Ольга Варченко. Первый замглавы ГБР

В интервью “Цензор. НЕТ” Ольга Варченко рассказала о том, почему будет оспаривать приказ директора в суде и обращаться в правоохранительные органы. Но говорили не только о кадровых вопросах. На сегодня в производстве бюро – ряд резонансных производств, к которым приковано внимание общества. Среди них – многоэпизодное дело о разворовывании армии, начиная с 1991 года и возможном участии в теневых схемах министров обороны и других должностных лиц. Также поговорили о расследовании убийства Кирилла Тлявова и других преступлениях, к которым причастны правоохранители.

“ДИРЕКТОРА ГБР НИКТО НЕ УПОЛНОМОЧИВАЛ НА НАРУШЕНИЕ ЗАКОНА. БУДЕМ ОБЖАЛОВАТЬ ЕГО ПРИКАЗ В УСТАНОВЛЕННОМ ЗАКОНОМ СУДЕБНОМ ПОРЯДКЕ”

– В последнее время вокруг ГБР не утихают скандалы, связанные с кадровыми чистками. Во время слушаний в Комитете ВР по вопросам законодательного обеспечения правоохранительной деятельности вы открыто выступили против увольнений трех начальников управлений центрального аппарата и одного начальника территориального управления и предложили Роману Трубе пересмотреть это решение. Что-то после этого изменилось?

– Появились приказы об увольнении еще трех человек. Это Петр Божевский – руководитель отдела внутреннего аудита, Оксана Пащенко – наш главный юрист и начальник Управления внутреннего контроля Богдан Чобиток, который публично выступил с заявлением о том, что уличил директора в неправомерных действиях и собирал материалы по окружению Романа Трубы. Директору это не понравилось. Фактически человек попал в немилость из-за этой ситуации. Но его должность предполагает работу именно в таком направлении.

– Вы публично высказали поддержку уволенному начальнику управления, которое занимается расследованием преступлений правоохранителей, заявив, что оно непосредственно подчиняется вам и вы оцениваете работу подчиненных как эффективную. Вслед за этим появился приказ Романа Трубы о переподчинении этого управления ему. Это взаимосвязанные события?

– Я это оцениваю как беззаконие. Во вторник 11 июня директор собрал совещание руководителей подразделений центрального аппарата, на котором объявил, что был у президента и получил руководство к действию. Официального сообщения об этой встрече так и не появилось, поэтому мы не знаем, что точно поручил ему глава государства, но уверена, что директора ГБР никто не уполномочивал на нарушение закона.

В тот же день, после этого совещания, был отдельно собран рядовой состав управлений, на котором было объявлено, что директор изменил распределение обязанностей. То есть, этот приказ о переподчинении ему 2-го следственного управления даже не был доведен до ведома всех руководителей. Его втихаря подписали и презентовали рядовым сотрудникам. К нам (заместителям директора, – ред.) он пришел по почте. Нами уже несколько дней ведется переписка относительно проекта приказа о перераспределении обязанностей. Заложена все та же норма, что его не устраивает работа начальника этого управления, в связи с этим он решил его переподчинить себе лично. Считаю, что следующим шагом будет попытка уволить заместителей, показав, что мы якобы не справились со своей работой. Тем более, что в самом проекте приказа, который мы со вторым замом получили на согласование, была ссылка на новый Регламент полномочий, поскольку старый обжалован в суде одним из членов Совета общественного контроля при ГБР. Решением Окружного админсуда г. Киева Роману Трубе было запрещено единолично принимать кадровые решения и перераспределять полномочия.

Получив проект приказа, мы со вторым заместителем попросили прислать сам Регламент, потому что мы его до сих пор не видели, а также документальное обоснование того, почему директор сделал вывод о том, что управление плохо работает. Поскольку это следственное управление, а он занимает административную должность, то не может ему дать объективную оценку. Дать оценку работе следователя может только прокурор. Мы уже обратились за такой оценкой в ГПУ. И когда получим ответ, обязательно его опубликуем.

Поэтому мы задали вполне резонный вопрос: что послужило причиной переподчинения этого управления. Мы направили несколько таких писем, но ответ не получили ни на одно. Потом, как я уже сказала, мы получили подписанный приказ по почте. Таким образом, согласия заместители не давали, хоть орган у нас коллегиальный и согласно ст. 12 закона о ГБР оно обязательно. Кроме того, директор ознакомлен с решением Окружного админсуда Киева, но все равно продолжает принимать решения единолично. По сути, это преступление, и мы будем с соответствующим заявлением обращаться в правоохранительные органы. А также обжаловать этот приказ в установленном законом судебном порядке.

– Во время слушаний в парламентском комитете по вопросам законодательного обеспечения правоохранительной деятельности экс-глава конкурсной комиссии № 2 Олег Шрам открыто заявил о давлении и незаконном вмешательстве руководителя патронатной службы бюро в работу комиссии. Позднее на своей странице в “Фейсбуке” он опубликовал список с привязкой к одному из заседаний комиссии, заявив, что он не единственный. Что вам известно об этой ситуации?

– Для нас были в определенной степени шоком факты, представленные Олегом Шрамом. Он один из первых начинал работу с Романом Трубой как его советник и они дружили, был соответствующий уровень доверия.

Вернувшись после слушаний в комитете я и Александр Буряк (замдиректора ГБР,-ред.) написали письмо директору, в котором указали, что в связи с озвученным на Комитете, следует в спешном порядке назначить служебное расследование и на время его проведения отстранить от работы в конкурсной комиссии (новая) руководителя патронатной службы Александра Удовиченко и Ирину Юрчук. Если об Удовиченко было сказано, что он “спускал списки”, то о госпоже Юрчук, которая работала во второй конкурсной комиссии, что якобы непосредственно она выполняла поставленные задачи.

Безусловно, озвученные обвинения нужно проверить, чтобы понимать, правдивы они или нет. Ответ от директора мы еще не получили и думаем, что теперь будет сложно его получить, так как руководитель Управления внутреннего контроля уже спешно уволен, а дисциплинарная комиссия в бюро до сих пор не создана. То есть, по сути проводить служебное расследование на данный момент некому. Соответственно, привлечь к ответственности – тоже.

– Возможен ли еще диалог с директором и заместителями? Есть ли шанс восстановить нормальный климат в коллективе?

– Возможен, но для этого мало желания заместителей и коллектива. Поймите, не может весь мир ополчиться против одного человека по чьей-то наводке. Если есть конфликт в коллективе, с Советом общественного контроля, с Комитетом ВР, с конкурсной комиссией и другими, то причину, наверное, надо искать в себе? Я считаю, что единственный выход – это восстановить законность, пока это еще не сделал суд, отменить не совсем законные приказы и дать возможность людям спокойно работать. Нужно уважать чужое мнение, пусть даже оно противоположное, адекватно воспринимать критику. Приоритетом должны стать не лозунги и интриги, а реальные результаты работы, которые хочет видеть общество.

– Ольга, одно из наиболее резонансных дел, в котором фигурируют правоохранители, – это убийство пятилетнего Кирилла Тлявова. Его расследует ГБР. Вы можете объяснить, почему некачественно собирались доказательства на первоначальном этапе? Даже не отобрали образцы крови, чтобы проверить на содержание алкоголя. Нет смывов с рук и т.д.

– Это ужасная трагедия, которая требует немедленного реагирования и вмешательства на всех уровнях. Директор лично руководит территориальными управлениями, в том числе и тем, которое расследует это преступление. Заместители не имеют доступа к материалам уголовных производств, которые расследуются в терруправлениях. Но вы же слышали, комментарии на заседании парламентского комитета, где заслушивался отчет руководителей правоохранительных органов о ходе расследования? Что если люди не хотят сдавать добровольно образцы, отобрать принудительно у них нельзя? Что еще можно ожидать после этого? Разве УПК у всех разный?

– Почему преступление квалифицировано как умышленное убийство? Ряд экспертов заявляет, что с такой квалификацией оно просто развалится в суде.

– Как юрист и в прошлом прокурор могу сказать, что, на первый взгляд, вероятная квалификация по ст. 119 УК. Но, опять же, надо изучать материалы уголовного производства. Если следователь принял такое решение, возможно, у него были основания так думать.

Судя по информации, которая есть в свободном доступе в СМИ о том, что происходило во дворе, кто там находился и что было озвучено на комитете, я не вижу там квалификации по ст. 115 УК.

– Оружие, из которого стреляли, изъято?

– Я не располагаю этими сведениями.

– Президент заявил, что это дело на его личном контроле, и пообещал, что будет и уголовная, и политическая ответственность. А все, судя по всему, идет к тому, что наказывать будет некого.

– Совершенно справедливо наказать не только тех, кто совершил это преступление, а ответственность должны нести и те, кто ненадлежащим образом собирал доказательства и те, кто пытался скрыть это преступление.

“МЫ РАССЛЕДУЕМ, КАК РАСПРОДАВАЛОСЬ ВОЕННОЕ ИМУЩЕСТВО И ПОДРЫВАЛАСЬ ОБОРОНОСПОСОБНОСТЬ ГОСУДАРСТВА НА ПРОТЯЖЕНИИ ВСЕЙ ИСТОРИИ УКРАИНСКОЙ АРМИИ”

– Следователи 2-го управления, которое до недавнего времени вам подчинялось, расследуя возможные злоупотребления НАБУ в скандальном деле об “оборонке”, продемонстрировали, что за полтора месяца можно сделать то, что ваши коллеги из этого правоохранительного органа затянули на годы. Как вам это удалось?

– На самом деле это хорошая работа наших следователей и оперативных сотрудников под руководством Александра Туру. Все оказалось просто: на Харьковском бронетанковом заводе (ХБТЗ) стояли старые танки на хранении, с них сняли прицелы и переставили на те, которые находились там на ремонте. Грубо говоря, они сами себе их продали. Деньги от продажи пошли на “Оптимумспецдеталь” и еще на четыре предприятия, которые никакого отношения к оборонной сфере не имеют. Нам нужно было установить, могли ли детективы НАБУ качественно расследовать это производство. Как можно подтвердить или опровергнуть наличие этих прицелов? В самих договорах с “Оптимумспецдеталью” и другими предприятиями номера прицелов не указаны, но в актах приемки заводом они фиксируются. Достаточно было все это сопоставить, чтобы выяснить, что это те прицелы, которые стояли на старых танках, которые хранились на заводе. Мы назначили экспертизу, которая подтвердила ущерб в сумме 9 млн грн., потому что часть прицелов стоит на танках, которые находятся на востоке. Чтобы вы понимали, эти первичные документы НАБУ изъяло еще в 2016 году.

Когда мы изучали это производство, установили, что детектив, который его расследовал в 2016 году, назначил экспертизу по установлению ущерба в октябре того же года. Эксперт в ноябре попросил предоставить ему первичные документы. В феврале детектив пишет письмо о том, что ему нужно собрать эти документы, в связи с этим он экспертизу отзывает. Этот детектив уволен. Проекты подозрений мы подготовили и передали в САП. Уже Назаром Холодницким предъявлены подозрения директору Харьковского БТЗ (на тот момент) и его первому заместителю.

Кстати, после оглашения предварительных результатов этого расследования, директор бюро решил уволить начальника следственного управления Александра Туру.

– Что будет дальше с производством, которое вы изъяли?

– Мы его вернули в НАБУ, это их подследственность.

– Думаете, они доведут его до суда?

– Сейчас по их действиям видно, что они пытаются “догонять” расследования. Надеюсь, что доведут.

– Ключевым звеном программы журналистских расследований о коррупционном скандале стали опубликованные фрагменты переписки в мессенджерах и почте Андрея Рогозы и Виталия Жукова, которые изъяты военной прокуратурой. Часть этой переписки НАБУ получило 1 марта 2017 года – два года назад. И за это время, как утверждали журналисты, им не дали ход, поскольку среди контактеров Рогозы и Жукова были руководящие сотрудники НАБУ, детективы и даже первый заместитель директора бюро Гизо Углава. Какие выводы обязаны были сделать детективы и руководство НАБУ, получив 87 страниц переписки, поступивших из военной прокуратуры?

– Мы проанализировали, как заходили материалы. У нас есть скриншот, где четко видно, что к заместителю директора бюро зашло только сопроводительное письмо, а остальные материалы были у детектива. Заместитель пишет руководителю подразделения детективов: прошу отработать и доложить. Но последний докладывает не заместителю, а директору. Директор пишет, что доклад был сделан и далее эти материалы расписываются на детектива, который фигурирует в переписке, продемонстрированной журналистами.

После доклада, директор обязан был расписать их на управление внутреннего контроля, которое непосредственно подчиняется ему. И это управление либо по этим фактам проводит служебное расследование, либо вносит данные о совершении преступления в ЕРДР.

Следствие еще не закончено, и оценка будет дана позднее.

– Управление внутреннего контроля Национального антикоррупционного бюро еще до выхода последней серии журналистского расследования начало служебное расследование по фактам возможных неправомерных действий работников, связанных с фигурантами сюжета. Его результаты будут учитываться?

– Для нас это служебное расследование не является панацеей, мы все равно будем проверять в соответствии с УПК действия каждого, кто был так или иначе причастен ко всей этой истории.

– Эксперты утверждают, что ГБР дальше расследует теневые заработки на внешнеэкономических контрактах “Укроборонпрома” и что ваше расследование может соперничать с любым международным аудитом. Это правда?

– Это не наша подследственность, а НАБУ. Мы не проводим такое расследование. Для нас было важно показать, что дело, которое у них лежало с 2016 года, можно было давно расследовать и направить в суд. По остальным производствам в оборонной сфере – не хочу забегать с прогнозами, следствие идет.

– Кроме сотрудников НАБУ, вы отрабатывали представителей других правоохранительных органов, которые фигурировали в расследовании Bihus.Info?

– Конечно, и мы продолжаем их отрабатывать. Но учитывая тайну следствия, подробности сообщить пока не могу.

– В начале мая Печерский райсуд Киева предоставил следователям Госбюро расследований доступ к банковским счетам государственного предприятия, которое во времена президентства Виктора Ющенко осуществляло поставки военного вооружения в Грузию. Удалось установить истинную стоимость проданного военного имущества и возможные факты уменьшения такой стоимости тогдашними должностными лицами Министерства обороны Украины?

– Ситуация с продажей оружия в Грузию во времена президентства Виктора Ющенко – это лишь один из эпизодов в огромном производстве, где мы расследуем, как распродавалось военное имущество и подрывалась обороноспособность государства на протяжении всей истории украинской армии, начиная с 1991 года. За период деятельности всех министров обороны и всех президентов. В интересах следствия я не буду комментировать подробности.

– Будете допрашивать Ющенко и Саакашвили?

– Следствие определится с кругом лиц, которые будут подлежать допросу, с учетом полученных экспертиз. Если говорить в двух словах, то представьте себе карту Украины – и по кругу в каждом регионе стоят ЗРК противовоздушной обороны. Они располагались так, что создавали своего рода купол, который не позволял атаковать нас с воздуха. Поэтому для нас было самым важным установить, какая именно техника была реализована: списанная или все-таки та, которая стояла на боевом дежурстве.

– Установили?

– Установили. Сейчас экспертиза должна это либо подтвердить, либо опровергнуть.

– Каково участие в этих процессах тогдашнего министра обороны Гриценко?

– Мы ждем заключения от экспертов. Потом можно будет говорить предметнее.

– На каком этапе дело о возможном вмешательстве Сытника в выборы в Соединенных Штатах?

– Последний допрос Сытника проводил процессуальный прокурор, и наши следователи в нем не участвовали.

– Государственное бюро расследований проводит досудебное расследование по факту предоставления неправомерной выгоды экс-нардепом Дмитрием Крючковым директору НАБУ Артему Сытнику по делу “Запорожьеоблэнерго”. Крючков уже был допрошен?

– Крючков пришел, пообещал предоставить доказательства вины Сытника, а потом допрос пришлось несколько раз переносить по его просьбе, потому что его параллельно допрашивали в НАБУ – и он не мог явиться к нам. В конечном итоге, когда он к нам явился, то сказал, что в ГПУ есть еще одно дело, в котором очень много доказательств по этой ситуации и что ранее его гражданская жена заявляла об этой взятке. И если эти дела объединят, в рамках этого объединенного дела он даст показания. Мы разыскали это производство, объединили их, он должен был к нам явиться на днях, но снова попросил перенести допрос.

– А Сытника вы будете допрашивать?

– Крючков заявлял, что у него есть доказательства против Сытника, мы хотим их увидеть. Пока что он их следствию не предоставил.

– Планируете допрашивать Игоря Кононенко и проверять информацию об его участии в скандальной ситуации с “Запорожьеоблэнерго”?

– Если Крючков скажет на допросе “Кононенко” и предоставит доказательства, значит, будем допрашивать Кононенко.

– Вы часто задерживаете правоохранителей на взятках. Какая была самая большая сумма?

– Это 110 тыс. долларов, которые требовали сотрудники СБУ центрального аппарата от предпринимателя.

– А вам уже взятки предлагали?

– Нет.

– Что, до сих пор ни одной?

– Вы это сказали с таким сожалением, словно вас это очень огорчает (улыбается, – ред.).

– Часто задерживаете прокуроров. Все-таки это бывшие ваши коллеги. Кто-то пытается договориться, так сказать, по дружбе?

– Нет, не пытается. Они знают мой принципиальный настрой: я никаких переговоров ни с кем не веду. Бесполезно даже начинать такие разговоры. В настоящее время расследуется 87 производств в отношении прокуроров.

– Не так давно принят закон, позволяющий ГБР сформировать оперативные подразделения. Когда они появятся?

– Закон опубликован. Следующий этап – это конкурс. Если он будет проходить интенсивно, к сентябрю мы наберем оперативников.

“СЕЙЧАС ОЧЕНЬ МНОГО ЖАЛОБ ПОСТУПАЕТ НА ДЕЙСТВИЯ ПАТРУЛЬНОЙ ПОЛИЦИИ, СОТРУДНИКИ КОТОРОЙ ПРИМЕНЯЮТ СИЛУ ПРИ ЗАДЕРЖАНИИ”

– Вы несколько раз встречались с представителями Комитета министров Совета Европы, и на этих встречах шла речь об эффективности расследования преступлений, совершенных правоохранителями. В частности, о случаях применения пыток. Какой-то план действий, который позволит изменить ситуацию и уменьшит количество исков в ЕСПЧ, обсуждался?

– Да, мы говорили вполне предметно. В частности, о специальной подготовке следователей. Ведь в большинстве дел, которые Украина проиграла в ЕСПЧ, речь идет именно об неэффективности расследования преступлений, совершенных правоохранителями.

– Что предполагает специальная подготовка следователей?

– Такие дела ранее расследовала прокуратура. А у нас, кроме бывших сотрудников прокуратуры, есть следователи, которые пришли из СБУ, ГФС, полиции, а также юристы, вообще не имеющие следственного опыта. Поэтому представители Совета Европы и предложили нам совместно с Академией прокуратуры и ГПУ разработать методологию, которая поможет в работе тем, кто будет уже в бюро специализироваться на расследовании именно таких уголовных производств. Все это с учетом международного опыта.

И не просто написать методичку, а обучить следователей пользоваться различными инструментами. Например, предложили, чтобы британцы обучили наших следователей правильно проводить процессуальное интервью.

– Это форма допроса?

– По сути да. Основная суть методики – в том, что у тебя больше времени занимает подготовка, чем само следственное действие. Потому что ты максимум информации должен собрать до допроса. Любите американские фильмы на криминальную тематику?

– Не скажу, что люблю, но смотрю.

– Возможно, тогда обращали внимание, как там детективы ведут допросы. Представим ситуацию. Есть заключение эксперта, что в вашей машине нашли клочок волос и кровь жертвы. Вас задерживают, на стол выкладывают заключение эксперта и спрашивают, как вы можете это объяснить? А уже потом начинают отрабатывать информацию, полученную от подозреваемого.

Британцы предлагают действовать иначе. Допустим, та же ситуация с клоком волос или кровью, которые были найдены в машине. Прежде чем прийти на допрос, следователь должен собрать максимум сведений. К примеру, выяснить, не давал ли владелец автомобиля ключи посторонним, была ли машина в угоне. Таким образом, проработать все версии, которые подозреваемый может выдвинуть, увидев такую экспертизу или услышав такой вопрос. Я согласна с такой методикой, так мы заставляем следователя думать. Кстати, процессуальное интервью проводится не только с подозреваемыми.

Обучение предполагает, что во время практических занятий, уже после того, как начитали теорию, каждому следователю дают задание, и определяют, кто из них лучше допрашивает свидетеля, потерпевшего либо подозреваемого. Это абсолютно разная техника проведения процессуального интервью. При работе со свидетелем, например, очень важно, чтобы следователь сумел фактически заставить человека вспомнить события, которые были лет 10 назад. И во время этих занятий следователей обучают, как правильно работать с памятью.

По первому практическому занятию определяют, кто из следователей в каком интервью более успешен. Дальше – две недели работы уже конкретно по специализации. Вот такой интересный формат нам предложили, и мы сейчас стараемся это все внедрить.

Кроме того, прошла еще одна встреча, где на примере конкретных кейсов представители Комитета министров Совета Европы, которые работают с ЕСПЧ, рассказали нам, как они видят расследование таких дел.

– Если Минюст передает в бюро проигранные в ЕСПЧ дела, вы должны провести новые расследования?

– После выплаты компенсации, присужденной Европейским судом по правам человека, материалы действительно передаются Министерством юстиции нам с целью осуществления досудебного расследования и установления лиц, в результате действий или бездействия которых судом принято решение против Украины.

В настоящее время к нам поступило много таких обращений, по которым начато повторное или дополнительное досудебное расследование, которое проводится с соблюдением принципов эффективности.

– Разве может быть эффективным расследование, которое проводится спустя столько лет?

– Сроки давности – это действительно одна из серьезных проблем. Например, есть очень непростое дело, в котором родители уже на протяжении 15 лет доказывают, что их сын не покончил жизнь самоубийством, а его убили. Следователи тогда еще милиции трижды выносили решение о том, что состава преступления нет, и отказывались отрывать уголовное дело, но эти люди не отступали. После того, как в 2012 году вступил в силу новый УПК, им удалось все-таки добиться, чтобы дело открыли. Но расследование было недолгим. Через пару недель его закрыли. Они продолжали добиваться своего. Уже в судебном порядке. Уголовное производство еще несколько раз открывали и закрывали. В 2014 году его закрыли окончательно. Пройдя все национальные судебные инстанции, они обратились с жалобой в Страсбург.

– Не во всех делах правильно и вовремя проводилась экспертиза. Как быть в таких ситуациях? Что может следователь перепроверить теперь? Будете просто закрывать такие производства?

– Мы обсуждали подобные ситуации на встрече с европейскими экспертами. И задавали вопрос о том, как “догнать” неэффективное расследование, если, например, убили человека и не была проведена своевременно судебно-медицинская экспертиза. Как мы можем провести повторное расследование этого факта?

Они понимают, что не все дела имеют судебную перспективу и некоторые все-таки придется закрывать. Но настаивают, чтобы это делалось аргументировано. То есть, конкретно расписано, по какой причине мы не смогли провести то или иное следственное действие и вынуждены были прекратить расследование.

Только не подумайте, что мы будем сейчас все эти дела закрывать. Нет, все возможные процессуальные действия будут проводиться, к этой категории уголовных производств повышенное внимание, мы даже стараемся их не спускать на теруправления, а расследовать силами центрального аппарата.

Но бывают и другие ситуации, по которым мы как практики задавали вопросы. Что именно исследует суд, какие материалы? Например, адвокат потерпевшего заявляет, что экспертизы не было, а мы потом смотрим материалы дела: была.

– А представители Минюста не читают материалы уголовных производств или доступ для них ограничен?

– У них лишь часть информации, которую дают прокуроры, с этим и едут в суд. Так что тут тоже есть проблема: как готовиться к таким процессам, какую информацию можно давать, в каком объеме.

Но для того, чтобы не было такого вала решений Европейского суда, где констатируют неэффективное расследование, очень важно все-таки предоставлять максимум информации. И системно подходить к решению проблем, из-за которых люди обращаются в Европейский суд по правам человека. Помните пилотное решение по делу “Каверзин против Украины”? На счету самого Каверзина 13 эпизодов, среди которых – убийство семерых человек, в том числе трех сотрудников милиции. Также он обвинялся в нанесении тяжких телесных повреждений, незаконном хранении огнестрельного оружия, бандитизме и разбое. Был приговорен к пожизненному заключению. Но он обратился в Европейский Суд по правам человека и выиграл дело, доказав, что ослеп от побоев и пыток, которые к нему применяли сотрудники милиции. Также в решении ЕСПЧ отмечается, что власти не провели эффективного расследования по жалобе заявителя на пытки, пострадавшему не предоставлялась адекватная медицинская помощь в связи с повреждением глаза. В 2012 году ему удалось отсудить у Украины 40 тыс. евро. На это решение тогда была очень разная реакция в обществе, но надо признать, что проблемы, которые в последующем описаны в группе решений “Каверзин против Украины”, существуют и их нужно решать.

Например, сейчас в производстве бюро находится дело, которое открыто по ч. 1 ст. 367 УК Украины (служебная халатность). Судом установлено нарушение ст. 3 и ст. 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в связи с материальными условиями содержания заявителя в Одесском СИЗО. В частности, в своем заявлении этот человек утверждает, что в СИЗО его везли несколько часов без зимней одежды, в автомобиле было холодно и он заболел воспалением легких. А в СИЗО его некачественно лечили. Также ему не оказывалась медицинская помощь в связи с вегетососудистой дистонией и недостаточностью митрального клапана (хроническое нарушение работы сердца, – ред.).

Он описывает разные ситуации, которые с ним происходили. Среди них такая. В дни судебных заседаний его часто выводили из камеры примерно в шесть часов утра и размещали вместе с двадцатью-тридцатью другими лицами в специальном помещении для ожидания площадью примерно 15-20 кв. м, без окон и отопления. В таких условиях они ждали автозак по несколько часов. По возвращении из суда он снова должен был ждать несколько часов в том же помещении, прежде чем его отправят в камеру.

– Раньше пытки шли в ход чаще всего для того, чтобы выбить чистосердечное признание. Но с нынешним УПК это уже не актуально. Чего хотят добиться от задержанных сейчас, применяя силу? Вы сообщали, что ГБР расследует 400 уголовных производств по фактам пыток и жестокого обращения.

– Это не всегда пытки. Мы говорим о случаях, когда правоохранители превысили полномочия, нанесли людям телесные повреждения.

– Когда реформировали полицию, надеялись, что ничего подобного не будет. А тут масса примеров. Например, задержанные осенью прошлого года полицейские, которые били и издевались над пассажирами харьковского метрополитена, требуя деньги. На видео, опубликованном прокуратурой, хорошо видно, с каким остервенением один из них избивает очередную жертву. Разбили о голову мужчины стул, повалили на пол, бьют ногами…

– В этом случае сработал департамент внутренней безопасности Нацполиции, их задержали. Мы же в свою очередь отслеживаем любую информацию в соцсетях, СМИ, которая касается неправомерных действий сотрудников правоохранительных органов. И оперативно на нее реагируем.

– На кого чаще всего жалуются?

– Сейчас очень много жалоб поступает на действия патрульной полиции, сотрудники которой применяют силу при задержании. Мы даже встречались с их руководством, обсуждали в том числе, ситуацию с задержанием в разгар предвыборной кампании группы молодых людей на Контрактовой площади в Киеве. В тот день там происходило несколько мероприятий, в том числе в поддержку одного из кандидатов.

– Вы отреагировали на задержание?

– Видели, что происходило, когда задерживали? В сети было выложено видео. Кого-то приглашали в автозак, а кого-то забрасывали. Мы говорили не только об этой ситуации, но и других. Предложили провести совместные семинары, чтобы полицейские понимали, какими могут быть последствия и в каких случаях.

Например, был случай, когда задержали наркозависимого человека, который, по словам полицейских, вел себя агрессивно, нецензурно ругался. Вместо того, чтобы его отвезти в райотдел, они его оставили в лесу, за городом. Якобы посчитали, что пока дойдет, перевоспитается. А через 4 часа он умер от переохлаждения.

Сами полицейские рассказывали, что таких людей особо некуда везти, нет специальных центров, где бы ими занимались.

– Что теперь грозит этим полицейским?

– Всем трем полицейским сообщено о подозрении в совершении уголовного преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 365 УК Украины, относительно двух избрана мера пресечения в виде содержания под стражей без возможности внесения залога, в отношении еще одного – круглосуточный домашний арест с применением электронного браслета.

В настоящее время досудебное расследование продолжается, назначено около десятка экспертиз, допрошено около двух десятков свидетелей, осуществляются другие следственные действия.

– Еще год назад вы предложили разработать инструкцию, которая бы помогала оперативнее реагировать на факты пыток, а, следовательно, эффективнее расследовать такие дела. Она уже есть?

– Бюро разработало проект Инструкции о порядке взаимодействия по выявлению, пресечению, раскрытию и расследованию фактов пыток. В нем определяется механизм взаимодействия между Государственным бюро расследований и Генеральной прокуратурой, Министерством внутренних дел, Министерством обороны, Министерством здравоохранения, Службой безопасности Украины, Уполномоченным Верховной Рады Украины по правам человека и другими государственными учреждениями по противодействию пыткам путем немедленного и своевременного информирования ГБР о таких фактах. Эта инструкция является алгоритмом взаимодействия и методической рекомендации относительно тесного сотрудничества между правоохранительными органами.

Предусмотренная в проекте инструкции система мер должна стать мощным инструментом мониторинга и контроля за фактами, имеющими признаки пытки или иного ненадлежащего поведения.

Проект инструкции был направлен для согласования и обсуждения в государственные и общественные организации, которые будут задействованы в реализации и в Офис Совета Европы в Украине.

В чем суть расследования всех таких производств? Это эффективность и оперативность. Если человеку наносили телесные повреждения, то, во-первых, быстро назначаем судмедэкспертизу, чтобы их зафиксировать. Во-вторых, сразу же проводим все необходимые осмотры, обыски, изъятия вещдоков и т.д. Это все дает нам возможность оперативно зафиксировать следы. А если дело попадает к нам не сразу, а скажем, через неделю, а сначала было в прокуратуре или другом органе? А когда оно доходит до ГБР, у человека этих синяков уже может и не быть, все следы уничтожены. И потом мы имеем такую практику решений ЕСПЧ, где констатируют неэффективное расследование. Причину мы видим в том, что с самого начала не были проведены все необходимые следственные действия, которые бы позволили собрать доказательства.

Если все будет сделано правильно на первом этапе, тогда у тех же подозреваемых не будет возможности рассказывать, что потерпевший соврал. Правоохранители умеют заметать следы, поэтому мы разработали алгоритм действий для потерпевших. Это не просто какой-то там документ, который ляжет на стол, и все о нем забудут. Нет, мы хотим, чтобы им активно пользовались. И простые граждане, и адвокаты, и судьи, и врачи. И те же правоохранители, если их обвиняют в том, чего они не совершали. Для нас это важно.

Татьяна Бодня, “Цензор.НЕТ”

Источник