Интервью Святослава Пискуна – советника Генерального прокурора
13.08.2020
Святослав Пискун трижды возглавлял Генеральную прокуратуру Украины – в не самые простые для страны годы. Под его началом ГПУ расследовала убийство Георгия Гонгадзе и «кассетный сандал», отравление Виктора Ющенко и газовые дела Юлии Тимошенко, а также обстоятельства приватизации «Криворожстали». К приватизационным процессам бывший генпрокурор неравнодушен и сейчас – в интервью LB.ua он несколько раз возвращается к теме, утверждая, что прокуратуре необходимо вернуть функции надзора, в том числе для того, чтобы отменить то, что было приватизировано за «три копейки». И это не просто досужие размышления «бывшего» – 30 июля генеральный прокурор Ирина Венедиктова назначала Святослава Пискуна своим внештатным советником, уполномочив наработать законодательную базу для усиления возможностей прокуратуры. Какие? Например, по мнению Пискуна, для получения разрешения на «прослушку» правоохранителям вовсе необязательно идти в суд – достаточно будет решения прокурора…
О том, какие еще изменения стоит принять, чтобы “через полгода половина преступников страны оказалась в тюрьме”, о громких делах прошлого (от “самострела Кравченко” до коррупции в ГПУ), собственном “послужном списке”, французской недвижимости, экстрасенсорных способностях и планах на будущее – в интервью Святослава Пискуна LB.ua.
“Пугал, что приду. Меня нужно бояться”
Соня Кошкина: Это ваше первое интервью в новом статусе – советника Ирины Венедиктовой. Как вас опять занесло в Генпрокуратуру, рассказывайте?
Не попутным ветром 100%. Ветер был противоречивый. У меня были сложные отношения со всеми генеральными прокурорами – до и после меня.
С.К.: Конечно, вы же считаете, что лучшим Генпрокурором эвер были вы.
Нет. Я так не считаю, но точно был не хуже других. А если брать статистические показатели, то они у нас были самые лучшие. Но это не дает основания хвастаться. Потому что преступность в стране растет, а не уменьшается, значит и мы где-то не доработали.
…Как занесло? Каждый раз, когда назначают нового генерального прокурора, когда стихают аплодисменты, цветы вручены, дарственные надписи сделаны, один хозяин кабинета сменяется другим, я записываюсь на прием к генеральному прокурору Украины…
Значит, я записываюсь на прием, если меня зовут – прихожу. Например, я записался к этому «свободовцу» (Олег Махницкий – генеральный прокурор, назначен после Революции Достоинства – LB.ua).
С.К.: Изначально вы об «этом свободовце» весьма уважительно отзывались.
Я к нему записался, но Махницкий меня ни разу не принял. После него был Ярема – он принял. Мы поговорили, обменялись сувенирчиками, чисто символическими, и я ему предложил свою помощь в организации работы Генеральной прокуратуры. Он мне сказал: «Дякую, якщо буде треба, я вам зателефоную». Но не позвонил. Выходя из его кабинета, я сказал, что Ярема долго не просидит. Хоп – и его не стало. После Яремы пришел Шокин. С ним мне не нужно было знакомиться – он же у меня дважды был заместителем. У нас хорошие приятельские отношения. Мы с ним созванивались, у него работал Гузырь, который сейчас мой зам в Союзе юристов. У нас вообще не было вопросов.
Кстати, при Шокине прокуратура более менее работала. Но после Шокина пришел Луценко. Я считаю, что Юрию Витальевичу не нужно было возглавлять Генеральную прокуратуру.
С.К.: Я спрашивала о Венедиктовой.
Мы сейчас подойдем к Венедиктовой. Я считаю это (генпрокурорство Луценко – LB.ua) большой политической ошибкой. Потому что у Юрия Витальевича есть все задатки быть лидером партии. Большой национальной партии. Он мог спокойно быть спикером парламента. А нет, он картавит – спикером нельзя. Хотя Парубий тоже картавит.
Но Луценко мог возглавлять большую фракцию. И как государственный деятель он мог бы принести больше пользы Украине, чем генеральный прокурор без юридического образования, еще и с отсидкой.
Олег Базар: Отсидка – важно для прокурорского состава?
Молодец! (аплодирует – LB.ua). Вы ж понимаете, что человек, который был осужден, априори…
О.Б.: У него были политические преследования.
Где написано? Есть решение суда – там написано про политику? Оно кем-то отменено? Что вы балуетесь?
С.К.: Луценко выиграл дело в ЕСПЧ.
Я тоже могу выиграть. Наши следователи во время следствия постоянно производят ошибки, которые в ЕСПЧ считаются нарушениями. А у нас это воспринимается как герой Украины. Все. Ок. Решили.
Я ничего не имею против Юры, я его хорошо знаю. Мы в более менее нормальных отношениях. Я, будучи генеральным прокурором, с ним работал, когда он был министром. Мы ели из одной чашки. Что я имею против Юры? Я же для пользы государства говорю, что [генпрокурором] должен быть юрист, вашу мать! Все, точка. Он должен знать, что такое уголовное дело, обыск, что такое труп, как он расчленяется, как режется, куда он складывается, куда его вести после обследования.
С Юрой у нас вражеских отношений не было. Потом пришел Рябошапка.
Я с ним встретился на канале «1+1» у Коломойского. Они, помните, пришли втроем представляться? Рябошапка, первый зам и Чумак. Это была презентация программы генерального прокурора Украины. Меня пригласили как эксперта. Я подхожу к нему. А Касько меня хорошо знал – я брал его на работу. Касько говорит: “Познакомьтесь, это Святослав Михайлович, я его уважаю, он брал меня на работу. У нас есть отношения. Очень приятно”. Я Рябошапке сказал: “Давайте договоримся, когда у вас будет время, я понимаю, что вы занятой человек, а теперь будете еще более занятой, я сам переживал это не раз – трижды. Вы мне позвоните, я к вам приеду. Но если вы на протяжении недели не позвоните мне, я в понедельник сам перезвоню, напомню о себе”. Мы ударили по рукам.
Я говорю ему: “Рябошапка, скажи, пожалуйста, сколько у тебя есть прокуроров, на которых ты можешь положиться и которые могут возглавить органы прокуратуры в течение двух недель?”. “Их надо найти”, – сказал. А ему: ”Вот видишь, тебе надо найти, а у меня есть дискетка, а на ней 5 тысяч людей”.
О.Б.: “Дискетка”? Сейчас даже компьютеров нет, которые ее считают.
С.К.: Прошу прощения, но ее даже вставить некуда.
Ну, у меня дискетка, извините. Мне уже немало лет.
О. Б.: Вам бы носитель поменять.
Я перепишу.
Ну, в общем, Рябошапка меня не позвал. И так же закончил. Развалился.
Через неделю после назначения я пришел к Венедиктовой. Как положено. Как делал во всеми (генпрокурорами – LB.ua). Она меня приняла, мы с ней поговорили, я ее поздравил с назначением. Сказал: “Если буду нужен, дайте мне знать. Я приеду и помогу. У меня нет амбиций стать генеральным прокурором”.
С.К.: Врете же!. Вы несколько раз говорили, что хотите стать генеральным прокурором.
О.Б.: В 2015 году говорили, что это произойдёт после смены власти.
Так власть не изменилась. Изменилась?
О.Б.: С 2015 года – изменилась.
(Смеется – LB.ua)
О.Б.: И вот еще: совсем недавно, комментируя ночное голосование за землю, вы говорили: “Делать надо все законно. А то когда я вернусь, мне придется всех вас сажать”.
Вернусь кем?
С.К.: “Амбиции у меня, конечно, есть. При новой власти буду генеральным прокурором”.
Ну, конечно, я их пугал. Пугал, что приду. И меня нужно бояться.
О.Б.: Почему вас надо бояться?
Я с рогами.
Но я все-таки закончу: у меня нет амбиций стать генеральным прокурором. Я сказал Венедиктовой: “У вас нет оснований подозревать меня в том, что я буду вас подсиживать. Я делать этого не буду. Я хочу помочь”. Она сказала, что позвонит. И все. Прошли месяцы. Звонит мне ее помощник: “Святослав Михайлович, мы отслеживаем ваши выступления по телевидению, вы нигде ничего плохого не сказали про Венедиктову. Всех хаете, а нас не трогаете. С чем это связано?”.
С.К.: С тем, что вы хотите вернуться в структуру?
Я сказал по-другому. Я не такой прямолинейный, как вы. Сказал, что пока не понимаю, что она делает.
С.К.: Тоже правильно.
А он говорит: “Если госпожа Венедиктова пригласит, вы придете?” “Да, – говорю. – Но не сам, с исполкомом Союза юристов. Так можно сделать?”. Он сказал, что доложит. Прошла неделя, снова звонит помощник с вопросом: “Какой вопрос вы хотите поднять на встрече с генеральным прокурором Украины”? Я сказал, что хочу поднять вопрос изменений к УПК и судоустройства государства. Потому что дальше так продолжаться не может – государство летит в пропасть: 5 миллионов открытых уголовных производств! Тюрьмы распродают, суды не судят. Из 5 тысяч судей осталось 4, а должно быть 10 тысяч. Каждый день суд остается без 200-300 человек. Когда рушится правоохранительная система, рушится все – в государстве зарождается революция. Как только человек начинает чувствовать себя беззащитным и теряет надежду на справедливость – он больше не верит власти.
В общем, они меня спросили, есть ли у меня предложения. Я сказал, что не просто есть, у нас сделан анализ за пять лет. Мы готовы предоставить сравнительную таблицу изменений в законодательство – только голосуй. Где будет усилена роль генерального прокурора, начальника следственного подразделения и суда Украины.
С.К.: А причем здесь генеральный прокурор? Это – вопрос профильного комитета.
Правильно. Молодец, Соня. Когда Венедиктова была председателем профильного комитета, она меня лично дважды приглашала на заседания с нашими докладами. Самое смешное, что я на них не ходил – посылал своих заместителей Катерину Коваль и Владимира Гузыря.
С.К.: Почему? Посчитали, что не ваш уровень?
Просто не пошел, чтобы не умничать там.
С.К.: Хорошо. Так как вы попали к Венедиктовой?
Мне позвонили и сказали, что она готова провести совещание по моим предложениям. Я беру свой совет, она берет своих заместителей.
Собрание было в зале коллегии. Она сказала присутствующим, что встреча пройдет с председателем Союза юристов Украины, который принес свои предложения, связанные с изменениями работы органов прокуратуры, суда, их усовершенствования. Я пригласил судей Верховного Суда, бывших председателей Верховного Суда, адвокатов, приехал замминистра Геращенко со своим помощником, представителей юридической науки. Когда она увидела, сколько пришло людей, была удивлена. Вся юридическая элита страны сидит у нее за столом.
С.К.: И всех привел Святослав Михайлович, конечно.
Да. Она поблагодарила, сказала, что тронута. Разговор был где-то 4 с половиной часа. Она написала благодарственное письмо, поблагодарила, сказала, что прочла документы, показала Монастырскому, депутаты поддержали, все классно, что в сентябре будут голосовать.
После этого мы с ней встретились. Она спросила: “Как вы смотрите на то, чтобы пойти ко мне советником?” Я сказал: “С удовольствием”. Она сказала, что в Офисе генерального прокурора есть патронатная группа, и я буду членом этой патронатной группы на общественных началах. Без каких-либо обязательств. Если нужен совет, подготовка изменений в законодательство, подготовка круглых столов.
С.К.: Правильно ли я понимаю, что в новой ипостаси вы сосредоточитесь на изменениях в КПК?
КПК. И я буду работать с депутатами Верховного Совета, чтобы наши инициативы были проголосованы.
О.Б.: А можно подробнее о ваших инициативах?
Первое – мы считаем, что…
С.К.: Мы – это Ассоциация юристов?
Да. Мы считаем, что роль генерального прокурора без социальных элементов защиты и каких-то экономических прав государства и людей не имеют смысла.
О.Б.: Предлагаете вернуть контрольные функции?
Нет. Многие это называют общим надзором, а мы это называем нагляд за дотримуваннямсоціальних, економічних і інших прав громадян і держави. Например, кто сегодня должен защитить инвалида? Или беременную женщину, которую уволили с работы? Что ей делать?
О.Б.: В суд идти.
Суд рассмотрит ее дело, когда ее новорожденный ребенок в школу пойдет.
А так она к прокурору пошла, заявление написала. Прокурор вынес предписание, директора оштрафовали, выплатили ей прогул, зарплату, и человек работает.
О.Б.: В свое время прокуратуру этого надзора лишили, чтобы убрать коррупционную составляющую – у прокурора был доступ ко всему.
Только у прокурора, вы считаете? А у милиции не было? У администрации президента не было?
О.Б.: Хорошо. Первое – вернуть общий надзор. Второе?
Нет.
О.Б.: А что это если не общий надзор?
Вернуть функции защиты граждан и государства. Отдельные функции. Этими функциями защиты обладает все прокуратуры Европы и Америки.
С.К.: Беременная женщина, которую уволили в Штатах, пойдет не суд, а в прокуратуру.
Она идет в прокуратуру. Суд ей по барабану. Ее защитит прокурор. Точно так же в Германии.
С.К.: Второе?
Второе: если даже собирается незаконный митинг, прокурор выносит решение, законен он или нет, как в Европе. В Европе прокурор города Франкфурта на Майне запретил недавно митинг – полиция его разогнала. Прокурор должен надзирать за законностью в стране, на то он и прокурор.
Почему развелась коррупция? Потому что вместо того, чтобы ловить коррупционеров, отдали право решать исполнительной власти. А исполнительная власть – это бюджет, это и есть коррупция. Красть из бюджета легче всего.
О.Б.: Для этого есть НАБУ.
Что вы говорите? Когда НАБУ появилось? Сколько лет? Что они, доросли? А мы херачили без НАБУ, без САПа 300 приговоров по коррупции каждый год.
С.К.: У вас достаточно политического веса для того, чтобы работать с депутатами по принятию ваших правок в законодательство?
Да.
С.К.: То есть общий язык найти сможете?
После моего назначения советником со мной встретились уже семь народных депутатов из «Слуги народа». Сами.
С.К.: Но кроме «Слуги народа» есть еще ОПЗЖ, «Батькивщина».
У «Слуги народа» большинство, зачем мне искать еще кого-то?
С.К.: Спорный тезис. Весьма спорный.
Мы встретились, я им все рассказал, им всем понравилось. Многие еще в отпуске.
С.К.: Допустим с депутатами “СН” диалог удалось наладить, а как с Офисом президента? Судя по последнему интервью, советник главы ОП господин Подоляк не очень доволен вашим назначением. Назвал вас “кадровой ошибкой” Венедиктовой.
Если бы Подоляк сказал, например, что госпожа Венедиктова должна развестись с мужем, она должна развестись? Кто такой Подоляк, что он оценивает работу генерального прокурора? Между прочим, это давление на генерального прокурора. Подоляк может пойти в суд. Если Пискун подаст, он пойдет в суд. Вообще, бред.
А ничего, что Подоляк сказал, что президент Зеленский поставил на место Авакова? (Михаил Подоляк заявлял, что министр внутренних дел Украины Арсен Аваков “иногда слишком очевидно пытался перетянуть на себя функции президента, но Владимир Зеленский, по его словам, смог урегулировать эту ситуацию – LB.ua). А вы уверены, что был такой разговор?
“Капец незаконной приватизации!”
О.Б.: Пока вы не стали советником Венедиктовой, вы весьма нелицеприятно отзывались о новой власти. Называли их “мелкими зелеными человечками”. О голосовании про землю я уже вспоминал: «Тишком- нишком роблять погане, але тишком-нишком».
Да, ну и что?
О.Б.: А потом идете и говорите: “У меня есть предложения, давайте голосовать”.
Я не к ним иду.
О.Б.: Так «Слуги народа» же и голосуют.
С.К.: И к тому же Венедиктова – разве не “они”?
А вы читали ее заявление по поводу меня? Что Пискун “служил не президентам, а Украине”.
С.К.: Вы были с ней знакомы раньше?
Нет.
С.К.: То есть познакомились после того, как она стала генеральным прокурором.
Мне все равно, какой она человек. Мне нравится то, что она делает по отношению к моим предложениям. Что мне от нее надо? Ну что вы такие? И ей больше от меня ничего не надо.
О.Б.: Но при этом Луценко, по вашим словам, был не на своем месте, поскольку не из “прокурорской корпорации”, и она его не воспринимала.
Хотите сказать генеральный прокурор Барр в США (Уильям Барр – LB.ua), который во второй раз стал генеральным прокурором, из корпорации? Я его лично знаю.
С.К.: При чем тут Барр? Мы о нашей стране и наших реалиях.
О.Б.: Вы же только что говорили, что Луценко не надо было становится генеральным прокурором, потому что нет опыта, он не понимает в трупах, расчлененке.
Правильно. Не юрист, нет опыта.
О.Б.: Венедиктова понимает в расчлененке, арестах?
Да.
С.К.: Но она – профессор университета!
Посмотрите ее биографию, она в милиции работала следователем (по данным СМИ, Венедиктова – капитан милиции – LB.ua). У нее были трупы, расчлененка.
О.Б.: То есть она в этом понимает?
Понимает. Я же с ней общался.
С.К.: После реформы Офис Генпрокурора представляет собой несколько иное образование, чем та структура, которую вы в свое время возглавляли. И вы даже не скрываете, что хотите вернуть былые полномочия.
Сейчас скажу. Одно из предложений, которое очень всем понравилось, – это предложение вернуть право протеста генерального прокурора и председателя Верховного Суда на ранее вступившее в законную силу решение. Что дает? Капец незаконной приватизации.
О.Б.: Но есть же срок давности.
Какой?
О.Б.: 10 лет.
Это по убийствам срок давности. Вновь открывшиеся обстоятельства, протест, и до свидания. Невыполнение социальных условий при приватизации комбината – это вновь открывшиеся обстоятельства. Через 10 лет отменили приватизацию какой-нибудь “…стали”. Что будет делать руководство? Вешаться? Стреляться?
О.Б.: Генеральная прокуратура – главный орган этой страны.
А Верховный Суд – нет? Вы не услышали, что глава Верховного Суда тоже будет иметь право протеста?
О.Б.: В другой мере, все-таки. Дело еще должно дойти до Верховного Суда.
Да нет. он сам это увидит.
О.Б.: Но ведь генеральный прокурор может просто по факту открыть дело.
И что тут плохого?
С.К.: Учитывая тот беспредел и крепкую связку, в которой работает прокуратура и суды, плохого много. Взять хотя бы публикацию пленок, на которых руководство Офиса генерального прокурора пыталось сорвать обыски в ОАСКе.
Ребята, вы должны понять, что у вас атрофированное восприятие действительности. Вы действительно не понимаете, о чем идет речь. Сегодня в Украине приняты миллионы незаконных решений за деньги, за большие деньги – отмазаны от ответственности воры, убийцы, коррупционеры миллиардных бабок, приватизаторы за три копейки того, что надо было приватизировать за огромные деньги. И люди, которым пообещали, что будут закрыты социальные вопросы, построены дом)а, что будут большие зарплаты, выкинуты. Люди пишут до сегодняшнего дня про незаконную приватизацию комбината «Ятрань», который делал пиво в Донецке. До сегодняшнего дня.
С.К.: Мы ж не отрицаем массового беззакония в стране.
Мы поставим условия: или отменяем приватизацию, или они выполняют социальные гарантии.
С.К.: Что вы вцепились в эту приватизацию? Даже подозрительно.
Просто люди сильно жалуются. Сколько рейдерства сейчас, ты себе даже не представляешь.
О.Б.: С тех времен, когда вы были генпрокурором, действительно, многое поменялось. Появилось ГБР, которому прокуратура отдала следствие. Появилось НАБУ, САП. Что вы предлагаете? Поломать все и вернуть к образцу какого года?
Не. А что? Они нам не мешают.
О.Б.: Не мешают?
Нет. Наоборот. Я сказал, что надо усилить НАБУ, усилить ГБР, дать ему больше полномочий, НАБУ дать больше полномочий – слежки, просушки, проникновения в жилье санкцией прокурора. Не надо идти в суд.
О.Б.: Прослушка и обыски – санкция прокурора? Прекрасно!
Можно и там, и там. Можно раз там, раз там.
С.К.: Я даже не знаю, как это комментировать.
А вы думаете, как раньше было?
С.К.: Раньше мы жили в другой стране.
А сейчас, думаете, как?
О.Б.: Сейчас следственный судья…
Вы что, смеетесь? Подписывает прокурор, руководитель процесса. А потом идут в суд.
О.Б.: Вы предлагаете утверждать прослушку только решением прокурора?
С.К. В ручном режиме.
Кому не понравится – пусть идут в суд.
С.К.: Так человек даже может не знать о таком решении. Как он в суд пойдет?
Я говорю, что это может быть по решению прокурора. Хотят суд – пусть будет суд.
О.Б.: Но это полностью разрушает действующую систему. Да, она не идеальна, в ней много беспредела. Но прослушка за подписью прокурора означает, что если раньше поставить человека на прослушку стоило несколько тысяч долларов, сейчас это будет стоить 50 долларов. Это сможет сделать любой прокурор.
У вас гипертрофированное понятие работы правоохранительной системы. Если прокурор подписывает прослушку за взятку, словить его в 50 раз легче, чем судью.
О.Б.: Ну да. У него нет неприкосновенности.
Вот и все. Это – раз. Второе – над ним есть 10 начальников, которые тут же его вычисляют. А судью хрен вычислишь, пока дело не дойдет до большого суда.
Если вы хотите серьезных разговоров, я могу вам посвятить хоть месяц. Но поверьте, я как никто глубоко знаю эту систему. Выучил прокуратуру как никто.
О.Б.: Никто в этом не сомневается.
Вы должны знать, что прокурора словить в 100 раз легче, чем судью. НАБУ было создано, чтобы ловить прокурора, а не судью. Когда станет понятно, что судья – коррупционер?
О.Б.: Когда по нему будет решение суда?
Когда будет решение Верховного Суда. Когда вы идете в суд, судья дает санкцию, судит, судит, другой отменяет, третий. И тут Верховный Суд: “Ах, что это было? Все отменить”. Приходит НАБУ, а прошло уже 3,5 года. Первый судья уже в Майями.
“От командиров до самых простых людей все нарушают закон. Как может жить страна, где все нарушают закон?”
.О.Б.: Давайте вернемся в реформе. В сентябре 2019 года был запущен очередной этап реформы прокуратуры.
Бред чистой воды.
О.Б. Вы его не поддерживаете?
Вообще. Это была не реформа. Реформа – это когда ты знаешь, как устроен двигатель внутреннего сгорания, меняешь какую-то деталь, чтобы усовершенствовать его, и работает. А когда ты не знаешь, что такое двигатель, берешь кувалду и все разбил.
О.Б.: Реформа состояла в нескольких вещах: сократить региональные прокуратуры, ликвидировать Военную прокуратуру, переназвать Генпрокуратуру в Офис генерального прокурора и сделать переаттестацию.
Суть той реформы была в том, чтобы уволить всех прокуроров, которые не собирались служить господину Рябошапке и его заместителям.
О.Б.: Вряд ли у него было представление о количестве прокуроров.
Извиняюсь, давайте не будем сейчас про Рябошапку и представление, которое он имел. Суть была в одном: набрать своих, которые бы выполняли его, как руководителя прокуратуры, указания. Потому что до того времени, как он пришел, прокуратура фактически уже была “заражена” сотрудниками милиции. Неконтролируема. Прокуроров там уже не было.
О.Б.: На каком уровне?
На всех. Первое, что сделал Луценко, – убрал профессиональных прокуроров, которые там оставались. Он не дурак. Понимал, что не сможет управлять прокуратурой. И по закону, который принял Луценко, решать вопрос, кто будет прокурором, будет комиссия, где из 10 человек – три журналиста и два адвоката.
О.Б.: Не журналисты, а общественные активисты, представители международных организаций.
Есть разница?
О.Б: Не принципиальная, но, наверное, есть. Сейчас Венедиктова сделала так, что из семи членов комиссии четверо – прокуроры. Это что-то меняет?
И что? Я считаю, что это неправильно.
О.Б.: А как правильно?
Правильно? Квалификационная комиссия при генеральном прокуроре и один руководитель, которые совместно решают, кто будет/не будет работать. Если человек принимается и увольняется на работу советом прокуроров, у него совсем другое понятие ответственности. Ему достаточно иметь хорошие отношения с членами совета прокуроров, и пофиг вообще, что происходит.
О.Б.: Прокурорское самоуправление вам тоже не нравится?
Мне нравится Высшая квалификационная комиссия генеральной прокуратуры, в которую входят журналисты, активисты, прокуроры, судьи. А вообще мне понравилось то, что мы написали: Высший совет правосудия, который оценивает работу судей, должен оценивать и работу прокуроров.
Засiдання Вищої ради правосуддя
О.Б.: Всех 8 тысяч?
10 тысяч судей можно, а 8 тысяч прокуроров нельзя? Или вы думаете, что там каждый день кого-то ловят?
О.Б.: Нет, конечно.
Это идеальная система. Высший совет правосудия, где есть представители президента, судей, прокуроров и общественности, объективен. Судей могут привлекать к ответственности, а прокуроров нет? Мы предложили, и Венедиктовой понравилось. Она сказала: “Точно примем. Зачем мне этим заниматься? Я отправила в Высший совет правосудия – хотят, пусть оставляют, хотят – увольняют”.
О.Б.: По факту какого-то правонарушения?
Да.
О.Б.: И всеобщую переаттестацию проводить не нужно?
Конечно. Давайте завтра проведем переаттестацию всех хирургов в Украине.
С.К.: Реформа уже частично состоялась. Вам не удастся повернуть все вспять. Давайте исходить из того, что есть.
О.Б.: Около двух тысяч людей были уволены. Что сейчас происходит?
Поданы 600 исков. Все восстановятся.
О.Б.: Или получат компенсацию.
2,5 миллиарда потеряно. А теперь, когда все прокуроры, выиграют суды, они подадут другие иски – регрессные. Про получение компенсации лично от генерального прокурора.
О.Б.: Не от государства, а от генерального прокурора?
Регрессный. Потому что он это организовал. А он – к депутатам, которые приняли этот закон. Вот, кто будет платить.
С.К. Депутаты, допустим, не будут.
В нынешней ситуации правовой нигилизм – это приговор не Порошенко, это приговор Украине.
С.К.: При чем тут Порошенко?
Ну, помнишь, Зеленский говорил Порошенко: “Я – твой приговор”. А приговора нет. Есть нигилизм. Что такое правовой нигилизм ? От командиров до самых простых людей все нарушают закон. Как может жить страна, где все нарушают закон?
О.Б.: Как-то живет.
“Как-то” – очень меткое слово.
С.К.: Офис генпрокурора работает сегодня в плотной связке с ДБР, у которого нет легитимного руководства. У одного заместителя – конфликт интересов, другой – на момент ухода Венедиктовой был в отпуске. Конкурс не проводится. При этом связь с прокуратурой очень плотная. Вы не считаете эту ситуацию проблемной?
Она очень проблемная.
С.К.: Но генпрокурора, видимо, устраивает. Это ее люди, которых она привела с собой.
Не то чтобы устраивает. Ей нужно ГБР. Нужен помощник. Она не ведет следствие, а спрашивают-то с нее. Результатов нет. А вас не тревожит, что в стране уже год нет председателя Высшей квалификационной комиссии судей?
С.К.: Там вообще смешная ситуация.
Вас это не смущает? Судей никто не выбирает, не назначает.
О.Б.: Все мы видим, какая ситуация с судьями. Никто не говорит, что это нормально.
Оно одно за другим лезет. А было бы у Венедиктовой право защищать социальные права граждан, она бы внесла президенту или главе Верховной Рады представление, что не назначен глава Высшей квалификационной комиссии судей, поэтому судопроизводство в стране невозможно.
О.Б.: Все, о чем вы говорите, ложится в логику президента. Владимир Александрович, когда пришел к власти, хотел быстрых результатов. Но при нашем КПК, системе права достичь быстрых результатов невозможно. Суды могут длиться годами, следствие еще дольше. А то, что вы предлагаете, – это быстрые решения.
Браво! Через полгода половина преступников страны будет сидеть в тюрьме. Те, которые воровали.
О.Б.: Законно ли они будут сидеть? Или только потому что Владимир Александрович, условно, позвонит Баканову “по поводу этого черта”.
«Позвоню Баканову» – уже нарушение закона. У нас что, заканчивается жизнь через четыре года? Вы в Украине себя не видите?
О.Б.: Я вижу. Как вы – не знаю.
Я тоже вижу. Поэтому мы будем бороться за эту страну.
С.К.: Когда главой Офиса генерального прокурора назначили Ирину Венедиктову, многие связывали это с желанием посадить Порошенко.
Возможно.
С.К.: Возможно? Думаете, для этого есть правовые основания?
Очень тяжело в этой стране сегодня кого-то посадить.
О.Б.: И не только сегодня.
И раньше.
С.К.: Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы! Конкретно – дело Порошенко.
Дело Порошенко мне вообще неинтересно. Я не люблю обсуждать конкретные дела, не прочитав их. Вы его читали?
С.К.: Читала подозрение, которое было опубликовано.
Я, честно говоря, даже подозрение не прочитал. Я должен анализировать материалы и дела, а не читать бумаги, которые общедоступны. Так я выводы не делаю. Судья же не судит по подозрению – читает все дело.
Что касается посадить или не посадить Порошенко, это ж не Венедиктова решает. В конце-концов, это решает Верховный Суд Украины. Спросите у председателя Верховного Суда, Данишевская готова посадить Порошенко? Она скажет: “Как коллегия решит, так и будет”.
О.Б.: Давайте я по-другому задам вопрос. Вы бы под какое-то конкретное задание стали генеральным прокурором?
Под «посадить Порошенко»?
О.Б.: 2020-й год, есть вакансия на генерального прокурора, но одно пожелание – Петр Алексеевич должен сесть.
Я же очень умный для того, чтобы соглашаться на такую дурость. Когда-то один президент, не буду называть фамилию, дал мне список людей, с которыми надо “поработать”.
С.К.: Ющенко, что уж скрывать. Кто в нем был, кроме Юлии Владимировны?
Там было 20 с чем-то человек.
С.К.: Назовите фамилии. Столько лет прошло.
Разные фамилии, я не помню. А в конце был Ян Табачник, музыкант. Сидим мы на совещании, а советник Ющенко говорит, мол, с людьми из списка нужно разобраться, это враги государства. А я говорю: “Можно начать с Табачника?” Все так удивились. “Понимаете, таких, как он, рождаются один на 300 миллионов. Представляете, как евреи мира за нас возьмутся?” – продолжил. Все поняли, что я троллю. И после этого совещания со мной закончились подобные попытки.
С.К.: Думаете, Петра Порошенко при этой власти посадят?
Нет! Почему посадят? Не думаю. Хотя нельзя так говорить. Вдруг, он завтра кому-нибудь на площади голову отрежет.
С.К.: По факту уже.
Не знаю. Когда эта власть пришла, они обещали аудит, помните? Где аудит? Аудит где, ребят!? Если бы сделали правильный аудит, можно было бы о чем-то говорить. Потому что когда я слышу, что кого-то собираются привлечь к ответственности из больших чиновников, преступление, на мой взгляд, должно быть значимое. Это должны быть цифры.
С.К.: Коррупционное представление?
О.Б.: Приставать к бывшему президенту страны за контрабанду картин – очень смешно.
С.К.: Или за Томос, например.
Да. Но я не люблю, когда во время следственного действия встают и уходят. Это мне не понравилось. Если вы обратите внимание на мое интервью, после того, как он (Петр Порошенко – LB.ua) встал и ушел, я сказал, что у меня бы он не встал и не ушел. Ни он, ни адвокат. Если бы ушли – то в камеру за неподчинение следователю и вмешательство в следственные действия. Так нельзя делать. Надо уважать органы. Не хочешь уважать Венедиктову – не уважай. Тебя вызвали в Государственное бюро расследований. Ты – подозреваемый. У тебя есть адвокаты. Имей право и силу дослушать. Он встал и ушел. Представьте, что бы вы встали и ушли – вас бы дубинкой шмаганули, и на этом бы все закончилось.
О.Б.: Это двусторонний процесс.
Почему одному можно, а другому нельзя?
О.Б.: Сегодня можно всем, потому что повестки передают через фейсбук. А материалы дела оглашают в телеграм-каналах.
С.К.: Вы, кстати, были первым человеком, который ввел практику публичного приглашения на допросы.
И что?
С.К.: Ничего. Человек покончил собой на следующее утро.
Кравченко? Это не было связано с допросом. Он же написал записку.
С.К.: Святослав Михайлович, вы с 2002 в активной политике, работали при многих президентах, через вас прошло очень много всего. Вы публично вызываете человека на допрос, а утром он совершает самоубийство. Через пару дней – точно также публично вызываете Кучму и одновременно с него снимают государственную охрану. Сложно назвать совпадением.
Вы можете анализировать как угодно, вы для этого существуете. Просто Кравченко, по-моему, ясно и понятно написал, почему он покончил жизнь самоубийством. Даже назвал фамилию человека, из-за которого он это сделал. При чем здесь я?
О.Б.: Вы не ставите под сомнение это самоубийство?
Абсолютно нет. Мой Шокин, ваш Шокин, его Шокин, был на месте происшествия.
О.Б.: Два выстрела в голову.
С.К.: Со сломанными пальцами.
Вы хотите сейчас расследовать дело?
С.К.: Нет. Хотим поговорить. Вы же отмечаете, что нужно разбираться в расчлененке трупов. Так давайте разбираться.
Принято решение соответствующими органами. Я не собираюсь его комментировать. У кого-то есть вопросы? Вперед, в суд. Вы что, смеетесь?
С.К.: Проводим причинно-следственную связь.
Между вызовом Кравченко и его стрельбой?
О.Б.: Мы начали с того, что нельзя встать и уйти с допроса из-за уважения к закону. Но мы часто видели, как по тем же делам Порошенко, перед тем, как вызвать его на допрос, шла волна слива материалов по телеграм-каналам. Это ненормально. Когда вы говорите, что нет уважения к следователям, то это двусторонний процесс. Одни нарушают, и другие нарушают.
Я там причем? Я что, руководитель правоохранительных органов? Задавайте им вопросы.
С.К.: Говорю же: вы – отец-основател этого всего!
Много материалов у меня, когда я был генеральным прокурором, было слито? Вообще ничего!
С.К.: Сегодня будет много ваших цитат из прежних интервью. Вот, например: «Обратите внимание: если со мной по-хорошему, у власти все в порядке» – заявил по возвращению в Украину Святослав Пискун. – Кучма со мной работал – все у него было нормально. Уволил меня – через полтора года его не стало. Ющенко с должности освободил – не стало его, и то же самое с Януковичем. Я из фракции вышел – через полтора года, ты представляешь, какой капец, Майдан случился».
О.Б.: А если проклянете, человек умрет, вы говорили.
100%.
О.Б. Вы в это серьезно верите?
Ну вот, один умирает. Уже жалею, что его проклял.
С.К.: Кого это вы прокляли?
Не суть.
С.К.: Вы говорили, что у вас экстрасенсорные способности открылись.
Не я говорю, люди говорят. Случайно.
С.К.: Как так получилось?
Бабушка (шепотом – LB.ua) была экстрасенсом. Это от нее.
С.К.: Простите, но когда Олег показывал мне эту вашу цитату, я смеялась. Там еще было про бесплодие, которое вы лечите.
Сам не знаю, как это получается. Не могу объяснить. Если кто-то когда-то объяснит, значит он – фармазонный врун.
О.Б.: Можно узнать о вашем методе лечения?
Это бесплодие. Оно не лечится. Бесплодие – это когда женщина не может родить. Иногда я даю советы, и после этого получается: женщина способна родить, и мужчина способен иметь детей. Просто надо им создать для этого условия, которые они сами создать не могут. Надо посоветовать им, что делать, для того, чтобы у них получилось.
С.К.: Какой совет, например?
Это от каждой пары зависит.
С.К.: Расскажите подробности, не называя фамилий.
Да. Я одну семью, чтобы она ко мне не приставала, не звонила каждые три дня, отправил жить в Майами.
С.К.: В смысле, отправили? Оплатили им Майями?
Я говорил, что оплатил? Посоветовал. Через год у них родился ребенок. Я – крестный.
“Прокатить хотели, сволочи! Кинуть хотели генерального, обманщики”
С.К.: Мы уже упоминали, что вы в активной политике с 2002-го года, настоящий свидетель эпохи. Многое, очень многое прошло через вас, происходило с вашим участием. Хотелось бы поговорить об этом.
Я многое уже забыл. 20-30 лет прошло.
С.К.: Ничего, мы поможем реконструировать. В 2002-м я закончила школу и как раз начала работать, Олег тогда уже был редактором крупной газеты, память у нас хорошая, так что все вместе сейчас. Итак, 2002 год. Вы первый раз становитесь прокурором. Пришли из следственного управления налоговой милиции, были замглавы налоговой милиции при Азарове. Проработали год и 3 месяца. Уволены с формулировкой «політизацію органу і створення власного політичного іміджу».
Это неправда.Такой формулировки нигде нет. Это вранье, которое ничем, ни одним документом не подтверждено.
С.К.: 2004 год. Будучи заместителем главы СНБО Владимира Радченко подали апелляцию на увольнение с поста генпрокурора и были восстановлены при президенте Ющенко в декабре 4-го года. Проработали до октября 5-го. В одном из интервью вы потом говорили, что якобы тогда, после Майдана, именно Петр Порошенко был одним из тех, кто ратовал за то, чтобы вы остались генеральным прокурором. Так ли это?
Да.
С.К.: Что у вас потом случилось с Порошенко? Почему испортились отношения?
Все было нормально. Почему-то появилось заявление о коррупционных действиях Петра Алексеевича, связанных с домом на Грушевского. Это в Мариинском парке. При том, это был инвестор из Англии, он принес официальное заявление, выписку с посещения главы СНБО, которым тогда был Петр Порошенко, справку, что он там был, фотографию, как он туда заходит и выходит. Сообщил, что во время разговора с ним Петр Алексеевич, так сказать, допустил определенные требования от него. Не будем сейчас уточнять какие. И эти требования, на его взгляд, по его понятию, были коррупционными. Это касалось сноса этажей. Он построил дом большей этажностью, чем было предусмотрено архитектурным планом. Дом получился выше колокольни Лавры. Стоял вопрос о сносе этажей. В своем заявлении инвестор написал, по-моему, что Петр Алексеевич чуть ли не вымогал компенсацию, чтобы этажи не сносить. Верить, не верить – это не прокурорская догма. Проверка должна быть. В связи с этим, по факту этого заявления, а я по-другому не имел права поступить, должен был его проверить. Мы возбудили уголовное дело и начали проверку. Петр Алексеевич на меня обиделся страшно. А у меня был другой выход?
О.Б.: Вы обязаны открыть дело.
Там заявление еще было заверено нотариусом, чтоб вы понимали, на гербовой бумаге с лондонским паспортом.
С.К.: В 14-м году, после возвращения в Украину, в одном из интервью вы говорили о том, что Петр Алексеевич берет в команду только своих, именно по этой причине вы не смогли быть при власти в то время. Думаете, та обида сыграла свою роль?
Да. Я хотел вернуться во власть, хотел помогать, как и каждый год. Я воспринял революцию.
С.К.: В 2005 году вы говорили, что дело Порошенко закрыли незаконно. А в интервью, датированным 2019 годом, что законно. Почему?
Я не помню этого. Кто я такой, чтобы оценивать? Его после меня закрывали. Не я.
С.К.: 2005 год. После увольнения с поста генпрокурора вы становитесь народным депутатом. «В общем, в 2005 году Ющенко уволил меня с должности генпрокурора и привел к власти донецких. После увольнения я был никем, в принципе, вышел из прокуратуры – нет ни офиса, ни автомобиля, ничего. Я позвонил одному своему приятелю, которого хорошо знал. А у него были отношения с одним серьезным донецким человеком», – рассказывали вы в интервью. Тогда вы сказали, что это был не Ахметов и не Колесников. А кто? Клюев?
Нет. Я позвонил Азарову, просто не хотел говорить. Конечно, я позвонил Азарову. Это был единственный человек из донецких, которого я знал. Я же с ним работал.
С.К.: Точно. В налоговой. Но проходит время, и вы даете еще одно интервью, в котором рассказываете, что на собрания регионалов не ходили, были “белым вороном” и общались преимущественно с Ахметовым и Колесниковым. Поблагодарив при этом Рината Леонидовича за то, что он записал вас в список.
Наверное, Азаров его попросил, я так думаю. Мыкола Янович мог его попросить, они были в хороших отношениях.
С.К.: «Проходит буквально два часа после моей просьбы (о включении в список ПР – LB.ua), мне звонит очень известный человек, но не Янукович и не Ахметов и говорит: “Святослав Михайлович, вы чего обращаетесь к человеку со стороны?» Азаров – это человек со стороны?
Ну да. Он же не был депутатом.
С.К.: «Вы что, не можете к нам напрямую обратиться?». С кем вы тогда разговаривали?
Не помню уже.
С.К.: С Клюевым?
С Клюевым вообще не разговаривал.
С.К.: Вас записали 96-м, тогда как список формировали из расчета на 80 человек. Да, по факту завели 120 с чем-то, но планировали не больше 80, я помню это очень хорошо. Таким образом, ваше место предполагалось как непроходное и сложно назвать подобное дружеской услугой.
Прокатить хотели, сволочи! Кинуть хотели генерального, обманщики. Так и напиши! (смеется)
О.Б.: В 2005-м году вы говорили, что Борис Колесников, кроме дела по “Белому лебедю” фигурирует также в деле про сепаратизм. Что это было за дело?
Выступление на съезде в Северодонецке.
Съезд в Северодонецке, 2004 год
О.Б.: Это дело в итоге завершилось ничем. Как думаете, тогда был шанс пресечь все на корню, чтобы подобное не случилось в 2014 году?
Не было. Донецкие – крепкие ребята. У них уже все было настроено. Они шли к власти уже с 6-го, 5-го года. Они поняли, что 5-м году проиграли из-за плохой организации. И начали укрепляться.
О.Б.: Очевидно после меморандума с Ющенко.
Меморандум – это ключевое. Тогда Янукович поднял голову.
С.К.: Лондонский суд и ваши отношения с Игорем Коломойским, на стороне которого вы там свидетельствовали. Но ведь могли же отказаться.
Мог.
С.К.: Почему не отказали?
Я уже не был должностным лицом – это первое. Во-вторых, две правды быть не может в одном месте. Одновременно. Он попросил меня просто рассказать правду.
С.К.: Как это было? Где вы с ним встречались? Когда?
Это длинная история.
С.К.: Расскажите, интересно.
Мы встречались в «Калине».
С.К.: У Бродского?
Да. Он подошел, спросил, могу ли я ему помочь. Я ответил: “Пожалуйста”.
С.К.: Святослав Михайлович, ну серьезно. К вам в кафе подходит Игорь Валерьевич с просьбой о помощи, а вы такой: “Да, конечно”. Не верю!
Я сидел в «Калине» с женой и ребенком, кушал мороженое. Это был 2006 год. Я уже не был генеральным прокурором. Ко мне подошел человек в сером свитере, с сумкой наперевес, заросший, бородатый, в очках и говорит: “Здравствуйте! Вы меня не знаете?” Я говорю: “Нет”. “Я – Коломойский Игорь Валерьевич. Скажите, пожалуйста, когда мы с вами можем встретиться, поговорить?” Я спросил, на какую тему. Он сказал, что ко мне есть просьба. Я сказал, что отдыхаю с семьей и мне не до просьб. Тогда подошел Бродский, еще ребята. И мы договорились, что я подъеду сюда же в субботу. Я приехал опять к Мише Бродскому в «Калину», Коломойский мне говорит: “У меня проблема, я сужусь, хочу вашей помощи”. Я сказал: “Хорошо”.
С.К.: Так просто согласились?
Человек попросил, что тут такого?
С.К. Незнакомый вам человек.
Но я уже ж понимал, что он знакомый мне человек, потому что я уже знал о нем все.
О.Б.: Вы точно знали о нем все – были знакомы с делом Карпенко (в 2005 году против Игоря Коломойского было возбуждено уголовное дело за покушение на убийство адвоката Сергея Карпенко. В последствии дело было закрыто – LB.ua).
Я вам больше скажу: если вам понадобится, чтобы я в Лондонском суде о вас сказал правду, я скажу.
С.К.: Константин Григоришин в суде под присягой в 2007 году заявлял следующее: «Господин Коломойский, очевидно, заключил сделку с общественным обвинителем, чтобы дело (о нападении на Карпенко – LB.ua) было закрыто. За что господин Коломойский, по моим сведениям, должен был заплатить прокурору 50 миллионов долларов. Он пытался сохранить эти деньги. В то же время пытался заставить меня поспособствовать тому, чтоб это дело было отозвано. В конце-концов, Коломойский заплатил прокурору». Кто у нас был прокурором в этот период?
А я тут причем?
О.Б.: Дело о нападении на Карпенко закрывали при вас?
Нет. При Медведько. Вы что, читаете, что пишут Найем с Лещенко? Вы – больные люди, что ли? (Сергей Лещенко писал о том, что в 2005 году следователь подал в Печерский суд Киева представление на задержание Коломойского. Однако по требованию генпрокурора Святослава Пискуна он отозвал из суда представление на задержание Коломойского. Хотя судья провел слушания и постановил взять Коломойского под стражу. За что генпрокурору якобы заплатили $40-50 млн – LB.ua).
С.К.: Про Найема с Лещенко мы сейчас поговорим.
Я не буду о нем говорить.
С.К.: Пересматривала, кстати, тот эпический эфир у Шустера, где вы кричали, что ему нужно в психушку (спор возник из-за того, что Сергей Лещенко упрекнул Святослава Пискуна в сокрытии недвижимости во Франции, – LB.ua). Я там тоже была, но в памяти сейчас освежила.
Ему надо в психушку, реально. Я же ему все объяснил. Мы с ним встретились в самолете.
С.К.: Вы не кипятитесь, пожалуйста. Когда вы с ним встретились в самолете?
Он летел из Австрии, презентовал книгу, в 2014-м. Мы с ним встретились в самолете, сели вместе, я ему все рассказал. Он сказал, что все понял и вопросов нет. И тут выходит у Шустера, и я говорю: “Ты больной? Я ж тебе все объяснил”.
С.К.: Давайте по порядку, Вы уехали из Украины якобы по состоянию здоровья, но в последующих интервью признали, что в 2012 году Пшонка возбудил дело по якобы незаконному закрытию дела Тимошенко в 2005 году. …Вы сейчас начинаете нервничать? Почему?
Я не понимаю, на фига мне это надо? Пришла вспоминать, когда ты еще была молодой красивой девушкой? Давай про 50 миллионов поговорим. Мне нравится. Что это за 50 миллионов?
С.К.: Во-первых, я прошу изменить тон. Во-вторых, насчет “молодой и красивой”, я моложе ваше дочери. А про 50 миллионов стоит, очевидно, у Григоришина спросить.
Писали, что эти 50 миллионов я получил за закрытие дела по Коломойскому. Это ж так мы понимаем, да?
С.К.: Это – слова Григоришина.
Он что, видел? Откуда знает?
С.К.: Он говорил это в Лондонском суде под присягой.
Жаль Лондонский суд. За что мне было платить? Дело закрывали не при мне. Наоборот, я ж его раскрутил и довел до суда, когда на Коломойского хотели взять международный ордер на Интерпол.
За что тут платить? Я не понимаю.
С.К.: Как вы оцениваете нынешнее положение дел Игоря Коломойского (интервью записывалось в пятницу, когда стало известно об обысках в США, связанных со структурами Коломойского, – LB.ua)?
Плохо. Положение плохое. Мы – умные с вами люди, да? Когда мне Коломойскиймог заплатить 50 миллионов? Когда я был генеральным прокурором? Дело закрывалось не при мне. А даже если оно закрывалось при мне, как я мог получить эти 50 миллионов? Кто мне их принес? Коломойский был в Израиле до 6-го года. Как?
С.К.: Еще раз: как вы оцениваете обвинения Минюста США в отношении Коломойского?
Тяжелая ситуация.
С.К.: Это будет иметь какое-то влияние на внутриполитическую ситуацию в Украине?
Американцы, они же такие, понимаешь, я их хорошо знаю. Много с ними работал.
С.К.: Политическое убежище собирались даже в США получать.
Да, собирался. Понимал, что надо прятаться, потому что будет конец.
С.К.: Коломойский.
Понимаете, система правосудия в Америке специфическая. Если, например, Игорь Валерьевич пойдет на сотрудничество со следственными органами Америки, ему вообще ничего не будет.
О.Б.: Такой вариант есть?
А чего нет?
О.Б.: На сотрудничество можно пойти, когда правоохранители заинтересованы поймать рыбу покрупнее. Но в этой истории он – самая крупная рыба.
Неизвестно. Он – крупная, не крупная.
О.Б.: В контексте Соединенных Штатов хочу услышать ваше мнение по делу Байдена, которое случилось при президентстве Порошенко и вашем коллеге Шокине. Украине стоило вообще влезать в эту историю?
А нам не надо разбираться, история это или нет? Есть заявление о преступлении – мы должны расследовать.
О.Б.: По версии бывшего генерального прокурора Юрия Луценко, на территории Украины преступления не было. Байден якобы получал деньги на территории одной из стран Прибалтики.
Чудесно. Отдайте в Прибалтику материалы, пусть занимаются.
О.Б.: Но американцы хотели, чтобы дело было открыто в Украине.
А при чем здесь американцы? Мало ли, чего они хотят. Завтра американцы скажут переименоватьКрещатик в Амстердам. Так что, мы должны там наркотики продавать?
С.К.: Вы прекрасно знаете, как важна роль западных партнеров для страны, особенно в кризисные моменты.
Какие они партнеры, если выдвигают такие требования? У нас есть свой закон. Нельзя так.
С.К.: Мы начали говорить о том, как вы покинули Украину.
Я никогда не покидал.
С.К.: Временно.
Я душой в Украине всегда. После смерти тоже.
С.К.: Вы отмечали сперва, что уехали на лечение. Что были международным туристом – в Литве, Латвии, Франции, в Израиле, в других странах. Потом всплыла информацию о том, что вы жили на юге Франции, где у вас есть недвижимость. Понимаю, что эта тема вам неприятна, но давайте расставим точки над “і”.
Вы говорили о том, что у вас там есть товарищ, у которого большой дом во Франции, в котором он не живет основную часть времени, а когда он приезжает, вы уезжаете в Дубаи, Лондон, еще куда-то. Но нелюбимый вами Сергей Лещенко говорит, что это – ваш дом. Он публиковал фотографии. В эфире у Шустера, на котором я тоже присутствовала, несколько лет назад, а потом и в «Праве на владу» вы утверждали, что обменяли свою недвижимость в Киеве на недвижимость во Франции. При всем уважении, это объяснение выглядело крайне странно. Если б вы обменяли дом на Крещатике на полдома в Монако, в это еще б можно было поверить. Но обычная недвижимость, не в самом центре… Как так получилось?
Это большая, красивая квартира. По стоимости такая же точно, как то жилье, которое я получил. И не я, а моя дочь. Это две разные вещи. Просто фамилия Пискун. Но ей 40 лет. У нее своя семья.
С.К.: Не 40, а 37.
О.Б.: И обменяли вы, а не ваша дочь. Вы сами так говорили.
Какая разница? Это – семья. У нас там пополам.
С.К.: Вы сейчас пользуетесь этой недвижимостью во Франции?
По сведениям Сергея Лещенко, это дом Святослава Пискуна во Франции
Да кого это волнует? Нет.
С.К.: Почему?
Никого это не волнует – ни чем я пользуюсь, ни что я ем. Это мои личные дела. Я еще презервативами пользуюсь.
С.К.: Похвально. Но сейчас так не очень корректно говорить.
Вы спросили, чем я пользуюсь?
С.К.: Нет, я спросила, пользуетесь ли вы своей недвижимостью во Франции?
А вам какое дело?
С.К.: Вы – публичный человек.
Я публичный? Вы что, смеетесь? Где написано, что я не имею права чем-то где-то пользоваться?
О.Б.: Мы же не о правах вопрос задаем.
С.К.: Почему вы нервничаете сейчас?
Откуда я знаю, чем я пользуюсь? Это для меня не то что болезненно, но мне неприятно. Спросите еще, пользуюсь ли я туалетной бумагой?
С.К.: Так ответьте один раз нормально! И спрашивать перестанут.
Я не собираюсь ничего никому отвечать. Я этого не люблю.
С.К.: Ну да, любите говорить о реформе прокуратуры. Но не любите говорить о том, что касается вас напрямую.
А вы любите о себе говорить? Давайте о вас поговорим.
С.К.: Я – не публичный человек.
Я пришлю вам журналиста. Он задаст вам пару вопросов, вам будет очень нехорошо.
О.Б.: Вы собираетесь проводить старость тут или за пределами Украины?
А вы?
О.Б.: Я вас спрашиваю. Сейчас ваше интервью.
Я вас спросил.
О.Б.: Я, наверное, здесь.
А я вместе с вами. Можно?
О.Б.: Можно порознь.
Вместе не хотите?
О.Б.: Как видите.
Я сразу знал, что ты придешь именно из-за этой хрени, из-за этой вот недвижимости.
О.Б.: Это обычный вопрос публичному человеку. Где вы живете, в том числе.
Адрес дать?
О.Б.: Не в адресе дело.
Слушайте. Придет время, и у меня кто-то ответит за то, что выложил мой адрес. Вы знаете, у моей дочки были неприятности из-за этого?
О.Б.: Почему?
Приходили люди, пытались ограбить дом, когда поняли, что там живут украинцы, а не французы. Из-за того, что он (Лещенко, – LB.ua) адрес написал.
О.Б.: Чего вы в суд не подали?
Написали заявление в полицию. Сволочь, блин! Напугали мне ребенка.
С.К.: Мне очень не нравится ваш тон. Очень. И манера разговора.
Ну конечно! Я злой. Вы говорите о публичном человеке. Кто дал право мои личные данные распространять?
О.Б.: Так никто про адрес не говорит.
А он (Лещенко – LB.ua) написал.
О.Б.: Надо было в суд идти.
С кем судиться?
О.Б.: С тем, кто распространил адрес.
Я его не считаю человеком.
С.К.: Так, все, хватит, меняем тему.
“Я видел съемки его желудка, анализы”
С.К.: Вы говорили о том, что если бы Ющенко вас не уволил, вы бы довели дело о его отравлении до конца. Следуя этой логике, можно сделать предположение, что он не желал доводить дело до раскрытия.
Мне показалось так, что президент не настроен на то, чтобы это дело было расследовано и направлено в суд.
О.Б.: Еще вы упоминали, что Ющенко могли отравить не на ужине с Сацюком, а во время другой трапезы, о которой вы не захотели говорить.
Возможно. Версий было много. Больше десяти.
О.Б.: Он мог есть несколько раз в день.
Да. Так и было. Четыре раза ел.
О.Б.: А почему вы не могли так долго получить биологический материал для анализов? В чем была проблема? Виктор Андреевич был против?
Понимаете, он такой человек. Я точно знал, что его отравили. Я допрашивал его. Опрашивал вместе со швейцарской прокуратурой людей, которые его лечили. Я видел съемки его желудка, анамнез, анализы. Всем было понятно, что он отравлен. Но он такой человек, что уговорить его что-то сделать нереально. Он всегда найдет сотни причин для того, чтобы избежать встреч с прокурором. Мне надо ловить его 10 раз, ругаться с ним по этому поводу. Не потому что он не был отравлен. А потому что он такой человек. Говорил мне: “Что ты от меня хочешь? Не расследуй”.
С.К.: Вы также заявляли о том, что готовы довести дело Гонгадзе до конца. Президент Зеленский назвал его делом чести, как и дело Павла Шеремета. Хотя так говорил и Порошенко, а до него Янукович. У вас есть какие-то материалы, позволяющие помочь Ирине Венедиктовой в завершении расследования этого дела?
Не знаю. Думаю, все, что там было, уже 1000 раз перечитано, перепроверено после меня. Пять прокуроров точно занималось этим делом.
О.Б: Занимались? Или создавали видимость?
Занимались, конечно.
Интервью в видеоформате:
