Евгения Закревская. Адвокат

29.03.2019

Через пять лет после Евромайдана, адвокат Евгения Закревская рассказывает о работе полиции, прокуратуры и судов в расследовании преступлений против участников Революции Достоинства – и о доверии правоохранительным органам со стороны общества.

В украинских судах продолжают рассматривать дела, связанные с преступлениями на Евромайдане в 2013-2014 году. Обвиняемыми по ним проходят бывшие сотрудники спецподразделения “Беркут” и так называемые “титушки”. В феврале 2019 года Генеральный прокурор Украины Юрий Луценко заявил о том, что расследование в делах Майдана завершено. С подобными утверждениями не согласна адвокат Евгения Закревская. Закревская представляет интересы семей пострадавших в украинских судах и в деталях знает, как работают прокуратура, полиция и следователи в расследовании дел Евромайдана.

Сколько сотрудников “Беркута”, подозреваемых по разным эпизодам в делах Майдана, сейчас работает в правоохранительных органах?

По моим подсчетам – примерно треть от всех подозреваемых. Но ведь это не только “Беркут”. Оперативники, например, также продолжают работать в полиции.

И все они прошли переаттестацию?

Дело в том, что переаттестацию “Беркут” проходил по-разному. В одних случаях где-то кто-то кого-то простил и переаттестацию приостановили. В других – сотрудники “Беркута” прошли ее “по-особенной схеме” или не проходили вообще. Наконец, некоторые якобы уволились, а потом их приняли заново. Большая же часть из них никуда не уходила, они постоянно работали.

В недавнем расследовании украинских журналистов, был сюжет о том, что руководитель киевского отдела полиции особого назначения Руслан Цикалюк, который ранее был сотрудником “Беркута”, участвовал в разгоне Евромайдана. Почему министр внутренних дел Арсен Аваков “не замечает” на фото и видео с Майдана Руслана Цикалюка?

Он все прекрасно замечает. Арсену Авакову просто нужен командир “Беркута”, а сейчас – “батальона специального назначения”. Этот батальон сформирован и костяк у него – из бывших сотрудников “Беркута”. Кто тогда будет им руководить? Каждый из тех, кто в этом батальоне находится, скорее всего где-то во время Майдана засветился, даже если мы об этом еще не знаем. Гражданское общество считает, что это недопустимые вещи, а Аваков говорит, что пока нет приговоров – ничего не знаю. Но для того, чтобы уволить подозреваемых в насилии силовиков и не назначать их на новые должности, не нужно ждать окончания расследования. Это все манипуляции Арсена Авакова и Антона Геращенко (бывший советник министра МВД Украины – ред.) о том, что нужно дождаться приговора. Стандарты доказывания в уголовном процессе дисциплинарного проступка, нарушения присяги, достаточных для увольнения – несопоставимы.

Неэффективно делать ставку исключительно на силу и угрозы.

У оперативников и следователей есть негласное правило, что если преступление не раскрыли в первые пять дней – его скорее всего не раскроют никогда. Каждый день, месяц и год, которые отдаляет нас от момента совершения преступления, катастрофически снижают шансы, чтобы найти и собрать доказательства, а сил и ресурсов на это нужно все больше.

Как-то мы разговаривали с одним потерпевшим, который сейчас работает в полиции, и он сказал: с точки зрения патрульного, это все вообще недоказуемо, не имеет перспектив. Я говорю это к тому, что Аваков понимает, что количество людей, которые получат приговоры, вообще не сопоставимо с количеством людей, которые там участвовали, и что доказать вину каждого все равно не получится. И я не могу сказать, что это плохо, нельзя взять всех по списку и приговорить. Получать приговоры должны те, против кого есть объем доказательств. Но для того, чтобы уволить из МВД, приговор не нужен. Для этого достаточно присутствия конкретного человека в определенном месте и в определенное время. Для этого достаточно отсутствия рапортов о применении спецсредств и о нанесении телесных повреждений.

Для того, чтобы уволить из МВД, приговор не нужен.

Такие рапорты были?

Не было ни одного рапорта, а если у нас не было ни одного рапорта и мы знаем, что это подразделение было на месте – это достаточные основания для того, чтобы это подразделение не формально расформировать, а реально уволить. И оставить тех, кто даст показания, предоставит доказательства, что он делал в те дни. Тогда мы сможем поменять парадигму мышления на то, что мы поддерживаем не тех, кто был самым активным и эффективным в избиении, а тех, кто мог этому максимально противостоять. Этого не произошло. Те, кто был самым ярым на Майдане – они остались самыми авторитетными, самыми почитаемыми, в том числе Арсеном Аваковым. Они поднялись по службе, получили награды, остались работать, и Цикалюк – это просто яркий пример.

То есть министр МВД не хочет менять структуру, которая сложилась до него?

Нет, не хочет. Она его устраивает. Эта структура есть, она работает и она эффективна – для его целей. Другое дело – он не авторитет в этой системе. У “беркутовцев” тоже есть своя система иерархий и ценностей. И я думаю, Аваков не входит в круг лиц, которые пользуются реальным авторитетом. Он не может ими эффективно управлять, но это не означает, что не может совсем. У него есть его позиция и инструменты. Для него “мусора – не люди” пока он их не возглавляет.

Девятого февраля этого года полиция задержала нескольких активистов правой организации С14, которые пришли на встречу с одним из кандидатов в президенты Украины с вопросом “Кто заказал Катю Гандзюк?”. После этого задержанных отвезли в Подольский райотдел Киева, где их избил полк полиции особого назначения. Есть ли связь между сохранившейся системой уклонения от наказаний для экс-“беркутовцев” и событиями возле Подольского райотдела?

Были примеры, когда “беркутовцев”, которые не приемлют того, что было на Майдане по отношению к протестующим, пытались выгнать из органов. Они не получали повышение, их преследовали. У “беркутовцев” есть полное понимание того, что за насилие не то, что не наказывают – его поощряют. Естественно, это будет приводить к подобным ситуациям, как под Подольским РОВД. И сложившаяся система предполагает то, что произошло. Это желаемое поведение для получения “плюшек”. Вот так это воспринимают. И так будет дальше, и это будет не только С14, это будет кто угодно. И не дай Бог случится какое-то обострение на выборах – потому что ничего не сделано, чтобы этого не было.

У “беркутовцев” есть полное понимание того, что за насилие не то, что не наказывают – его поощряют.

Месяц назад Генеральный прокурор Украины Юрий Луценко заявил о том, что досудебное следствие в делах о расстрелах на Майдане завершено. Как вы расцениваете его слова?

Предполагается, что если мы уже все расследовали, то передаем дело в суд. Понятия “закончить” и “прекратить” имеют в определенном смысле одинаковое значение – “этим больше не занимаются”. Так вот именно так я понимаю его посыл – он просто хочет укоренить в сознании людей, что этого расследования больше не будет. Не потому, что оно закончилось, а потому что мы его прекращаем. Они готовят общественное мнение к этой ситуации. Мы знаем, что это не так, но ведь какой-то процент людей поверил. Это подготовка к ликвидации расследования.

Значит Генпрокурор не заинтересован в том, чтобы дела преступлений на Майдане расследовались?

Юрий Луценко не заинтересован ни в чем, что не принесет ему каких-то дивидендов прямо сейчас. “Сейчас” у него заканчивается президентскими выборами. Все, что выходит за предел этого срока, его не интересует. На самом деле, никто ни в чем не заинтересован, если это выходит за пределы пребывания этого “кого-то” на должности – кроме тех, кто действительно вовлеклись, а это следователи и прокуроры. Такое отношение к расследованию их профессионально задевает. Это огромное количество уже проделанной работы и не всю ее пока процессуально зафиксировали. Да и историческую важность того, что они делают почему-то больше понимают простые следователи, прокуроры и судьи. А верхушка причастность к историческим событиям не очень осознает.

Периодически вы ищете людей с эпизодов на улицах Грушевского и Институтской, а также новые фотографии и видео просто у себя в фейсбуке. Это работа по уже идущим в судах делам?

Фейсбук – очень эффективный инструмент и по результатам судебных заседаний, и для досудебного следствия тоже. Почти всех, кого мы ищем – находим. Такие публикации очень хорошо расходятся и дают результат. Но это очень сложно, приходит сразу невероятное количество информации, не все успеваю обрабатывать. У меня слишком мало ресурсов для такого потока. Этим должно заниматься следствие. Просто они еще не привыкли, что фейсбук, социальные сети можно использовать непосредственно в целях следствия. Но это сбор доказательств и поиск свидетелей. Мне кажется, это нужно ввести отдельным предметом для следователей и оперативников. Такая схема была бы полезной и для расследования преступлений на востоке. Там тоже нужно искать людей. Но это будет работать только там, где есть доверие.

Юрий Луценко не заинтересован ни в чем, что не принесет ему каких-то дивидендов прямо сейчас.

Можно ли говорить о том, что наличие доверия к правоохранительным органам – это очень показательный момент в делах Майдана?

В любых делах, где львиную долю информации и доказательств нужно получать от потерпевших и очевидцев, эффективность следствия зависит от того, насколько ему доверяют люди. Неэффективно делать ставку исключительно на силу и угрозы. Очень часто это не работает. Нужно завоевать это доверие. А завоевывать его сложно. Зато потерять просто. Мне дают информацию только потому, что доверяют, потому что знают, что она будет использована исключительно в целях следствия, поиска виновных (и таки будет использована, а не останется лежать мертвым грузом). То, что группа оперативников может выходить ногами за несколько недель – я получаю в фейсбуке за пару дней. Они тоже должны уметь это получать, потому что у меня количество информации захлестывает через край.

Этот вопрос намного шире, чем расследования дел Майдана. Нужно формировать такие отношения, чтобы люди помогали следствию. Некоторые вещи при отсутствии доверия просто не раскроешь. Без этого не работает в полную силу правоохранительная система. Доверие – это необходимое качество для правоохранителя. Без него он не может считаться профессиональным. И когда говорят “выгнали таких людей, а они были классными профессионалами”, то, во-первых – не выгнали, это манипуляции, во-вторых – если профессионал утратил доверие – он утратил критически необходимое для работы качество. И хорошие опера знают цену доверия, знают, как это важно, насколько сложно без него работать.

Если у людей есть ощущение, что правоохранители делают что-то правильное – они тратят свое время, иногда даже идут на риск, и делятся информацией. Сам факт наличия такого взаимодействия, когда люди сами делятся информацией, – это большой прогресс. Я больше нигде такого не наблюдала.

Татьяна Безрук

Источник

Останні записи про персони

Нас підтримали

Підтримати альманах "Антидот"