Назар Холодницкий. Руководитель САП
22.03.2019
Детективы Национального антикоррупционного бюро Украины сознательно скрыли от Специализированной антикоррупционной прокуратуры часть материалов о коррупции в “Укроборонпроме”, которые потом всплыли в расследовании Bihus.info.
Об этом и многом другом рассказал в эксклюзивном комментарии в ток-шоу “Эхо Украины” руководитель Специализированной антикоррупционной прокуратуры Назар Холодницкий.
– Идет ли у нас борьба с коррупцией, или нет ли у нас борьбы с коррупцией? Общий вопрос.
Я считаю, что идет с проблемами, с информационными войнами, но в то же время и с подозрениями, и с задержаниями и с обвинительными актами, и с судами, и пусть незначительными пока, но с приговорами. Для начала – незначительными. Ждем решения судов по тем производствам, которые мы направляли в 2016, 2017, 2018, 2019 годах, и по топ-чиновникам в том числе: по бывшему председателю ДФС, по прежнему нардепу, связанному с топливно-энергетическим комплексом, по судьям, которые были уличены в получении взяток, которые давали взятку за то, чтобы их не привлекали за первую взятку. И по другим многим делам ждем приговоров. Приговоры – к сожалению, это не наша компетенция. Я это говорю. Но у нас суды независимая ветвь власти в целом, и я не могу вам сказать, когда будет тот или иной приговор и, главное, какой он будет. Это основа демократического государства.
– Вот вы подготовили, например, дело, чтобы передать его в суд. Кому вы его передаете? Вы передали в суд, а дальше вы не понимаете, когда будет этот приговор. У них там что, очередь, или что там у них такое?
Зайдите несколько раз на нашу страницу официальную в Facebook, и вы там увидите каждый день по 2-3 объявление о том, что не состоялось то заседание, не состоялось другое заседание. Проблемы разные. Есть загруженность судей в других делах. Потому, согласно закону, мы должны понимать, что наши дела должны слушать не менее трех судей со стажем работы более 5 лет. Поэтому сейчас есть такие моменты, когда у нас дела назначаются с интервалом в три месяца. Например, по одному делу “Энергоатома” – не по Мартыненко, а по другим фигурантам – было в понедельник заседание и отложили, следующее заседание назначили аж на июнь месяц. Вот где март, а где июнь?
– Что-то у них там не хватает?
Нет времени у одного из судей, у кого-то отпуск. Вообще в 2018, в 2017-м году была такая дерзкая практика, когда дело с апреля переносилось на ноябрь. Объясню чего. Трое судей, коллегия. Один судья идет в июне в отпуск, второй в июле, третий в августе. То есть коллегию собрать нельзя. Перед тем у кого-то в мае еще какие-то курсы, обучение, стажировки. У другого в сентябре еще какие-то вопросы личные. И таким образом, дело с апреля назначается на ноябрь, дело с марта назначается на июнь.
Скажу откровенно, именно поэтому мы – имею в виду САП, НАБУ, общественные активисты, которые понимают в теме антикоррупции – уже третий год фактически воюем, если хотите слово, за создание Антикоррупционного суда. И, слава богу, я имею надежду, что … мы уже видим по новостям, что уже президенту внесены кандидатуры на назначение этих судей. И заработает Антикоррупционный суд – нам будет значительно легче. Потому что эти судьи хотя и будут работать по тому же КПК, это логически, но у них не будет слушаться рядом с топ-коррупцией … Например, по делу главы ДФС есть судьи разные. И, например, утром может быть дело об употреблении наркотиков, в обед – убийство, а после обеда топ-коррупция в государстве. А эти судьи будут слушать четко те дела, которые расследует НАБУ и где процессуальным руководством действительно САП.
Таким образом, я надеюсь получить скорость рассмотрения наших дел в судах, как это было в Америке по делу Манафорта, где три или четыре недели без перерыва слушали с девяти до шести дело и за месяц пришли к приговору. А не так, как у нас сейчас есть, например, по делу того же Насирова, где мы уже третий год фактически будем читать обвинительный акт, потому что сторона защиты заявила это ходатайство.
– Антикоррупционный суд, там также живые люди: у кого-то отпуск, у кого – повышение квалификации. Там будет так же или как-то иначе? Или их много?
Нет, их немного. Но эти судьи не будут иметь в производстве 1000+ других дел. Эти судьи будут иметь в производстве 5-10-15 дел.
– То есть они приходят на работу и занимаются именно этим?
Чисто этим. И не будет судья думать о том, какой приговор давать лицу, которое употребляет наркотики, или убийцы, а будет думать чисто о деле, которое расследовали САП и НАБУ. И именно в этом мы видим на данной стадии развития правовой системы и общества то, что общество требует – приговоров. Потому что когда я пришел на работу в 2015 году, в первый же день на работе на этой должности меня спросили: а чего еще премьер-министр не в тюрьме? Потом стали спрашивать: а чего у вас нет дел? Появились производства. Через два месяца начали спрашивать: а чего у вас нет подозрений? Появились подозрения. Через два месяца начали говорить: иу них нет дел в судах. Пошли дела в суд. На этой стадии – судебные разбирательства – как раз и застопорились все.
Поймите правильно, я как руководитель прокуратуры могу влиять на начало производства , на объявление подозрения и на направление дела в суд. Но я не могу влиять на последнюю стадию – на вынесение приговора. Потому что это исключительно прерогатива суда. И мы на этой стадии в своей практике за эти годы столкнулись с тем, что фактически дела слушаются годами, не назначаются годами. Плюс, еще тот элемент, который мы когда-то не до конца учли, – это то, что все наши производства слушаются не в Киеве, а по всей Украине. Например, с понедельника начинается трехнедельный квест по делу одесского городского головы, где три недели, с понедельника по пятницу, с 10 до 16 часов будут продолжаться подряд судебные заседания.
– Это хорошо?
Для прокурора это хорошо. И у меня люди живут в Одессе, три недели командировки. А с созданием антикоррупционного суда мы, во-первых, упрощаем работу как прокурорам, так и детективам. Потому что не надо будет ездить по всей стране. Например, у меня есть дела, где прокурор во вторник поехала в Запорожье, в среду заседание в Харькове, в четверг – в Полтаве, а в пятницу – во Львове. И человек фактически живет в поезде.
Антикоррупционный суд работает в Киеве, все производства будут в Киеве. Для нас это значительно упрощает работу. Потому что фактически, чтобы посетить одно заседание в том же Харькове, мы должны потратить целый рабочий день, пока добраться туда и обратно. Еще принять участие в судебном заседании. А так проще, конечно, будет. Именно с созданием антикоррупционного суда мы лелеем надежду, мы откровенно надеемся на то, что будут честные, законные и справедливые приговоры, и это будет скорость вынесения этих приговоров, для нашего состояния развития сейчас является наиболее важным. Потому что нас больше всего, за что ругают – что нет тех, кто сидит, нет посаженных. Но прокурор сажает – приговоры выносит суд.
– Антикоррупционный суд. Я понимаю, что вы смотрели там, кто и куда прошел, и так далее. Ваша оценка. Это нормальные люди, это профессиональные люди? Можно будет доверять? То есть общество сможет доверять Антикоррупционном суда?
Я там почти никого не знаю, во-первых. Во-вторых, как прокурор, чьи дела будут в суде слушать, то это неэтично и неправильно давать оценку тем людям, которые …
– Давайте я немного поменяю вопрос. Сама структура Антикоррупционного суда – это устраивает, это по-европейски, это по-мировому?
Фактически сейчас эту структурунечем упрекать, ведь фактическое количество судей равно количеству прокуроров. То есть, сами понимаете, суд не может слушать дело без прокурора, а прокурор – без суда. Поэтому 39 судей на 35 прокуроров – в принципе, это адекватное соотношение для того, чтобы обеспечить рассмотрение. А – чтобы прокуроры все были заняты в делах. Б – чтобы судьи не сидели тоже без работы. У нас, согласно нормам закона, все дела, которые сейчас находятся в судах по всей Украине, должны быть переданы в Антикоррупционный суд, даже на стадии рассмотрения.
Так, мы начнем их все слушать сначала. Но я надеюсь, что не будет такого, как было по делу того же Насирова, когда назначали заседания полтора часа в день, и продолжалось оно два месяца.
– Это не будет так, что заседание Антикоррупционного суда одного в день? Вы сказали, что там много судей. Там внутри будут заседания, потому что их же много, правда?
Конечно.
– То есть может быть 10 заседаний по различным делам, правильно?
Может быть 10 заседаний. Сколько коллегий будет, столько надо и заседаний. Тем более, есть еще следственные судьи, которые предоставляют разрешения в ходе досудебного расследования, а не уже когда дело в суде. Они также будут иметь работу. Поэтому это не одно дело в день 5-7-10 дел в день.
– То есть в разных помещениях.
Помещение – одно. А в разных кабинетах, в разных залах.
– Есть такой стереотип о том, что Украина на первом месте среди коррупции, все погибают от коррупции, на каждом шагу коррупция. Как бы вы сказали об этом? Уровень коррупционности в Украине.
Как антикоррупционный прокурор я могу оценивать только тот уровень, который расследуем и который мы видим. Действительно, мы можем констатировать, что уровень коррупции в Украине достаточно высок.
– Вы имеете в виду, среди ваших клиентов, среди высшего слоя?
Конечно. По тем делам, по которым мы работаем. Я не говорю о конкретных лицах. Я говорю по комплексам: топливно-энергетический комплекс, экономический блок в целом, финансовый, таможня … То есть блоки, я говорю о блоках. Там видно, и мы это понимаем, и работаем над тем, чтобы это искоренить, преодолеть, уменьшить хотя бы. Но говорить, например, о какой-то мелкой коррупции? Я, например, не помню, когда были какие-то даже не резонансные, а рядовые задержания тех самых бывших гаишников или полицейских за получение какой-то взятки. Вспомните, когда кто-то последний раз об этом слышал …
Здесь есть определенная победа в этом плане. Главное, как каждый из нас будет воспринимать, что такое коррупция, и не будут сами в ней участвовать. Не выдавать какие-то справки мальчикам за какие деньги или за кофеварки. Не создавать же эти проблемы и потом их нерешать за “не просто так”.
Мое личное мнение и какой-то опыт. Я утверждаю, что коррупцию можно побороть не только мерами карательными, но и мерами, прежде всего, превентивными, мерами по упрощению ведения бизнеса, упрощение коммуникации предпринимателя с государством. Потому-то мы принимаем законы “Маски-шоу стоп”, “Маски-шоу стоп – 2”, но опять возникают позорные случаи, когда проводят обыски, выворачивают все, и потом тот предприниматель, фактически разграблен, бегает и пытается хоть как-то вернуть свое имущество , которое не имеет отношения к делу, но ему намекают: “мы изъяли у тебя 100 000 долларов – давай, мы тебе возвращаем 70, а ты пишешь, что получил все 100”. Такие случаи тоже есть. И с этим надо бороться карательными методами.
Эти “Маски-шоу стоп” – они законы хороши. Главное, чтобы они правильно выполнялись. Потому что мы говорим, что мы открыты для бизнеса, мы готовы к инвестициям, а сами выдаем некие “левые” справки и сами создаем причину, чтобы эти справки вообще создавать, и затем выдавать. Так нельзя.
– Вы заявляли, что сейчас на стадии следствия находятся производства в оборонной сфере. Что именно расследует в этом деле непосредственно САП? Как продвигаются эти дела? И как на них повлияли расследования журналистов “Наши деньги”?
Скажу откровенно, когда я говорил о “нас”, я говорил о НАБУ и САП. Потому что мы за ними наблюдаем. И НАБУ как орган, который должен собирать доказательства и предоставлять прокурорам, он первый в этой цепи, кто собирает материалы.
По поводу обнародования информации Бигуса могу подтвердить то, что переписка, фрагменты которой были озвучены господином Бигусом, они являются элементами уголовного производства. То есть это не какие-то выдумки и не какие-то придумки. То есть это переписка, которая им получена неизвестно откуда, но это переписка из уголовного производства. Собственно, это когда на СНБО заявили Петр Порошенко и Юрий Луценко.
Поэтому для меня это была неожиданность, поскольку эти, если хотите, проклятые 87 страниц, передал военный прокурор Матиос руководству НАБУ в 2017 году, они действительно существуют. НАБУ сначала их не признавало. Если брать хронологию их комментариев, сначала был полный игнор – мы ничего не знаем. Потом – что-то знаем, но не скажем. А теперь – говорим, что это не мы.
Это абсолютно позорная ситуация. Поскольку сам факт того, что эти материалы были получены, и эти переписки, которые легли в основу расследования Бигуса, они были получены антикоррупционным бюро еще 1 марта 2017 года. То есть не в последние месяц или неделю, а два года. И они были фактически умышленно скрыты от прокуроров.
– То есть от вас?
От нас. Меня спрашивали общественные активисты: как так могло быть скрыто? А могло так быть, к сожалению. Потому что прокурор надзирает за следствием и имеет доступ к тем материалам, которые предоставляет ему детектив. Он не будет заглядывать под стол, под диван или в сейфы. И эти материалы, я утверждаю это раз, материалы, полученные НАБУ 1 марта 2017, где была переписка с “Оптимум сцецдеталь”, где выдавались эти позорные справки, подтверждающие скриншоты, – эта переписка отсутствовала в материалах нашего производства. То есть она была фактически скрыта.
– То есть официально вам ее не давали, ее скрыли?
Не давали. Хотя официально они были получены еще в 2017 году. И, конечно, если бы мои прокуроры в 2017 году, в марте, увидели эту всю переписку, увидели бы роль “Оптимум Спецдеталь” в ней, конечно, что бы следствие по этому производству конкретно, а может, и по другим говорилось совершенно другим путем. Потому что продолжались бы следственные действия негасни. И я не исключаю … Сейчас можно гадать. История не знает слова “если бы”. Но эти материалы действительно бы стали толчком для более качественного расследования, а не так, как оно велось все эти годы, когда за все 18 лет проведения аж три допросы и два или три временных доступы. То есть одна следственное действие раз в четыре месяца.
– Вы можете что-то говорить об Антикоррупционном бюро?
Как не могу? Я их процессуальный руководитель. Я знаю каждое производство, которое у них есть.
– А вы не знаете, почему это произошло и почему они скрывали?
Я только вчера получил письмо от директора НАБУ, что эти материалы они решили приобщить к материалам производства. Решили это сделать только сейчас. То есть они признали, что они у них были. Где эти материалы были два года – это должен устанавливать уже ГБР. Поскольку мы начали производство по факту злоупотребления служебным положением руководством НАБУ. И, согласно УПК, мы передали эти материалы по подследственности в ГБР.
Поэтому у нас, я еще раз подтверждаю есть полное содействие с нашей стороны в расследовании Государственного бюро расследований. И я сам хочу установить истину, во-первых, почему эти материалы были скрыты. Хотя я уже понимаю почему. Там были переписки, в том числе, и детективов НАБУ, и руководства НАБУ. И там не только было по “Укроборонпрома”, а там еще и была переписка, которая вызывает много вопросов и по “Укрзализныци”, когда давали дела, чтобы какой-то элемент незначительный пошел в суд, а значительные материалы, которые интересовали фигурантов были выделены, а потом тихонько умерли. Это тоже мы с этой переписки увидели.
И, видя, как эти производства расследовались де-факто в процессе этих двух лет, я вижу, что эти материалы реально были сделаны для того, чтобы общество никогда не узнало правды. И, скажу откровенно, если бы не Bihus.Info и не эта переписка, и не расследование БИГУС, то САП бы наверное и не узнала, что были 87 листов, которые были переданы военной прокуратурой еще в 2017 году.
– Это очень серьезная история.
Это очень серьезная история.
– А Государственное бюро расследований стоит над вами или между вами?
Нет, оно не стоит над нами или между нами. Оно – другое.
– Что это расследует, разъясните.
Госбюро расследований – это новый орган, который создан, и фактически начал работать в ноябре 2018 года. Он фактически заменяет собой следственные подразделения ГПУ, всех органов, забирает часть преступлений из полиции и из СБУ. И он будет расследовать все военные преступления, будет расследовать все коррупционные преступления не категории “А”, и все преступления, совершаемые работниками антикоррупционных органов, в том числе НАБУ и САП.
– Вы отстранили старшего прокурора САП по делу схем в оборонной сфере. Кто этот прокурор? И получается, что не они там должны, но и вашего человека вы подозреваете?
Я разъясню, чтобы не было кривотолков. Во-первых, не дожидаясь заявлений и не дожидаясь всех других Facebook-блоггеров, я считаю, что раз такое произошло, и общество об этом узнало, то проблема прокурора этого не в том, что он причастен …
– Это ваш сотрудник?
Это мой первый заместитель. Слава богу, он там не причастен, и Bihus.Info это показал, а проблема в том, что он как старший прокурор в течение всего этого времени не видел – и я уверен, что это было неумышленно – то, что дело фактически была на тормозах.
– У вас на тормозах?
В НАБУ. И мы не можем палками заставлять детектива расследовать дело. Если есть желание, и оно было на начальной стадии, а это Харьковский бронетанковый завод, то оно почему-то потом внезапно исчезло. Переписка эта подтвердила нам, чего оно исчезло. Потому что выдавались справки, и за это брались какие-то деньги. И судя по переписке, как там эти мальчики закрывали вопросы, в том числе и с НАБУ, как там писалось, у меня ответы уже на все эти вопросы. И я не знаю, что там будет делать руководство, как они там будут дальше работать, или, возможно, снова где-то надо будет поехать ночью по чужим домам. Я тоже такое не исключаю. Это же модно – Антикоррупционный суд обсуждать.
Я хочу только сказать, что это производство и вообще все по “Укроборонпрому, они должны быть априори делом чести. Именно поэтому с момента нашего создания я, например, все дела по защитникам замкнул … делал старшим прокурором по всем делам первого заместителя Грищук, который был “киборгом”, который знает, что такое война не только по телевидению, а реально. Я потому и отстранил его, не потому, что какие-то были моменты, а потому, что он просто не увидел то, что происходило в этом производстве. Это его сторона, которую мы устраняем. Я рад, что он сделал правильные выводы, и сейчас он уже непосредственно сам заслушивает все другие производства. Я думаю, мы общество проинформируем по всем остальным 20 производствах, которые у нас есть по защитники.
Но в то же время нельзя сказать, что все производство по защитникам не расследовались. “Спецтехноэкспорту” объявлено подозрение буквально неделю назад. Материалы хорошие. Дело по закупке топлива для Минобороны – это где фигурирует заместитель министра обороны – уже на стадии направления в суд. то есть сторона защиты читает материалы. И тогда, она с ними ознакомится, дело пойдет в суд. Уже больше года во Львове в суде слушается дело Львовского бронетанкового завода, где предприятие были проданы двигатели, которые до этого были списаны как избыточное имущество.
То есть сказать, что ничего не делается, тоже неправда. Но при тех масштабах, которые мы увидели, в том числе и с Bihus.Info, я хочу видеть большие результаты. И это абсолютно мое законное, естественное право, и не только мое, но и каждого из нас. И вот эти позорные факты, что само по защитники, само по делам в оборонном комплексе происходили их ливни путем выдачи справок, путем переговоров с фигурантами … Там мы видим, что люди просто имели прямой доступ к первым лицам в кабинеты в любое время. И это дела по защитникам. Это не какое-то аморфное, знаете, какой энергетический комплекс, где-то кто-то … Это даже не тот знаменитый “Роттердам” или “Дюссельдорф”, а это оборонка, это когда каждый день кто-то погибает на фронте из-за некачественных моторы, из-за отсутствия топлива, потому , что высотомеры не так ли купленные в семь раз дорого. Это проблема.
И для нас, нашей страны эти дела должны быть в приоритете. И я рад, что на СНБО было принято решение о начале реформирования “Укроборонпрома”. Наверное, что это надо делать. Но я не буду принимать участие в его реформировании, поскольку это не мои полномочия. Для этого есть специалисты. Но расследование Бигуса, в том числе, показало, что-то не так в этом царстве. И далеко не так. Хотя, конечно, если сравнивать армию 14 и 19-го годов, то это, как в Одессе говорят, “две большие разницы”. но все равно что-то не так.
– Демократия иногда дает странные последствия. И мы видим, что в конце февраля в Украине отменили статью о незаконном обогащении. Конституционный суд признал эту статью неконституционной. Вы после этого заявили, что у вас были дела по незаконному обогащению, и они теперь у вас лежат. Что вы будете по этому поводу делать? Какая здесь ситуация, и вы ждете?
Ситуация, откровенно скажу, плохая. Решение Конституционного суда является решением Конституционного суда, и мы должны его выполнять. Оно является окончательным и не подлежит обжалованию, отмене или нет. Так пишет Конституция и законы. Что происходит дальше? Фактически этим решением отменено уголовная ответственность за незаконное обогащение. И все производства, которые у нас были, а по состоянию на 26 февраля, на момент принятия решения Конституционного суда, у нас было в производстве 65 дел …
– Технический вопрос. Незаконное обогащение – это коррупция или это что-то другое?
Это коррупционное преступление, это коррупция.
– Так получается, что вы вообще не имеете возможности ничего расследовать?
Нет, есть другие преступления. Я сейчас объясню, что произошло. Всего за период действия этой статьи нами было зарегистрировано 120 уголовных производств. Из них по состоянию на 26 февраля этого года 65 оставалось в производстве, 4 дела уже в суде находились. Это, напомню, бывший военный прокурор АТО, это председатель Счетной палаты, это судья из Луганской области, районного суда, который умудрился в Харькове две элитные квартиры на зарплату найти. И последнее дело, которое было направлено в суд, – это было буквально за два дня до отмены этой статьи. В пятницу мы направили в суд дело министра инфраструктуры о незаконном обогащении, и в понедельник суд отменил статью. Четыре дела в суде было. Были еще производства с подозреваемыми, где уже были объявлены подозрения, следствие уже развивалось именно в отношении определенного лица. Это бывший и.о. председателя ДФС Продан, и еще там были фигуранты.
Сейчас же, после решения суда, эти дела все подлежащие безусловному закрытию. То есть дела, которые расследовались и были на стадии расследования в НАБУ, детектив или прокурор должны их закрыть. Я вчера объявил на комитете и повторюсь, что ждать уже не из чего, манна с неба не упадет, решение надо выполнять. До 27 марта я дал срок на принятие законных решений. Почему я так решил – я объясню. Детективы сейчас уже закрывают эти производства – по одному, по два, по три. И каждый раз это-то есть в медиа, делается какая-то сенсация – что НАБУ и САП снова где-то проиграли. Но мы выполняем решение суда, у нас нет другого пути. Чтобы не давать СМИ поводы каждый раз делать какую-то новость по тому или иному производстве, мы должны показать обществу, которые были производства, кто были фигурантами и которое принято решение. То есть дела закрыты не потому, что мы плохо работали, а потому, что у нас забрали законодательный механизм для доказательства вины фигурантов.
Не называя имен, я опубликую список производств и фигурантов, и должности, которые они занимают, и все поймут, о ком идет речь. Потому называть имена я не могу. Это юридически будет неправильно. Но должности никто не запрещает, в том числе и бывшие. И страна увидит, кто был фигурантами этих производств и по кому сейчас их надо остановить. Действительно, я подтверждаю, что там были и некоторые министры, не только Емельян, там были и председатели областных государственных администраций, губернаторы, по-простому. Там были и высшее руководство полиции, СБУ, были и прокуроры, высшее руководство, кстати. И много было производств, более десяти, кажется, по конкретным народным депутатам. Некоторые уже из них во время расследования стали известны. Помните нардепа от Радикальной партии, дебош у меня устроював в кабинете, председатель Радикальной партии. Были другие депутаты, в том числе и “радикалы”, и провластные …
– Вот вы сейчас это закроете, согласно решению Конституционного суда. А если, например, будет альтернативное нечто такое, что устраивает Конституционный суд, то вы снова их откроете? Как это будет?
Нет. Потому что, согласно Конституции, законы имеют исключительно прямое действие. Они не имеют обратного действия во времени. Только те, которые смягчают или отменяют уголовную ответственность. Что это значит? То есть, если, например, Верховная Рада, произойдет чудо, на следующей неделе или в апреле примет новую статью о незаконном обогащении, и она начнет действовать условно с 1 мая, то мы сможем только расследовать уголовные производства о незаконном обогащении, о преступлениях, совершенных были уже после 1 19 мая года. То есть расследовать преступления, которые совершались до этого периода, мы не имеем права, потому что закон не действовал в это время. Это проблема. Поэтому все производства, которые у нас были, все наши наработки, которые были, сейчас фактически “коту под хвост”.
– У меня был министр инфраструктуры Владимир Омелян. И сейчас, что бы он ни делал, а он человек молодой и у него есть перспективы, будет за ним ходить, что он что-то украл, но решением Конституционного суда это закрыли. А как он, например, может ли кто-то другой, кто считает себя виновным и хотел бы доказать это, что может человек сделать, чтобы доказать?
Я не могу в прямом эфире давать консультации стороне защиты.
– Это возможно или это невозможно?
Я не хочу в прямом эфире давать консультации стороне защиты. Не только в его деле, но и по всем остальным. У него есть адвокаты, юристы. И если они хорошо учились в универстите, они должны знать механизмы, как действует право в государстве. Но я как прокурор советовать подозреваемым не могу. Это безотносительно к лицам. Поэтому вы от меня ответа не услышите.
– Что меня поразило? Человек приходит и говорит: “Вот было дело, а теперь его закрыли, а я хочу доказать”. А ему скажут: “Читал решение Конституционного суда? Уходи и ходи с этим пятном на лбу всю жизнь”.
Юридически эта “пятно на лбу” называется судимостью. Ни у него, ни у любого другого ее не будет. К сожалению, в нашем информационном мире очень легко кого-то, простите, обгадить, а смываться надо тому, о ком говорят. Я это чувствовал, в том числе, и на себе, и на моих прокурорах, и на окружающих. Поэтому человек, который идет на публичную службу, тем более высокими министерские, депутатские или прокурорские должности, должна быть морально готовой к тому, что … как там в одном ролике рекламном говорили, что тебя будут все ненавидеть, а ты должен это все терпеть. Такое нашу жизнь. Не хочешь – не иди на публичную службу.
– Посол США в Украине заявила о необходимости сменить руководителя антикоррупционного органа в Украине, то есть вас. Она заявила: “Для целостности антикоррупционных институтов должен быть заменен специальный антикоррупционный прокурор. Тому, кто был пойман за предоставлением консультаций подозреваемым, как избежать ответственности по обвинению в коррупции, нельзя доверить вести эти самые дела “. Что вы скажете?
Во-первых, никто не был пойман. Меня в прошлом году расследовали все возможные правоохранительные органы: сначала ГПУ с НАБУ, а потом уже в конце СБУ. И закончилось это ожидаемо для меня тем, что производство было закрыто за отсутствием состава преступления. А этими словами можно оперировать теперь тем, кто был пойман на выдаче справок о том, что фирмы не являются фиктивными, нельзя доверить расследование дела по защитники. Я считаю так.
– А вообще такое вмешательство, имеет право?
Я не могу комментировать. Она сказала то, что сказала. Я сказал то, что я сказал. Дипломатов должны комментировать дипломаты. Точка.
– Теперь о САП и НАБУ. Мне кажется, там какая-то черная кошка между вами пробежала. Я чувствую какое-то напряжение. Это у вас личное или это профессиональное?
Я понимаю, что, может, чувствуется. Но, скажу откровенно. “Черная кошка” называется, знаете, как? Сокрытие документов от прокурора. “Черная кошка” называется некачественная доказательная база. “Черная кошка” называется разглашение данных следствия без разрешения прокурора. Берем это дело Манафорта, например, где без нашего разрешения были опубликованы части записей, которые фактически тоже самое НАБУ течение последних трех лет так и не смогло довести до логического завершения. Эти “черные кошки” – они есть. Но они не в нашем доме живут, не в сапе они живут.
Поэтому, есть доказательства – мы идем в суд. И я это показал по многим делам. Я это показал по делу Насирова. По делу Труханова, где меня “труханилы” целый год и рассказывали, что я такой-сякой, но я лично подписал ему одну подозрение, и дело уже в суде. На прошлой неделе я подписал ему вторую подозрение, где мы объективно подозреваем в совершении преступления. Не словом, а делом надо это делать. Я делаю это, подписывая процессуальные документы там, где есть доказательная база, а не пиар-брани, где есть только “железобетонные” Facebook-эксперты, которые все знают, но только почему-то на конкурс ни в САП, ни в НАБУ не хотят идти. Вот и вся история.
– Вы в интервью заявили: “Я вижу себя только прокурором, ни политиком, ни кем-то другим. Учитывая все то, что САП является органом, который осуществляет надзор, несмотря на все это грязь, которая льется. Это означает, что мы делаем все правильно “. Сейчас же модно – все идут в политику. А чего вы не хотите?
Потому что не хочу. Чего я не хочу? Потому что не хочу. Я не вижу себя политиком, потому что я вижу себя прокурором. Я учился на юрфаке. Прокуратура – это единственная запись в моей трудовой книжке. Пока что. Исключать поход в политику, конечно, после всех тех событий и грязи этого никто не может. Поэтому, знаете, нельзя дуть на то, чего мы не знаем. Но по состоянию на сейчас я подтверждаю это. У меня есть дружный коллектив, у меня есть работа, которая мне нравится. Я вижу, что, несмотря на все, мы переживаем эти испытания, которые делают нас сильнее. И по состоянию на сейчас я подтверждаю, что по состоянию на 21 марта я не вижу себя в политике. Хотя, возможно, многие из Facebook и “диванных экспертов” меня туда уже записывают.
– А вам предлагали?
Нет. Ну кто? Фактически все фракции, если берем политически, в парламенте и депутаты были или являются фигурантами тех или иных наших производств.
– Это смешно.
Это реальность.
