Денис Чернышов. Заместитель министра юстиции

29.11.2018

Народная мудрость гласит: “От сумы и тюрьмы не зарекайся”. Про суму сейчас не будем, а за решеткой в Украине — десятки тысяч человек. Что меняется для них в стране, где во всех областях жизни проводятся реформы, более или менее удачные? Об этом мы говорим с заместителем министра юстиции страны Денисом Чернышовым, который курирует пенитенциарный блок ведомства.

— Денис Викторович, год подходит к концу. Какие планы удалось выполнить?

— Удалось, например, закончить написание и утвердить коллегией Минюста паспорт реформы пенитенциарной системы Украины. Документ получился настолько детально разработанный, что и по другим направлениям в работе Минюста (исполнительная служба, безоплатная правовая помощь и т. д.) составлялись паспорта реформ с учетом нашего шаблона.

— На какой период рассчитан этот паспорт реформ?

— Точно обозначенного периода нет, есть реперные точки. Пока не пройден очередной этап, нельзя двигаться дальше. Например, мы с большим пулом депутатов разработали законопроект №7337 о пенитенциарной системе. Он зарегистрирован в ВР, для нас это успех, но дальше мы зависим от зала парламента. И по определенным направлениям в наших реформах без принятия этого закона мы не можем двигаться дальше.

Вот наш паспорт реформ, выполненный на бумаге. Здесь около 60 макрозадач, которые разложены на более чем 250 микрозадач. При их решении мы постарались максимально исключить влияние уникальности личности того, кто реформами занимается. Не важно, как его зовут, он всегда, придя на это место, будет знать, где находится и куда двигаться. Не может быть такого, знаете, когда говорят: этого нельзя уволить, иначе все завалится! У нас не завалится, все будет работать.

Правда, любая реформа, как продукт, заказанный нам обществом, имеет три составляющих. Есть срок исполнения, есть качество и есть финансирование реформы. Мировой опыт показывает, что одновременно можно выбрать лишь две позиции из трех. Если хотите качественно и быстро, надо дать столько денег, сколько требуется. Если качественно, но дешево, будет медленно. Говорить иначе — это популизм и обман.

— В чем смысл проводимой реформы?

— Это увеличение безопасности общества путем возвращения в него человека, имевшего конфликт с законом, его ресоциализация, исключение рецидивов. Отсюда наши задачи: а что мы должны сделать, чтобы этих целей достичь? Мы должны получить совсем другой портрет пенитенциария. Это не вертухай, умеющий только, условно говоря, закрывать человека в клетке. Нет, это человек, который, обладая жизненным опытом, может стать примером, может посоветовать. Должно быть постоянное общение пенитенциария с нашим подопечным. Конечно, такого сотрудника мы должны нормально обеспечить, защищать и уважать. Иначе от него отдачи не будет, он будет озабочен выживанием. Мне, бывает, даже сами заключенные говорят, мол, Денис Викторович, надо бы добавить денег сотрудникам. А то вот паренек нас охраняет, так он же, как тростиночка, зеленого цвета, мы сами его подкармливаем…

— А какова минимальная зарплата сейчас для ваших сотрудников в системе?

— Для младшего персонала в районе 5000 гривен в месяц, в разных учреждениях немного колеблется вокруг этой цифры. У начальников учреждений — около 25 тысяч гривен в месяц. Это, может, и не много, но процесс повышения не закончен. Могу сказать, что за последние два года мы повысили оклады нашим сотрудникам более чем на 230 процентов.

Но мы должны, разумеется, думать не только о сотрудниках, но и о наших подопечных: питание, медицина, гигиена и многое другое. Их нельзя бить, нужно уважать, тогда они начнут перестраиваться.

— Что еще сделано за год, кроме утверждения плана реформ?

— Мы разработали и приняли 79 нормативно-правовых актов, разных по величине и значимости. В том числе уже утверждены новые правила внутреннего распорядка для учреждений исполнения наказаний. Сейчас на согласовании в ГПУ находятся такие правила для СИЗО.

Приведу примеры. Скажем, был много лет запрет на то, чтобы заключенные имели… цветные карандаши! Я пытался выяснить у ветеранов, помнят ли они, чем вызван такой запрет. Никто не вспомнил. Высказали лишь предположение, что запретили для того, чтобы заключенные не рисовали самодельные советские рубли! Конечно, этот запрет уже отменен. Это мелочь, но ведь были и другие абсурдные вещи.

Важным элементом реабилитации и ресоциализации человека является забота о ком-то, в том числе о домашних животных, рыбках в аквариуме… И это ранее запрещалось, сейчас разрешено. Мне недавно прислали фотографию с таким аквариумом… Есть, конечно, разумная регламентация, скажем, в местах заключения нельзя завести себе бойцовую собаку. Что касается кошек, тут такой подход. Поскольку кошка — разносчик туберкулеза, то в учреждениях, где есть туберкулезная больница, эти животные запрещены. В других — можно.

Что касается СИЗО, там другие, нежели в учреждениях исполнения наказаний, правила, мы тоже многое предлагаем изменить. Особенно в части медицины, тут мы много советовались, например, с Международным Красным Крестом. В части бытовой техники, тех же холодильников, ныне подходим и с точки зрения энергосбережения. Ведь люди в СИЗО не работают, денег у них нет, а кто оплачивает электричество? Мы с вами, налогоплательщики. Значит, надо энергопотребление уменьшить. Это важно, а не, например, высота холодильника, которая ранее регламентировалась.

Тут возникает вопрос: а всегда ли оправданно нахождение человека в СИЗО? Посадить не трудно, но всегда ли нужно? Особенно если учесть, что за него платим все мы. Приведу характерный пример. Был я на эфире, звонит туда женщина и предлагает больше народу сажать, а то распоясались! Я отвечаю, мол, ладно, но вы согласны, чтобы с вашей, например, пенсии, гривен 500 каждый месяц забирали на нужды сидельцев? Она: как это так, я не согласна… А тогда где взять денег, чтобы всех, кого ей хочется, посадить?

Еще: в это году мы запустили в работу три учреждения. Это Администрация Государственной уголовно-исполнительной службы (ГУИС), это госучреждение “Центр охраны здоровья” ГУИС и госучреждение “Центр пробации” ГУИС. О создании Центра охраны здоровья нам давно говорили международные эксперты, критиковали нас за то, что медик находился в подчинении начальника учреждения. Это несло в себе ряд рисков, в том числе коррупционных. Мы это исправили и сегодня все медики — в структуре Центра.

Пробация (см. инфографику. — Авт.) выросла из криминально-исполнительной инспекции, к которой относились не очень серьезно: мол, подумаешь, ставите галочки, находится ли ваш подопечный на месте или нет… Сейчас отношение изменилось, пробация — мощнейший блок в пенитенциарной системе, по численности уже превышающий количество людей, отбывающих наказание в наших учреждениях ГУИС. В пробации около 70 тысяч подопечных, в учреждениях — примерно 55 тысяч. К тому же пробация обходится в 10—15 раз дешевле, нежели посадить человека за решетку. И с точки зрения ресоциализации пробация во многих случаях более эффективна, нежели лишение свободы.

Мое мнение: сажать в тюрьму надо только тех, кто несет опасность обществу. Вот их надо изолировать и все равно, даже в условиях изоляции, с ними работать по названным мною выше направлениям.

— Мне кажется, самое время поговорить о внедряемом вами электронном мониторинге как альтернативе заключению. Расскажите о нем.

— Пока в Украине электронный мониторинг осуществляет только МВД в рамках ст. 195 УПК (то есть речь об электронных браслетах). Регламент ношения и поведения человека прописывает суд, это мера пресечения для подследственных. Например, он должен быть дома с такого-то часа и не может покидать такого-то радиуса. Мониторит это все МВД, обслуживает прибор, меняет источники питания и так дальше. Но в мире применение такого мониторинга намного шире, чем у нас. Это и условно-досрочное освобождение, и замена лишения свободы на электронный мониторинг, и мониторинг насильников и педофилов, даже после того, как они отбыли наказание. Сроки в разных странах различные, устанавливает суд.

У нас сейчас есть такая практика, когда мы составляем досудебный доклад на человека до принятия решения Фемидой. Мы уже подготовили более 30 тысяч таких докладов, в которых излагаем свои рекомендации суду. И в 80% случаев наши рекомендации совпадают с решением суда, что говорит о качестве нашей работы. Рекомендации могут быть разными, можем указать на опасность такого человека и тогда рекомендуем его содержать в СИЗО. Или предлагаем домашний арест. А бывают случаи, когда мы готовим такой доклад относительно человека, уже находящегося в СИЗО и рекомендуем другую меру пресечения, не связанную с лишением свободы. Например, предлагаем электронный мониторинг.

Нас часто спрашивают: мол, вы хотите расширить сферу применения электронного мониторинга, а сколько это будет стоить для государства? Но мировой опыт говорит, что в основном государство не закупает само ни “железо”, ни софт, ни сами браслеты. Оборудование арендуется у фирмы-производителя, а за все платит сам субъект пробации. В США это примерно 20 долларов в сутки, в Европе около 20 евро в сутки, мы можем для себя принять другое решение, более реальное для наших людей.

То есть мы хотим, чтобы не только подследственные, но и, например, субъекты пробации (скажем, те, у кого условный срок) могли участвовать в программах электронного мониторинга. Мы сейчас работаем в этой сфере с норвежцами, у нас есть два пилотных проекта: в Белой Церкви и Харькове. Нарабатываем методологическую базу, чтобы затем предложить правительству и парламенту внести изменения в законодательство на основе полученных данных. Что конкретно мы предлагаем: заменять определенной категории лиц лишение свободы на электронный мониторинг, применять мониторинг к тем, кто вышел на УДО, по западному образцу — к насильникам и педофилам… Словом, применять мировой опыт в той части, которую можно и логично имплементировать у нас. Разумеется, если человек откажется платить за браслет, насильно его не заставят. Тогда сиди… Но даже если государство будет частично покрывать затраты на мониторинг, все равно это экономически выгоднее, чем просто держать человека в заключении.

Перегородки. В комнатах для кратких свиданий они уже отменены

— Вы коснулись выше медицинской темы. Насколько хорошо финансируется тюремная медицина сегодня в Украине?

— Конечно, финансирования не хватает. Оно примерно на уровне 50% от потребности, а по оборудованию и того меньше. Правда, совсем недавно нам выделили из бюджета на медицину около 500 миллионов гривен, так что немного поправим дела еще в этом году. К обсуждению того, как эти средства эффективно потратить, мы пригласили и Красный Крест, и Центр здоровья МЗ, других специалистов. Мы, например, считаем, что в первую очередь надо направить средства на борьбу с социально опасными болезнями: ВИЧ-СПИД, туберкулез и гепатит. Кстати, по ВИЧ-СПИДу и туберкулезу в нашей системе результаты лечения выше, чем, так сказать, на свободе. Разгадка тут проста, мы ведь не ждем, когда больной придет к врачу (или не придет), болен — лечись…

— Какие еще изменения уже приняты и касаются правил для заключенных?

— Мы изменили, например, порядок общения заключенных с родными и близкими на краткосрочных свиданиях. Часть наших учреждений уже воплотило новый порядок в жизнь, убрав “знаменитые” перегородки между общающимися. Вскоре так будет везде. То есть если к человеку пришла мама или жена, он может не просто увидеть ее через стекло и поговорить по телефону, а и обнять… Для отбывающих наказание людей это очень важно, в том числе и для укрепления их социальных связей, а значит, для будущего возврата в общество. Конечно, приехавших гостей проверяют на предмет отсутствия запрещенных вещей, а за самим свиданием наблюдают наши сотрудники. Это необходимые меры безопасности.

— Кстати, о безопасности. Были в этом году побеги?

— Да, были. Но побег побегу рознь. Из тюрем, СИЗО реализованных побегов не было. А вот в исправительных центрах или, иначе, поселениях, формально были. Пошли осужденные на объект, вовремя не вернулись. А через пару дней пришли. Это считается побегом.

— СИЗО по-прежнему переполнены? Как обстоят дела с их ремонтом, например, киевского СИЗО? И с переносом одесского изолятора за пределы города.

— Да, СИЗО зачастую перенаселены. Это часто является предметом обращения в ЕСПЧ и принятия там решения по этому поводу (с 2012 года против Украины принято более 50 решений на сумму более миллиона евро, при этом по каждому решению могут проходить десятки человек с одинаковыми претензиями. — Авт.). В то же время учреждения по исполнению наказания (по-старому, колонии. — Авт.), не заполнены. Ведь если еще пару лет назад в системе было 120 тысяч человек, то сегодня — 55 тысяч, вместе с СИЗО (там 19,5 тысяч). Так что слова некоторых нардепов о 400 тысячах заключенных — неправда. Мы за год уже закрыли 13 учреждений, сэкономив бюджету 107 миллионов гривен. И на следующий год запланировали закрыть свыше 10 учреждений.

По СИЗО, как сказал, проблемы остаются. Мы отправили в ГПУ и в Государственную судебную администрацию письмо о том, что мы будем их информировать о заполненности СИЗО, а они будут эту информацию учитывать при выдвижении предложений и принятии решений о мере пресечения. Проще говоря, чтобы решений о взятии под стражу было меньше, так как изоляторы переполнены. Это пока в процессе, но положительно уже то, что Европа видит: Украина работает над проблемой.

Понятно, что все наши СИЗО старые, их надо перестраивать. В бюджете денег на это нет. Попробовали привлечь частных инвесторов в рамках закона о государственно-частном партнерстве. Но увы… По киевскому СИЗО на сегодня ноль предложений, по Львову — одно предложение, которое все еще в процессе рассмотрения.

Перенос одесского СИЗО пока обсуждаем. Там ситуация более реальна, чем с другими изоляторами, потому что на одном участке земли четыре учреждения (три по исполнению наказаний и СИЗО), и инвестору можно их передавать поэтапно. Мы запросили город и область по поводу возможных участков для перемещения, два варианта получили, сейчас рассматриваем. Оба участка вписываются в наши требования о том, что радиус не должен превышать 50 км от Одессы.

— А что частный бизнес за свое участие будет иметь?

— В рамках упомянутого закона предлагаем частному инвестору построить новый СИЗО (в любом городе), ввести его в эксплуатацию, мы переселим туда наш контингент, затем отдадим в пользование тот участок земли, на котором ныне находится изолятор. Инвестор сможет его использовать в соответствии с принятым Генпланом города, а не так, как захочется. К примеру, если вести речь о постройке нового СИЗО для Киева, с учетом содержания там примерно 2500 человек, то такой объект будет стоить не менее 25 миллионов долларов. Скажу сразу: тот участок на Лукьяновке, где сейчас СИЗО, таких денег не стоит. Вот и нет желающих… Правда, нам удалось включить в проект бюджета на 2019 год затраты на капитальный ремонт киевского и херсонского СИЗО.

— В этом году президент помиловал Любовь Кушинскую, отбывавшую пожизненный срок за убийство (хотя она свою вину не признала). Есть ли в системе очередной претендент на такое помилование?

— Вообще этот вопрос рассматривает специальная комиссия, в которую обращаются осужденные. Комиссия свои выводы затем излагает в виде рекомендаций президенту. Сейчас у нас есть пожизненно осужденный за убийство Игорь Трубицын, он сидит еще с 90-х годов, свою вину признал. И не просто признал, а раскаялся, учредил Международный фонд в помощь заключенным, издает газету “Узник” — христианской, духовной направленности. Я с ним встречался, считаю, что его кандидатура может быть рассмотрена для решения о помиловании. Осужденный может раз в год обращаться с ходатайством о помиловании. В прошлом году Игорь обращался, но не получил его. Обратился и в этом году, причем характеристика от нашего ведомства положительная. Считаю, что мы должны показывать человеку, искренне раскаявшемуся, свет в конце тоннеля. Иначе у него не будет мотива для работы над собой, для перевоспитания, и вся наша работа тоже не будет иметь смысла.

Напомним, вот уже два года, как в Украине стартовала реформа пенитенциарной системы. Эта сфера очень давно нуждалась в изменениях, ведь украинские тюрьмы и СИЗО массово не соответствуют международным стандартам, а условия содержания заключенных оставляют желать лучшего.

Источник