Денис Чернышов. Заместитель министра юстиции

Экс-бойцы батальона “Торнадо” в августе устроили беспорядки в Лукьяновском СИЗО столицы. У “торнадовцев” правоохранители изъяли целый арсенал холодного оружия, алкоголь и длинный перечень других запрещенных предметов. Это ЧП вскрыло целую массу давних проблем украинской пенитенциарной системы. В интервью “Апострофу” заместитель министра юстиции ДЕНИС ЧЕРНЫШОВ рассказал, куда сейчас перевели бунтовщиков, как в местах лишения свободы у заключенных появляются оружие и наркотики и почему земля под столичным СИЗО мало интересует инвесторов.

– В августе в Лукьяновском СИЗО произошел бунт экс-бойцов батальона “Торнадо”…

– Бунт по вокабуляру – массовое несогласие и неприемлемость народом существующего режима правления, выражающееся в физической и, как правило, кровавой форме. Лицо в нем участвующее называется “бунтовщик”. Где там был народ и с каким правящим классом кто там входил в конфликт?

– Допустим. И тем не менее событие имело место.

– Безусловно, это было ЧП, которое повлекло за собой массу последующих действий. Если говорить о развитии событий, то это все началось далеко не в августе, и мы обращались к нашим коллегам по правоохранительным органам и в суд, для того чтобы нам дали распоряжение. Мы не определяем, в каком именно учреждении должны находиться подследственные. Это может определить суд. Мы видели эту проблему, ставили вопрос более чем год назад, но не было решения. Находятся в Лукьяновском СИЗО они более двух лет, и понятно, что за это время они обросли не просто знакомствами, а связями. Как мы увидели в итоге – связями преступными, с точки зрения их желания совершить преступление, и преступление совершили сотрудники киевского СИЗО.

– Сотрудники Лукьяновского СИЗО помогли “торнадовцам” пронести в камеры целый арсенал оружия?

– Принесли. Помогли. Это преступление. Сейчас двум сотрудникам СИЗО предъявлено подозрение, они находятся в ИВС МВД и пойдут на скамью подсудимых. По крайней мере, пока их двое, а дальше будет развитие событий: идет служебное расследование, идет следствие других правоохранительных органов, и это только начало. Мы поменяли все руководство СИЗО, очень многих из оперативников уволили. Еще раз мы поставили на повестку дня вопрос, что при таком материальном обеспечении сотрудников пенитенциарной системы и непосредственно столичного СИЗО мы и дальше будем иметь такие проблемы.

– Кроме увольнений, к руководству изолятора будут применены другие санкции?

– Продолжается как служебное расследование, так и следствие, которое ведет прокуратура, и я уверен, что будут дополнительные предъявления подозрений сотрудникам СИЗО.

– Что сейчас с “торнадовцами”? Их развели по разным камерам?

– Их развезли по Киевской области, нескольких человек определили в учреждения исполнения наказаний, там ранее были созданы сектора СИЗО. Это Буча, колония 119 в Борисполе и Белая Церковь.

– То есть возможности общаться между собой у них уже нет?

– В чем, в том числе, было преступление: сотрудник СИЗО просто взял за руку человека и перевел из камеры в ту камеру, где они все собрались вместе. “Торнадовцы” ведь сидели в разных камерах.

– Руководство Лукьяновского СИЗО поменяли. Прошло, конечно, совсем немного времени, но какие-то изменения уже видно?

– Общество думает, что это будто включить-выключить свет: переключатель нажал – и будет светло… Это нам позволило показать тем, кто находится в СИЗО, что есть власть, есть определенный порядок и поставить на повестку дня еще раз вопрос о поднятии зарплат.

– Получается какое-то оправдание: у сотрудников СИЗО низкие зарплаты, поэтому они просто-таки вынуждены совершать преступления.

– Это не оправдание. Если не устранить причину, мы всегда будем иметь следствие. Мы, например, все пытаемся бороться с коррупцией, говорим, что сейчас мы всех посадим и победим коррупцию. В Китае даже стреляют, но не так все просто. Всегда на чаше весов должен быть не только стимул, но и мотивация. Например, как только мы пересекаем границу Украины на автомобиле, то сразу же начинаем смотреть на знаки, на красный свет останавливаемся, пешеходов пропускаем, пристегиваемся. Почему? Потому что мы понимаем, что если нас остановят, то уехать, заплатив взятку, невозможно. Не только потому, что правоохранители там такие сознательные, но и потому, что их обязательно накажут, если они совершат преступление. С другой стороны, у них хорошая зарплата, социальный пакет, уважение в обществе, пенсия, льготы на получение кредита, на плату за образование детей, и они понимают, что могут потерять. А мы думаем, что мы в чем-то уникальны и можем поменять старых людей на новых, оставив старые условия оплаты труда.

– Какие зарплаты у сотрудников пенитенциарной службы?

– Когда я стал здесь работать, оклады младшего персонала были на уровне 900 гривен. Доплатами добивали до минималки. По прошествии двух лет в системе меньше 7 тысяч средней зарплаты нет.

– Есть уверенность, что повышение зарплаты – это идеальный антикоррупционный механизм? По тем же новым полицейским масса случаев, когда берут взятки, а зарплаты у них больше.

– Да, просто одной зарплатой мы ничего не добьемся. В прошлом году более 100 сотрудников пенитенциарной системы были привлечены к ответственности, а по некоторым до сих пор идет следствие по разным видам преступлений, но основное правонарушение – пронос запрещенных предметов. В этом году около 50 человек. Мы показываем, что у нас нулевая толерантность к преступлениям со стороны сотрудников. Мы поймали сотрудника, у которого выслуга 20 лет, но он, извините, в заднем проходе проносил наркотики за 500 гривен, и тоже понес ответственность.

– Не новость, что существует неформальное влияние криминальных авторитетов на порядки в СИЗО и колониях. С этими людьми приходится общаться для поддержания порядка?

– С преступниками мы общаемся, ведь мы с ними работаем. Просто я не хочу, чтобы информация подавалась неправильно. Например, один из высокопоставленных правоохранителей мне говорил, что подали информацию наверх о том, что я общаюсь с преступными элементами. Окей, я не буду ходить на работу. Я же работаю с преступными элементами, и куда ни приеду с проверкой, мне же приходится общаться с заключенными.

– Неформальное влияние существенное?

– Попытки влияния всегда есть. Ну, тут же и наша работа, чтобы устранить его либо минимизировать.

– Назовите свой топ-3 худших пенитенциарных учреждений Украины по условиям содержания.

– Это Лукьяновское СИЗО, Одесса и Херсон.

Читайте также: Трещины в стенах, прусаки в каше и сон по очереди: что происходит в украинских СИЗО

– Топ-3 худших учреждения по оперативной обстановке.

– Динамика изменений очень сильная, поэтому тут сказать сложно…

– Эксперты называют то же Лукьяновское СИЗО и Одессу.

– Ни Лукьяновское СИЗО, ни Одесса к худшим не относятся. Это если говорить обо всей системе. Мы видим какой-то информационный шум и считаем, что там хуже всего. Но не стоит забывать о попытках “клиентов” системы путем информационного шума попытаться выбить для себя послабления, улучшение условий. Идет определенная тактическая игра.

– Оборот наркотиков в пенитенциарной системе. Какие масштабы проблемы?

– Большие. Но одна из самых больших проблем и бед – это алкоголь. Когда человек не работает, не занят, у него нет физической нагрузки, а попал он туда, потому что не мог себя контролировать, а тут еще принял бодрящее, начинаются преступления уже в местах лишения свободы.

– Краеугольный камень проблемы – сотрудники пенитенциарных учреждений, которые проносят наркотики и алкоголь в СИЗО и колонии?

– Не только. Перебрасывают через заборы, используя даже рогатки и самодельные катапульты. Но эта проблема не только у нас. В Западной Европе эта проблема также существует, там на квадрокоптерах даже сбрасывают запрещенные предметы и вещества. А в Китае, оказывается, есть целая фабрика по производству телефонов для мест лишения свободы. Эти телефоны напоминают по форме губную помаду, ну и понятно, как их проносят. Поэтому сказать, что это проблема только украинской пенитенциарной системы, нельзя. Но, например, если речь идет о перебросе, то без полиции мы не можем с этим бороться, ведь человек находится на свободе, он что-то перекинул и пошел себе дальше. А если у него будет такое количество наркотиков, которое не подпадает под уголовную ответственность, то его даже привлечь невозможно.

– Полиция расследует такие дела? Помогает вам?

– По-разному. Смотря, как налажено сотрудничество в области или районе, смотря, какие есть другие преступления и хватает ли на нас времени, считают ли они это приоритетной задачей. Для кого-то приоритет – побольше селфи выложить, а для кого-то – расследовать реальные преступления.

– На какой стадии сейчас находятся проекты государственно-частного партнерства – земля в обмен на новые здания СИЗО? Есть инвесторы?

– Инвесторы есть всегда, только вопрос в том, интересно ли им это или нет. Например, в Киеве обмен нового здания СИЗО на ту площадку, где сейчас расположено Лукьяновское СИЗО, по словам потенциальных инвесторов, не интересен. Постройка нового СИЗО на 2,5 тысячи человек обойдется минимум в 25 миллионов долларов. Участок в этом районе, где находится киевский изолятор, размером 3,68 гектара, не стоит таких денег. Поэтому нужно что-то думать, мы ищем новую конфигурацию, ведь проблема никуда не исчезла. Мы поставили вопрос перед правительством, и в проекте бюджета на 2019 год наконец-то у нас есть капитальные затраты. За время независимости Украины ни одного пенитенциарного учреждения не построено. Все либо советское, либо царское. Но даже если бы мы нашли инвестора и ударили по рукам, от момента сделки до заезда заключенных в новое место обитания пройдет 4-5 лет.

– А “новая конфигурация” – это какая?

– Например, добавить к обмену пару участков. В той же Одессе на одном участке четыре учреждения, и там есть маневр для того, чтобы заинтересовать инвестора.

– Финансирование пенитенциарной системы. Сколько денег должно быть выделено на следующий год?

– В этом году было выделено 6,8 миллиарда гривен, это на всю систему, включая зарплату, но это все равно 50% от потребности. Например, если мы говорим о коммунальных расходах – 68% от потребностей мы получили из бюджета. На следующий год хотим больше, но давайте пока… Я не суеверный, но все же.

– В два раза больше?

– Да нет.

– Ситуация с заключенными на оккупированных территориях. Что делается для того, чтобы перевести их на подконтрольную Украине территорию? Наверняка, коммуникации с оккупационными администрациями нет.

– Определены органы, которые уполномочены на проведение общения и переговоров. Мы как пенитенциарная система в этом участия не принимаем. Мы готовы принять всех граждан Украины, кто отбывает наказание на неподконтрольной территории. У нас было 12 передач заключенных с территории так называемой ДНР и одна передача с Крыма. С территории ЛНР ни одного заключенного нам не передавали. Мы знаем, что условия там, мягко говоря, не хорошие, но вывезти по своему желанию мы их не можем.

– Как смысл боевикам держать украинских заключенных? Их ведь кормить нужно.

– Целесообразно об этом спросить у них, но в частности заключенные там работают, а вот что они делают, я не знаю.

– Какие правила внутреннего распорядка в СИЗО и колониях остались еще с советских времен, которые стоило бы пересмотреть и отменить?

– Некоторые вещи абсолютно непонятные, некоторые раздражают, а некоторые вызывают смех. Например, запрет на цветные карандаши. Ну, казалось бы, что тут такого? А это привет из СССР, потому что карандашами рисовали рубли. Или совершенно вопиющие правила по отношению к женщинам, находящимся в заключении, это регламентация количества трусов, средств женской гигиены. И не всегда коллеги даже могут вспомнить, почему появился тот или иной запрет родом из СССР.

– Теперь эти правила меняются?

– Для учреждений исполнения наказаний де-факто они уже изменены. По СИЗО в течение месяца новые правила будут зарегистрированы.

– Многие общественные организации, которые мониторят исправительные учреждения, например, Харьковская правозащитная группа, очень часто сообщают о нарушениях прав человека на работе в колониях. Говорят о рабочем дне по 12-14 часов.

– Точно 14 часов никто не работает, это полная чушь. Если бы кто-то простоял рядом с заключенным 14 часов с секундомером, и это наблюдалось на протяжении нескольких месяцев, то с этим материалом можно было бы работать. А когда такие выводы делаются со слов заключенных, то понятно, что заключенный – природный антагонист системы. Или нам говорят, что где-то заключенные спят по очереди. А вы там ночью были? “Нет, были днем, но нам заключенные говорят”. Но о том, что проблемы есть и колоссальные, мы не молчим. Принесите нам другие контракты на работы. Какие есть контракты, такие мы и берем. Да, они плохие, но других нет. Нам же не дали на выбор 10 контрактов, а мы выбрали самый плохой. Это же неправда. Государство нас контрактами не обеспечивает, хотя мы просим, чтобы нам дали госзаказ. Мы можем делать мебель для школ, для лабораторий, мы шьем форму для силовиков, спецодежду мы шьем и в этом направлении занимаем весомую долю рынка. Да, хотелось бы, чтобы люди работали в более приемлемых условиях, получали больше денег, но есть реалии жизни.

Источник