижался, потому что понимал, что оба получили команду от своего единого начальника. Что сделать, чтобы эти структуры развести? Надо забрать следствие у прокуратуры, оставить только надзор за соблюдением законности, в том числе следователями Госбюро расследований, которому и передать функции следствия. Сейчас руководство ГБР назначено, надеюсь, за полгода они наберут персонал, мы примерно за два года закончим расследование старых дел (новые уже не имеем права возбуждать), и прокуроры будут только обеспечивать законность и представлять обвинение в суде. Это будет финальным ударом по старой системе.
— То есть основная часть реформы в ГПУ закончена?
— Реформы никогда не заканчиваются. Мы будем проводить переквалификацию персонала с учетом западных достижений, не забывая и об отечественной науке. Я подписал соглашения со всеми крупнейшими юридическими вузами страны и считаю, что их уровень не хуже любого вуза в Европе. Произойдет реформирование нашей Академии, там будут учить новых сотрудников и поднимать квалификацию уже работающих. Все, кто победил в конкурсе на должность, пройдут там кратковременное полугодичное обучение, как из простого юриста стать прокурором.
Хотелось бы также добиться того, чтобы из ведущих вузов страны к нам на практику направляли студентов бакалаврата на прохождение практики в качестве помощников прокуроров. У нас есть 2,5 тысячи административных прокуроров, которым нужны помощники. Потом такие помощники могли бы работать в прокуратуре без дополнительной переквалификации. Как у судей и их помощников. Но это решение зависит от парламента, даст ли он нам в штат 2,5 тысячи должностей, пусть на небольшие, но все же — оклады.
Следующий важный шаг — ввести электронный документооборот и электронное производство. Это не приведет к сокращению людей, но уведет нас от еще советской совершенно безумной лавины бумаг. Позволит экономить время. А также не забывайте, что иногда важные бумаги имеют свойство “теряться”. Спасибо парламенту:
были выделены деньги, мы закупили оборудование, чтобы стартовать в этом году, пока как эксперимент. А западные партнеры обещают нам помочь с управлением этой системой.
Есть у нас для движения реформ не только пряник, но и кнут. Была у меня поначалу иллюзия, что без этого можно обойтись. Достаточно попросить прокуроров написать декларации, потом сверить с образом жизни… Но, оказалось, не все так просто. Все разумно оформлено, не подкопаешься. Американский советник помог нам решить эту проблему, для чего мы создали карательный орган, Генеральную инспекцию внутри системы. И результаты у них впечатляющие, сотни понесли дисциплинарную ответственность за несоответствие образа жизни и декларации, выявлены десятки взяточников. Первую взятку, помню, в $200 тысяч, на горячем раскрыли прямо в этом здании.
А предметом моей особой гордости является то, что все чаще прокурор сам заявляет о попытке дать ему взятку. Первый случай, помню, молодой парень, уехавший из оккупированной части Луганской области, в чине лейтенанта, без квартиры и машины, не соблазнился взяткой, кажется, в $100 тысяч. Вот уже и руководитель САП заявил о попытке дать ему взятку судьями в Днепре, первый замглавы НАБУ работает с нами по делу о попытке подкупа… Наверное, это самый важный показатель того, что изменения происходят не только на бумаге, но и в головах.
— Если уже говорить о деньгах, можете глянуть, сколько их у вас сейчас с собой?
— Да с собой, по-моему, ничего нет, куда мне их тратить? Сейчас посмотрю в столе (забирает деньги из рабочего стола, пересчитывает, все больше мелкие купюры. — Авт.). Итого 215 гривен.
— Вы поиздержались (смеемся). Когда вы в бытность главой МВД были у нас в редакции, с собой имели даже фунты стерлингов после командировки в Великобританию…
— Да… Но вообще, в те времена я чаще ходил по улицам, вот и деньги нужны были. Сейчас мой распорядок дня таков: в 8 утра подъем, затем надо впустить орущего кота. Это мейн-кун, зовут Кузьмич, страшная зверюга, реальный хозяин всего, что у нас шевелится, он же бог, а мы его слуги… А вот собака наоборот, в том разница этих двух замечательных существ. Затем пью кофе и немного гуляю по участку с любимой собакой Черчиком (по паспорту он Черчилль, но я считаю, это не совсем адекватно по отношению к моему любимому политику, потому — Черчик или Черч). Вернулись — опять двойной эспрессо, бутерброд — и в машину.
Пока едем по пробкам минут 40—50, расписываю документы. Раньше психовал от потери времени, а потом нашел себе занятие, первую утреннюю почту смотрю в машине. По ходу звонки прокурорам, вопросы, указания, иногда — жесткие слова… По приезде в ГПУ — доклады заместителей, потом рабочие встречи, заканчивающиеся примерно в 22 часа. В том числе с народными депутатами, только за прошлый год я получил 16 000 запросов от них. Затем смотрю вечернюю почту и вновь звонки прокурорам, может быть и в полвторого ночи… Нечасто, но так бывает. Но чаще к часу ночи приезжаю домой, вновь гуляю с собакой, уже подольше. Затем полчаса на книги — и спать. Так что деньги за все это время вряд ли понадобятся. Свое питание оплачиваю на работе, но даже в столовую не спускаюсь, обедаю в соседнем кабинете, так как стараюсь в это время провести еще с кем-то встречу.
Хотя возвращаюсь домой поздно, но все же иногда раньше своей жены. Старший сын живет отдельно от нас, на Осокорках, младший — с нами, но времени на общение мало. Обычно только в субботу я могу расспросить его, как дела в институте. Хотя вообще-то суббота у меня тоже рабочий день. Пробовал работать и в воскресенье, но понял, что не выдержу, потому воскресенье всегда провожу дома. Иногда с сыновьями выходим в город, причем хожу без охраны, это принципиально.
— И где в Киеве можно встретить генпрокурора?
— Книжный рынок на Петровке. Еще люблю мексиканское кафе на Подоле. И — прогуляться по Владимирской горке, подышать воздухом…
— Много говорили о подарке, который сделал вам старший сын и который в эквиваленте равен примерно 5000 евро. Что это? Может, шуба, часы?
— Это поездка на отдых. Сын-бизнесмен заплатил, и мы всей семьей, в том числе с его женой, отдохнули 7 дней за рубежом. Ведь для меня отдых — это смена не только лиц, но и тем для разговоров. Если отдыхать в Украине, лица могут поменяться, темы — нет. Правда, и за рубежом, бывает, идешь по Милану, останавливается бусик, оттуда высовывается наш земляк и кричит что-то типа: “Пане Юрію, свободу не спинити!”…
На отдыхе. Юрий Луценко с супругой Ириной и детьми. Фото: из архива семьи Луценко
— Вы говорили о книжном рынке. Читаете бумажные книги?
— Да, я убежденный их сторонник. Старший сын читает электронные, а мне нужен запах бумажных. Читаю примерно 200 страниц в день, хотя в последнее время меньше. Прочитаю с десяток страниц, а сам начинаю думать уже о новостях, об уголовных делах, словом, о работе. Но заставляю себя читать, потому что чтение книг — это побег. Если читаешь в тюрьме — побег из тюрьмы. Сейчас — побег из той жесткой реальности, которой является правоохранительная система. Я хочу оставаться человеком. Помню, каким потрясением для меня было прочтение в 2005 году книги Уильяма Голдинга “Повелитель мух”. Как-то раньше я ее пропустил, но в тот момент, когда я был главой МВД, это было просто в точку! В детстве меня так же поразила книга Анатолия Приставкина “Ночевала тучка золотая”. Я даже впоследствии ввел ее в обязательную программу для курсантов Академии МВД, чтобы у молодых людей и следа ксенофобских идей не было. О книгах, прочитанных в тюрьме, говорить не буду, их было свыше 300, а вот совсем недавно прочел, без сомнения, великую книгу “Я исповедуюсь” каталонца Жауме Кабре.
— А сами не пытались писать художественные вещи?
— Нет. Мысли такие были, но каждый должен заниматься своим делом. Да и времени мало… Но с писателями люблю общаться, дружу с Юрием Андруховичем, встречаюсь с Оксаной Забужко, с Тарасом Прохасько… Считаю их главными фигурами в современной украинской литературе. Знаком с Андреем Курковым, общаюсь с украинскими издателями Иваном Малковичем и Александром Красовицким, многими деятелями нашей культуры, например, Адой Роговцевой и другими. Поскольку времени мало, стараюсь встречаться с деятелями культуры здесь, в этих стенах. Позволяю себе иногда такие небольшие “витаминки” в жесткой повседневности. Вот так встретился со скульптором Олегом Пинчуком. Но после этого оказалось, что я должен помочь построить памятник борцам за свободу и независимость в образе казака на коне в городе Дубно. А это шестиметровый монумент на четырехметровой скале… Но мы его открыли и, считаю, это был хороший праздник для города.
— А с обычными людьми встречаетесь?
— Да. У меня есть программа, которую я назвал “Народная справедливость”. Это когда я закрываю незаконно возбужденные дела. Одним из первых таких дел была кража в Виннице целой железной дороги, узкоколейки. Она вела к сахарному заводу, была заброшена и украдена, рельсы пошли в металлолом. А полиция, не желая искать истинных виновников, обвинила во всем старика-обходчика, который подобрал валявшийся железный костыль. И ему объявили подозрение, грозившее 8 годами тюрьмы. Я пригласил этого старика к себе, он, наверное, думал, что тут его генпрокурор и расстреляет! А я ему объявил, что он ни в чем не виноват, дело закрыто, он свободен. Он не сразу поверил, но когда уже пошел к двери, обернулся и сказал: “А у меня еще с субсидией проблемы…”
— Наш человек!
— Другой случай, в Одессе. Парень, офисный работник, гулял с девушкой. На них напали хулиганы, стали избивать, применять насилие к девушке. Тогда парень достал канцелярский ножик и попытался отбиться. Попал нападавшему в паховую вену, и тот умер, истек кровью. Там явная самооборона, а парня обвинили по 115 статье УК — убийство. Провели экспертизы, разобрались. Тоже пригласил я его, объявил, что дело закрыто, принес извинения от имени службы. Спросил его, где ныне работает. Ответил, что после ЧП его из офиса уволили. А сейчас работает… в похоронном бюро! Что скажешь, Одесса…
И подобных дел у меня уже тысячи. В первую очередь, дела против участников АТО, допустивших нарушения, но в особых условиях. Защитники Отечества, считаю, заслуживают снисхождения, даже если действовали не всегда смело и самоотверженно. Стараюсь больше обращать внимание прокуроров на простых людей, требующих защиты. Зачем я этим занимаюсь? Я ведь человек со стороны, как уже говорил, пришел сюда сломать старую прогнившую карательную систему. Эту задачу, считаю, выполнил. Второй задачей было впустить в эти двери справедливость, которой тут отродясь не было. Законность была, в большей или меньшей степени. Но то, что законно, не всегда справедливо, и наоборот. Скажу так: справедливость уже зашла в эти коридоры, но пока здесь не правит. Моя задача: сделать так, чтобы и закон, и справедливость торжествовали. Думаю, многое на этом пути, чего не было до меня, удалось сделать.
Мейн-кун. Кот Кузьмич. Фото: из архива семьи Луценко
Черчилль. Дома зовут Черчик. Фото: из архива семьи Луценко
— Не станут ли достижения в ГПУ стартом для еще более крутого продолжения политической карьеры?
— Есть еще задачи в ГПУ. Нужно добиваться справедливости в делах Майдана — а там 80% расследования закончено, 280 исполнителей насилия в судах, беглецы среднего звена и организаторы пойдут в этом году по делам в заочном рассмотрении тоже в судах.
Остается такой сегмент, как госпредприятия. Назначение туда своего человека через доступ к власти означает десятки миллионов долларов в месяц. У нас на сегодня 3500 госпредприятий. 1700 вообще не работают, остальные 1800 принесли общий убыток стране 82 миллиарда гривен. Поляки в свое время имели 6000 госпредприятий. Продали их, заработали 45 миллиардов евро, теперь все предприятия платят налоги и имеют прибыль. Да, есть некие “столпы” экономики, которые нельзя приватизировать, но все остальное нужно! Продажа госсектора, чтобы его сделать эффективным и не зависящим от коррумпированного чиновничества — один из главных вопросов.
Следующий вопрос — недра Украины, тоже источник коррупции. Надо проводить открытые аукционы, куда может прийти любой бизнесмен и купить право на ту или иную разработку.
И третий путь по преодолению коррупции и пополнению госказны — улучшение работы таможни. Сегодня все еще до 30% необходимых платежей не поступают в бюджет. Нужны электронные сканеры, сверка с соседними государствами тоже в электронном режиме.
Итого три огромные задачи: остановить коррупцию в высших эшелонах власти через прозрачную приватизацию, поставить заслон коррупции олигархической через честные, прозрачные торги и прекратить таможенно-контрабандистские схемы. У меня таких пунктов десять, но если мы сделаем эти три, бюджет Украины увеличится больше, чем на деньги, конфискованные у преступной группы Януковича.
Отвечая на ваш вопрос, скажу, что хочу продолжать набранный темп противодействия коррупционерам, вместе с парламентом сделать шаги по ликвидации источников коррупции, хотя бы трех, а уже потом буду принимать решение о планах. Я понимаю, что вы хотите от меня услышать, но не могу этого сейчас сказать. Потому что подчиненные будут работать в полную силу лишь тогда, когда уверены в стабильности своего руководства. Сейчас все мои силы и перспективы связываю с эффективной работой в Генпрокуратуре.
