Министр юстиции Денис Малюська: интервью РБК-Украина.
15.09.2021
Судебная и тюремная реформы, законопроект об олигархах, будущее люстрации, ОАСК и КСУ – об этом и многом другом министр юстиции Денис Малюська рассказал в интервью РБК-Украина.
Осень в украинской политике началась со слухов о скорой отставке ряда министров в правительстве Дениса Шмыгаля. В числе наиболее вероятных кандидатур на увольнение многие источники называют и главу Минюста Дениса Малюську. Он один из немногих “старожилов” Кабмина, который занимает свой пост вот уже более двух лет.
За это время Малюська запомнился не только экстравагантными фото в своем Фейсбуке, но и тюремной реформой, попыткой изменить закон о люстрации, а также разработкой президентской инициативы об олигархах. Обо всем этом, а также почему министры неправильно пишут заявления об отставке – глава Минюста рассказал РБК-Украина.
– В Украине начался осенний политический сезон и начались разговоры об отставках в правительстве. Вас тоже не обошла эта тенденция. Пошли слухи о вашем увольнении, более того, по информации определенных СМИ, вы уже даже написали заявление об отставке. Действительно ли есть такое заявление в ящике вашего стола?
– Нет, нету. Но я некоторое время уделил тому, чтобы изучить, как это заявление пишется. Это, оказывается, дело не совсем простое, многие министры ошибаются и неправильно пишут заявление об отставке.
– То есть вы этот вопрос изучали, но, так сказать, исключительно в исследовательском ключе?
– Когда-то такая ситуация точно наступит, конечно. Кстати Аваков правильно такое заявление написал.
– Раскроете тайну, в чем там основная “загвоздка”?
– Много кто пишет “прошу уволить меня…” и т.д. Но министр не увольняется, а уходит в отставку. Его парламент не увольняет, а лишь принимает его отставку. Следовательно, это должно называться исключительно “заявление об отставке” и оно подается в адрес председателя Верховной Рады.
И еще интересно, что даже ВРУ принимала постановления, которые не соответствуют Конституции и законам Украины, когда “увольняла по собственному желанию” отдельных министров. Не та уже Верховная рада, ой не та…
Но, повторяю, я не писал заявление об отставке.
– Действительно, на этот момент почти никто не обращает внимания. Интересно было бы если бы кто-то из уволенных министров обжаловал такое постановление в Конституционном суде.
-Да-да, тогда бы уволенные министры имели бы еще шанс на восстановление. Но ведь, повторяю, Аваков свою правильно написал (смеется, – ред.)
– Никаких претензий к вашей работе вы не получали от депутатского корпуса?
– Нет.
– А с Офисом президента какие у вас отношения? Опять же, некоторые источники говорят, что с президентом у вас лично хорошие отношения, а с главой его Офиса – не очень. Как бы вы сами охарактеризовали свои отношения и с господином Ермаком, и с господином Зеленским?
– Как нормальные рабочие.
– В этом контексте хочется вспомнить именно о президентской инициативе, к которой вы были активно приобщены. Речь идет о такой новации Зеленского как законопроект об олигархах. Я так понимаю, он был инициатором, а Минюст разрабатывал сам текст, верно?
– Немножко не так. Потому что финальный текст редактировал Офис президента. Но частично работа была на нас: сведение, структурирование и так далее.
– Вы довольны финальным видом текста? Поскольку и господин Разумков говорит о несовершенстве данного законопроекта и госпожа омбудсмен Денисова заявляет о его неконституционности. Вы принимаете их упреки, что этот документ нарушает Конституцию и даже права человека, дискриминируя граждан по имущественному положению?
– Запрет дискриминации по имущественному положению задумывалась как защита бедных слоев населения, а не как препятствие для ограничения процесса обогащения самых состоятельных – олигархов. Если бы давно умершим авторам идеи борьбы с дискриминацией по имущественному положению это рассказали, то они были бы, мягко говоря, удивлены.
Поэтому применять такие аргументы, говоря о законе об олигархах, я бы воздержался. Это не серьезный предмет для дискуссии о конституционности в этой части. При обсуждении законопроекта к первому чтению все желающие имели возможность высказать свои предостережения и услышать их опровержение.
– Один из ключевых спорных моментов законопроекта, кто именно будет предоставлять статус олигарха: будет ли это СНБО, как предусмотрено документом, или кто-то другой. Тот же Разумков выступает против того, чтобы предоставлять такие полномочия Совбезу. Тем более, что ни в Конституции, ни в законодательстве у СНБО не предусмотрено таких полномочий. Вы не усматриваете проблемы, что совещательный орган может получить такие функции?
– Тут как в банальном изречении о демократии, которая “штука плохая, но лучше никто не придумал”. Такая же история и здесь. Теоретически, было бы классно иметь что-то лучше, но в существующей государственной инфраструктуре и при имеющемся статусе-кво лучше СНБО, к сожалению, ничего нет.
– От юристов и экспертов звучат опасения, что много последних решений СНБО, в частности относительно санкций против граждан Украины, имеют сомнительную юридическую природу.
– Надо различать две вещи. Первое, это решения СНБО относительно конкретных субъектов, и там нужно изучать основания, которые были для принятия указанных решений. Их обжалование сейчас продолжается в Верховном суде. Поэтому в этой части я комментировать не буду и не могу. К тому же я никогда не видел и не изучал материалы, на которых основывались решения СНБО относительно конкретных физических и юридических лиц.
Другой вопрос, это собственно полномочия СНБО принимать такого рода решения. Здесь я проблем не вижу никаких, потому что в Конституции четко указано, что функции СНБО определяются законом. Соответственно, в отличие от президента и Верховной рады Конституция не содержит исчерпывающего перечня полномочий Совбеза, а отсылает к закону. И закон о санкциях, и законопроект об олигархах содержит функционал СНБО в той или иной сфере.
– Ваш прогноз: законопроект Рада примет, провалит или депутаты заблокируют поправками?
– Количество поправок уже известно, их около 1,2 тысяч, и это в принципе недостаточное количество, чтобы заблокировать прохождение законопроекта. Поэтому я думаю, что он будет приниматься.
– Люди, которые попадут в этот список олигархов, смогут оспорить это в международных судах, например, в ЕСПЧ?
– В украинских судах точно смогут обжаловать. Собственно, это наверняка будет первое, куда они обратятся. Решение о включении в реестр олигархов может быть обжаловано в Верховном суде. Очевидно, что такие иски будут. Не исключаю и возможность этих лиц пойти в ЕСПЧ. Они могут идти в суды или не идти, но подчеркиваю, наша задача – сделать закон максимально эффективным и максимально надежным в применении, чтобы обжалование в судах было бесперспективным делом.
– Вы уже назвали фамилии тех, кто может попасть в этот список олигархов…
– Нет, я не называл фамилии тех, кто может попасть в реестр олигархов. Это был ответ на упрек, что якобы закон сформулирован таким образом, чтобы не включить туда Коломойского. Я ответил, что на самом деле нет, нет такого в тексте документа, что исключало бы попадание Коломойского. Соответственно, мои слова – это не ориентир списков тех лиц, которые должны попасть в реестр олигархов.
– Правильно ли я понял ваш ответ, что никаких предварительных списков олигархов нет и это будет решаться уже после того, как и в каком виде примут закон во втором чтении? Сейчас никакие списки обсуждать не имеет смысла?
– Да, не имеет смысла. Но немалое количество депутатов своими правками предлагают внести в законопроект такие, казалось бы, тонкие, небольшие изменения, которые разрушают его содержание. На самом деле за такими правками кроется попытка вывести тех, кого общество воспринимает олигархами, из-под действия этого закона.
Речь идет о терминах “бенефициар” и “связанное лицо”, с помощью которых можно вывести из-под действия закона почти всех, кто в обществе воспринимается как классический олигарх. Правки к этим двум пунктам являются на самом деле важнейшими, хотя и выглядят сугубо техническими.
– Вы включены в рабочую группу по нейтрализации угроз от ввода в действие “Северного потока-2”. Начала ли работу эта группа? Какие у вас есть идеи относительно того, как возможно сейчас, когда строительство газопровода уже на финальном этапе, ему противодействовать?
– Если заседание этой рабочей группы и было, то меня туда не приглашали. Мне кажется, что поскольку эта инициатива очень свежая, то рабочая группа начнет свою работу чуть позже.
– Свои идеи по противодействию угрозам от “Северного потока-2” Вы сейчас можете озвучить?
– Я бы скорее пока воздержался.
– Мы затронули тему ЕСПЧ, и поэтому вспомним о решении Кабмина от 1 сентября уволить представителя Украины в этом суде Ивана Лищину. Он имел выигрышные кейсы, многие процессы были именно на нем завязаны. Для вас его увольнение стало неожиданным? Нашли ли ему замену? Нет ли у вас опасений, что теперь украинские дела в ЕСПЧ существенно затормозятся?
– Оно не могло быть неожиданным, потому что Кабмин принимает кадровые решения по Минюсту с моей подачи. Собственно, Иван Лищина подал заявление, а я внес представление правительству о его увольнении.
Государственная служба – это не рабство, мы не можем заставить человека работать, если он хочет уйти. Тем более, что Иван предупреждал меня о своем увольнении еще три месяца назад. Получается, что наоборот мы удерживали его на работе, поскольку я попросил его до максимально возможного времени оставаться на своем посту. И это время истекло.
Действительно, он был ключевым человеком, он очень много сделал того, что имело хороший эффект. Я его работой на 100% доволен. Да, работать на государство – это есть честь, безусловно, но есть еще и семья и профессиональные вопросы… Сейчас Ваня имеет хорошую работу, гораздо лучше оплачиваемую чем здесь. Да, его решение было плохое для нас, но что поделаешь, попробуем найти замену.
– “Плохое” – это вы имеете в виду в плане перспектив наших дел в ЕСПЧ или потому что трудно найти ему замену?
– Нет, в технологическом плане. На дела в ЕСПЧ это никоим образом не повлияет, потому что он остался членом команды, я назначил его своим официальным советником. Он не сможет выполнять обязанности заместителя министра, по сути менеджерские функции, однако, будет предоставлять консультации и советы по вопросам судебной защиты интересов Украины за рубежом, в том числе и в делах против России. Он так же сможет участвовать в заседаниях суда в качестве советника. Здесь мы его не потеряем.
– Замену ему нашли уже?
– Ищем. Скорее всего, это будет кто-то не из Министерства юстиции.
– Как раз два года назад ЕСПЧ вынес первое решение по украинской люстрации (пять экс-чиновников получили денежную компенсацию за нарушение своих прав, – ред.). За это время в законодательстве Украины ничего не изменилось. Еще весной Минюст разработал изменения в закон о люстрации, но парламент их так и не рассмотрел.
– Да, этот законопроект согласован со специалистами Совета Европы и полностью соответствует решению ЕСПЧ. Но этот вопрос настолько горячий и дискуссионный, что законопроект так и не был рассмотрен в парламенте. Верховная рада активно демонстрировала нам, что у них нет готовности его принимать.
– Какой вы видите выход из ситуации? Украина просто будет выплачивать суммы компенсаций следующим люстрированным чиновникам, которые будут выигрывать дела в ЕСПЧ? Или вы будете продавливать законопроект в парламенте?
– Я думаю, что законопроект все равно примется в свое время. Этот вопрос активизируется, если Конституционный суд вынесет свое решение относительно закона о люстрации. Он уже очень долго его рассматривает. Каким должно быть это решение, мне кажется, уже понятно.
Очевидно, КСУ не сможет констатировать полную конституционность закона о люстрации, если уже есть решение ЕСПЧ о нарушении базовых принципов прав человека. КСУ может просто воспроизвести в своем решении позицию ЕСПЧ по этому вопросу и дать время, например, полгода, Верховной раде для внесения изменений в законодательство.
Это было бы оптимальным решением в этой ситуации. Будем ждать этого, а если этого так и не случится, будем что-то думать.
– Мы затронули Конституционный суд. Ситуация с ним сейчас тоже далеко не проста. Вы можете сказать, например, кто сейчас глава КСУ?
– Насколько я помню, там были какие-то отстранения…
– Совершенно верно, было даже решение президента об отмене указа о назначении главы КСУ Тупицкого. Верховный суд признал это незаконным.
– Но этот вердикт сейчас оспаривается в апелляции в Большой палате ВС. И решение суда первой инстанции не вступило в силу.
– Но если апелляция оставит в силе решение первой инстанции, то не начнется ли правовой хаос в КСУ? В суде будет тогда два руководителя?
– Я не думаю, что начнется правовой хаос. Опять же, против Тупицкого есть уголовные производства, есть инструменты отстранения и к тому же в следующем году завершается срок его полномочий. Весь этот шум и гам может закончиться уже весной следующего года.
– Еще одна разработка Минюста, частично связанная с решениями КСУ, это изменения в закон о НАБУ, который уже принят в первом чтении. В прошлом году Конституционный суд признал неконституционными ряд положений, в частности, относительно права президента назначать директора Бюро. Вы разработали свой законопроект и предложили передать это право Кабмину. Но НАБУ раскритиковало эту инициативу и отметило, что принятие законопроекта Минюста может поставить под вопрос независимость работы Бюро. Вы согласны с этим?
– И у нас и у депутатов, которые помогали разрабатывать законопроект, никаких мотивов сделать НАБУ зависимым от Кабмина не было. Наоборот, мы стремились сделать его максимально независимым. Я не думаю, что будет хоть какая-то зависимость НАБУ от правительства и не вижу в этом никакой проблемы.
– Угроз лично господину Ситнику тоже нет? Он спокойно досидит свой срок на посту, который, кстати, истекает в следующем году?
– Ключевая идея законопроекта была в том, что господин Сытник будет уволен только тогда, когда будет избран новый руководитель Бюро, или когда истечет срок его полномочий. Посмотрим, что наступит раньше.
– Такой формат изменений в закон о НАБУ был согласован с нашими международными партнерами?
– Безусловно.
– Они никаких замечаний к нему не высказали?
– Насчет подчинения НАБУ Кабинету министров – нет. Там и вариантов других особо не было, поскольку КСУ в своем решении прямо написал, что НАБУ имеет все признаки органа исполнительной власти, а значит, он должен подчиняться Кабмину. У нас других вариантов просто не было.
– У международных партнеров была также просьба, или же настойчивая рекомендация, провести реформирование судебных органов – ВСП и ВККС. Это и было сделано в середине лета этого года. Правда, не все прошло безоблачно. Например, изменения в закон о ВСП, вступившие в силу 5 августа, фактически заблокировали возможность привлекать судей к дисциплинарной ответственности. Вас не удивляет, что этот важный закон получился такой несовершенный?
– Я бы не сказал, что этот закон несовершенен. Введение службы дисциплинарных инспекторов – это было одно из требований МВФ. Они должны быть честными и независимыми от членов ВСП. Ключевая задача сейчас – это создать эту службу и как можно быстрее запустить работу Этической комиссии, которая будет проверять на добропорядочность членов ВСП и кандидатов в состав Совета. Надо “бежать” как можно быстрее, но к сожалению не все от нас зависит.
– Да, в этой ситуации многое зависит от международных партнеров, которые могут как и в предыдущий раз в 2019-20 годах просто не прислать своих кандидатов в Этический совет.
– Они сказали, что пришлют. Проблем с текстом закона нет, остался лишь технический вопрос, чтобы они скоординировались и назвали фамилии своих представителей (международные организации прислали своих кандидатов 10 сентября, но 13 сентября своих кандидатов не смог назначить Совет судей, – ред.).
– Как обычно бывает в Украине это не единственная угроза для судебной реформы. Вполне вероятно, что этот закон, как и его предшественник от ноября 2019 года, окажется в КСУ и будет отменен как неконституционный. Такую угрозу вы видите?
– Теоретически, да. Но между тем Этическим советом и механизмами, которые сейчас внедряются, есть огромная разница. Тогда, когда писался предыдущий закон, мне кажется, никто даже не думал обращать внимания на Конституцию и там, например, голоса членов ВСП просто “размывались”, происходило слияние конституционного органа с органом, который не предусматривает наша Конституция. Это была очень странная конструкция, и мне трудно сказать, при каких условиях КСУ должен был бы тогда проигнорировать эту неконституционность. У меня впечатление, что тот закон специально создавался с такой целью.
– Но ведь вы уже тогда были министром юстиции, могли как-то помешать этому.
– Да нет, текст уже был готов и через нас не проходил. Он исходил напрямую от тогдашнего Офиса президента. Хотя свои замечания к нему мы описывали в письме к ВРУ и просили не поддерживать целый ряд его положений.
Сейчас этого нет. Я не говорю, что новый закон не предусматривает оригинального вмешательства в работу конституционного органа. Оно есть, да, но я не вижу там прямого нарушения Основного закона. Я не вижу там такого, что стоило бы однозначно ожидать решения КСУ о его неконституционности.
Есть несколько дискуссионных положений в законе. Не все они были инициированы ОП или нами. Часть из них внесли представители депутатского корпуса, часть – требовали наши международные партнеры. Мы их предупреждали о неоднозначности этих положений. Но имеем то, что имеем.
Риски мы понимаем, последствия тоже просчитаны. Даже если наиболее спорные положения признают неконституционными, это не развалит полностью всю конструкцию.
– Относительно этой судебной реформы есть популярный упрек, что “власть отдала отбор украинских судей в руки иностранцев”, что это “частичная потеря суверенитета государства”. Что бы вы ответили на эти заявления?
– Это популярные мифы, которые не имеют отношения к реальности. Никто не говорит, что эти иностранцы будут проводить какой-то “отбор”, никто не говорит, что иностранцы вообще будут скоординированно как-то действовать между собой. Здесь скорее речь может идти об их независимости.
Каким образом можно найти в Украине действительно независимое лицо, на которое никак нельзя повлиять: деньгами, компроматом, запугиванием? Ответ очень прост – надо взять опытного международного эксперта, который принесет реальную нейтральность в принятии кадровых решений.
– Какие сейчас являются наиболее “рискованные” для Украины международные арбитражи? В феврале этого года мы выиграли Стокгольмский арбитраж на 6 млрд гривен по “Укрнафте”, а где мы можем потерять в ближайшее время? Например, как идет в Великобритании процесс по возвращению России “долга Януковича” на 3 млрд гривен?
– Этот суд не мы ведем, а Минфин, так что я не знаю. Среди тех судов, что ведет Минюст, каждый может иметь определенные риски. Но я не думаю, что в течение ближайшего примерно года мы будем иметь какие-то “трагические” решения в наших арбитражах. А дальше уже, действительно, будут такие арбитражи, где суммы большие, а гарантировать победу в них я бы не стал. Есть там потенциальные проблемы.
– Кстати, часть дел по ПриватБанку также вы ведете. В прошлом году вы очень возмущались решению судьи Печерского суда Вовка по делу братьев Суркисов против Приватбанка.
– Возмущался и продолжаю возмущаться, потому что его решение остается в силе. Прошло столько времени, а его до сих пор никто не отменил.
– А как в целом этот процесс движется?
– Там суды сыграли очень хорошо в “юридический пинг-понг”: апелляция сказала, что не хочет рассматривать, пока Верховный суд не рассмотрит, а он перебросил дело в Большую палату. В результате сейчас мячик на стороне Большой Палаты ВС. Эта ситуация показательна, что больше года остается в силе определение, которое несет риск потери для государства более 10 млрд гривен, и незаконность которой признают все. Это показатель.
– За последние годы Окружной админсуд Киева стал, пожалуй, самым известным судом в Украине, о котором слышали даже дети. Уже почти полгода в Раде лежит президентский законопроект о его ликвидации. Лежит совсем без движения. Есть такое мнение, что власть уже отказалась от идеи ликвидации ОАСК.
– Нет, точно не отказалась, и законопроект точно будет рассмотрен. Он президентский и забыть о нем – не вариант. Объясню, почему здесь нет той скорости, на которую, возможно, общество ожидало.
Дело в том, что этот законопроект не простой, его имплементация является очень не простой. Все дела, которые сейчас рассматривает ОАСК, должны перейти в другой суд – Киевский окружной админсуд, у которого гораздо меньше судей и у них есть свои дела. Они должны вдобавок к ним начать рассматривать дела от ОАСК.
Потом, когда вместо ОАСК будет создан новый суд, дела снова должны передать туда. Более того, их снова вынуждены будут начать рассматривать сначала. Уже в третий раз. Кроме того, судей в новый суд можно будет назначить лишь после того, как заработает ВККС. А это тоже длительное время.
По приблизительным оценкам, оперативная ликвидация ОАСК приведет к тому, что 50-70 тысяч дел будут очень долго искать своего разрешения. На это уйдут годы. Это будет сильный удар по системе рассмотрения административных споров. Я напомню, что админсуды как раз создавались, чтобы быть оперативнее обычных.
С одной стороны, с ОАСКом что-то делать нужно, а с другой – цена такого “что-то” может быть очень велика.
– То есть эта пауза с ликвидацией ОАСК больше во благо?
– Ну сейчас, пожалуй, больше во благо. Но если бы всю эту историю с созданием нового суда синхронизировать с созданием ВККС, тогда этот временной лаг с передачей дел был бы меньше, тогда удар по административному правосудию был бы менее ощутим.
– Хотел задать вам несколько философский вопрос. Вам не кажется что в Украине все эти проблемы с ОАСКом и другими судами нивелируются, так сказать, необязательностью исполнения их решений. Сколько было примеров, когда, например, решение Окружного админсуда Киева о восстановлении того или иного чиновника на посту органы власти просто игнорировали, и ситуация просто забывалась.
– Ну я не скажу, что у нас есть какое-то особо распространенное невыполнение решений судов, особенно, что касается восстановления в должности. И восстанавливают чиновников, и компенсации выплачиваются за потерянный доход. С восстановлением бывает лишь проблема, что часто прежней должности чиновника просто нет – очень быстро у нас проходят реформы в органах госвласти. Но проблемы с решениями судей я здесь не вижу. Если бы можно было бы просто не выполнять решение админсуда, то ОАСК не был бы столь важным.
– Иногда кажется, что некоторые органы власти могут себе позволить просто закрывать глаза на его решения, которые им не выгодны.
– Нет, не очень. Если это и происходит, то потом выливается в ряд уголовных производств за “невыполнение решения суда”. Потому что это преступление, за которое можно надолго отправиться в места лишения свободы. Здесь все не так просто, все гораздо сложнее.
– Кстати, насчет мест лишения свободы. Насколько я понимаю, Минюст планирует продать или законсервировать Лукьяновское СИЗО, а для заключенных построить новое учреждение в Киевской области. Началось ли уже это строительство?
– Проектно-сметная документация сейчас разрабатывается и по Киевской области, и по Львову. Мы планируем ее закончить в этом году и перейти собственно к строительным работам.
– А какой это порядок цифр по стоимости?
– Строительства старт с 1 млрд гривен. Это будут средства от продажи тюремных учреждений.
– Но по состоянию на сегодня продали только одно учреждение – Львовскую колонию. Вы ожидаете, что покупатели активнее уйдут?
– Проблема не в цене объектов, проблема в бюрократии. То есть цена, за которую мы выставили на продажу тюрьмы в Одессе и Коцюбинском, потенциальных инвесторов полностью устраивает. Их пугает то, что будет после покупки. А тогда начнется оформление земельного участка на себя и получение градостроительных условий и ограничений.
Так уж сложилось в Украине исторически, что такие действия стоят очень дорого. То есть если добавить ту сумму, которую надо нам заплатить за объект, и ту, которую надо отдать за урегулирование вопросов с местными “князьками”, то она получается неподъемной для инвестора. Объект не окупается.
Если история с выдачей градостроительных условий и ограничений происходит честно, а мы достигли такого соглашения с местными властями во Львове, то объект идет на ура.То есть ключ к успешной продаже наших учреждений – это как раз договоренность с местными властями. Возможен вариант даже получения заранее градостроительных условий и ограничений.
Мы как раз и планируем совместно обсудить и достичь понимания по этому вопросу с мэрами всех городов, где мы продаем свои объекты. Имея уже определенный опыт, я думаю, что продажа сейчас пойдет быстрее и качественнее.
– Но Лукьяновское СИЗО, мне кажется, в этой ситуации стоит особняком, потому что это очень сложный объект. Тут и историческая ценность, и коммуникации и все такое прочее.
– Да нет, его тоже теоретически можно было бы продать. Но там другая проблема. Сейчас в нем содержится более двух тысяч человек, а тот объект, который мы ему на замену строим по Бориспольской трассе, будет рассчитан на одну тысячу. Соответственно, тысяча еще останется в Лукьяновке.
Поэтому речь будет идти о заморозке и изменении назначения только части СИЗО. Остальная часть Лукьяновского изолятора ближайшие лет 5-6 еще останется там.
– Я так понимаю, закрыт будет самый старший 200-летний корпус “Катька”?
– Да, заключенные из “Катьки” переедут на Борисполь.
– А в самом этом здании что будет? Музей?
– Нет, для музея это помещение очень большое и очень дорогое. Мы планировали сделать там гостиницу, скорее всего.
– Это может быть интересно, учитывая ваш опыт с платными камерами, которые выглядят лучше, чем в некоторых украинских отелях.
– Да, там очень красиво, но и цена там выше чем в отдельных украинских гостиницах.
– Ваш спор с омбудсменом относительно законности этих платных камер, перешедший в судебный процесс, уже завершился?
– Да, было закрыто производство по делу. ОАСК сказал, что такого рода категория споров не подлежит рассмотрению в порядке административного судопроизводства. Потому что админсуды не создавались для того, чтобы два госоргана выясняли отношения между собой, они были созданы для защиты граждан от действий власти.
– Вы полностью удовлетворены этим экспериментом с платными камерами?
– Безусловно. Но это был пилотный проект, продолжительность которого два года, и она заканчивается уже зимой. Далее нужно будет либо запускать новый пилотный, либо принимать изменения в закон. Соответствующий законопроект зарегистрирован в ВРУ и мы надеемся что до конца зимы он будет принят.
– А вы интересуетесь тем, кто именно покупает платные камеры в СИЗО: чиновники, политики или бизнесмены?
– Нет, никогда не интересовался. Мне не интересны их фамилии.
– Напоследок хотел спросить о вашей советнице, которая осуждена пожизненно и которую вы приняли на работу. Речь о заключенной за двойное убийство Екатерине Щуке. Вы довольны ее работой? Планируете еще кого-то из заключенных брать на работу?
– Главное было показать пример, что это вообще возможно, правильно и так стоит делать. Никаких проблем, практических или содержательных, при реализации этой моей идеи не было, и уже месяц этот человек работает. Мы довольны этим и она довольна.
Олег Черныш
