Арсен Аваков. Государство теряет монополию на насилие
24.11.2016
Эксклюзивное интервью министра внутренних дел Украины, члена политсовета партии “Народный фронт”Арсена Авакова информационному агентству “Интерфакс-Украина”.
Вопрос: На заседании Кабмина Вы предложили премьеру внести проект изменений в Конституцию без нормы об “особом статусе” Донбасса. Это означает…
Ответ: Это означает, что надо начинать все сначала. Тот проект надо забыть, потому что он никогда не будет проголосован, выносить отдельный законопроект и голосовать только децентрализацию. И тогда есть все шансы, что этот проект будет проголосован.
За хорошей идеей децентрализации камуфлируется идея “особого статуса”, которая вряд ли получит поддержку общества.
Вопрос: А если “особый статус” будет с отложенным во времени действием – при условии контролируемой границы?
Ответ: Я не думаю, что это возможно. Сам факт внесения сейчас этого проекта в повестку дня сессии вызовет очень серьезный кризис. Сомневаюсь, что есть много фракций в парламенте, готовых в настоящий момент поддержать законопроект.
Минский процесс должен быть реализован. И я имею в виду следующее: наши войска находятся на границе, контролируют ее, с территории так называемых ЛНР/ДНР уходит 9 тысяч российских военных вместе с их товарищами, там возобновляются украинские органы юстиции, регистрируются комиссии – и тогда мы начинаем проводить выборы. Другие варианты не получатся. Я читаю Минские соглашения именно так.
Вопрос: А как насчет варианта с международными полицейскими миссиями?
Ответ: Полицейская миссия хороша, если граница на замке, и внутри нет российских войск. Тогда на территорию запускается полицейская миссия, обязательно международная, и она пытается выступить арбитром, не допускать столкновений. Будем считать, что это возможно в нынешней сложной ситуации.
Думаю, что такая полицейская миссия должна быть в составе примерно 5 тысяч человек. А реально ли это – вот это вопрос.
Вопрос: Допустима ли на Донбассе так называемая народная милиция?
Ответ: В Минских соглашениях прописаны проекты типа народной милиции, не подчиняющейся МВД Украины. Я не принимаю этого пункта, и никогда не буду принимать. Меня никто не заставит! Считаю, что это прямое нарушение Конституции Украины, украинских законов. Как министр я буду выполнять только то, что лежит в разрезе моей совести и моих полномочий. Полиция должна быть украинской, по украинскому закону и по единому стандарту. Особой полиции, не подчиняющейся никому, не будет! По крайней мере, это моя позиция. Может быть, парламент решит по-другому, но я в этом случае уйду в отставку.
Вопрос: Парламент без “Народного фронта” ничего решить не сможет…
Ответ: Спасибо. Мнение “Народного фронта” является значимым, и мы эту ответственность понимаем.
В целом сам процесс, который идет в рамках Минских договоренностей, позитивен, но, я думаю, что не надо постоянно решать вопросы за счет Украины. Все-таки 9 тысяч российских военных присутствуют на оккупированной территории. Это данные разведки, которые подтверждаются всеми международными данными. Мы знаем номера частей, расположение, знаем, сколько танков, “Градов”…- поэтому пусть не дуркуют, пусть выводят свои войска.
Так вот, мы хорошо понимаем, что Европа от нас очень устала. Им тоже хочется, чтобы все и сразу разрешилось. Но тут надо понимать, что пока эта бешеная собака путинской агрессии гуляет по нашим границам – мы ее сдерживаем, и если европейцы считают, что они оставят нас с этой ситуацией один на один, а у них все будет хорошо, то они ошибаются. Эта бешеная собака устремится внутрь Европы.
Мы видим, что это происходит, так или иначе, и на границе с Прибалтикой, и на границе с Финляндией, и этот факт не может игнорироваться европейскими странами. Именно поэтому Польша увеличила свои военные силы…
Моя позиция как политика может не всегда совпадать с позицией всего государственного руководства. Я считаю, что здесь должен присутствовать баланс мнений. Это слишком серьезное решение. Думаю, что какой-то консенсус у нас сейчас есть. Но при этом распевать осанну Минским соглашениям, подталкивая нас под ее российскую трактовку – бред!
Вопрос: Актуален ли вопрос проведения референдума в Украине по “особому статусу”?
Ответ: Считаю, что это было бы правильное решение. Это очень важный вопрос. Я говорил еще в январе, что по этим вопросам, также как и по вопросам судебной реформы, должен быть референдум. Но судебную реформу мы дожали, немного компромиссно, но дожали, и это большой плюс. Если идти на “особый статус”, то пусть это решение одобрит народ. Такие вещи не могут решаться одной-двумя фракциями в парламенте. Они не имеют права брать на себя такую ответственность.
Вопрос: Западные партнеры будут требовать, а у нас в парламенте нет голосов…
Ответ: Западные партнеры не могут от нас требовать ничего свыше того, что мы можем себе позволить!
Я сказал одному иностранному послу недавно: «Дорогой друг, я Вас очень люблю, но я работаю министром в Украине, а Вы работаете в другой стране. Давайте учитывать: каждого из нас своя система интересов». Поэтому, если наши партнеры заинтересованы, чтобы наш народ снес эту власть к чертовой матери, они будут требовать от нас абсурдных решений. Но, насколько я знаю, наши партнеры – и заокеанские, и европейские – люди разумные, они все понимают. Идет сложная дипломатическая работа с путинским режимом, который достаточно непредсказуем и агрессивен.
Вопрос: Вернемся к внутренним делам. Между МВД и прокуратурой всегда были определенные рабочие разногласия. Как Вам работается с новым генпрокурором?
Ответ: На сегодняшний день у нас с Юрием Луценко очень деловые, хорошие отношения. Мы оба понимаем принципы работы. Он сам сидел здесь, в кресле главы МВД, и натерпелся от недостаточно четко прописанного в законодательстве взаимодействия с прокуратурой. И я уже хорошо прочувствовал, что такое наша прокуратура и каково с ней работать. Даже за мой министерский срок это уже четвертый генпрокурор. У нас с Луценко исчерпывающее взаимопонимание, по ключевым вопросам мы сразу начали хорошо сотрудничать.
Надо понимать, что очень трудно изменить огромную машину Министерства внутренних дел, еще сложнее изменить маленькую, но клановую и закрытую Генпрокуратуру. Поэтому Луценко будет очень сложно, и я это хорошо понимаю. Для него это Голгофа. И он это понимает. С высоты этого обоюдного понимания, думаю, мы и будем строить нормальное рабочее сотрудничество.
Я думаю, в ближайшее время вы сможет увидеть результаты нашей синергии.
Вопрос: Уже есть какие-то серьезные совместные наработки по резонансным делам?
Ответ: У нас страна объявленных сенсаций, которые на деле никогда не доходят до конца. Поэтому давайте мы перейдем в режим свершившихся сенсаций, а не объявленных.
Вопрос: Работа с НАБУ, другими силовиками тоже налажена?
Ответ: У меня с Сытником достаточно хорошие отношения. Не могу сказать, что мы друзья-не разлей вода, но у нас хороший деловой контакт, и уже довольно давно.
С СБУ у нас тоже рабочие отношения. Хотя мы пересекаемся с ними меньше. Это не значит, что не “искрит”. Везде “искрит”, потому что во всех ведомствах многие все еще работают по старым принципам. Этот процесс неизбежен.
К тому же, законодательное поле пока еще несовершенно. Мы работаем по новому закону, УПК выстроен под прошлый закон, прокуратура работает по третьему закону. Закон о прокуратуре в итоге не совпадает по территориальному делению с нашим законом. Мы с Юрой (Луценко – ИФ) обсуждали, что нам надо привести законы в соответствие.
Но я оптимист. Нет, не думаю, что прямо завтра будет все хорошо и все будут счастливы, но сейчас вектор развития и позитивных изменений направлен вверх, это поступательное движение к улучшению.
Вопрос: Завершая тему отношений, но уже не столь теплых: как работается с Одесским регионом? Взаимодействие областной полиции и обладминистрации во главе с Саакашвили?
Ответ: Я с Саакашвили не сотрудничаю, он не в моей вертикали власти. Саакашвили получил карт-бланш, который не получал ни один губернатор, провел на посту чуть больше года, а в результате, не знаю, на какое там место скатилась Одесская область, но где-то глубоко во втором десятке…
Я не знаю ни одного достижения, которое бы этот замечательный человек реализовал, кроме, разумеется, того, что он умеет быть показательно энергичным. У нас популистов достаточно во власти, и фриков тоже. А хотелось бы, чтобы были пахари, которые занимаются делом. Я таких знаю. Они не очень громкие, а в больших областях дают хорошие результаты. Это тот же Райнин из Харькова, Резниченко из Днепропетровска… Люди просто работают. А здесь больше пиара, и это при том, подчеркну, что ни один губернатор не имел столько изначальных преференций и возможностей. Считаю, что у Саакашвили просто другие цели. Но я на него свою энергию тратить не собираюсь. Думаю, что время даст ему лучшую оценку.
С областной полицией – да, есть вопросы. Кандидатура руководителя была предложена Саакашвили, и мы ее поддержали. Не считаю, что у нас с этим все в порядке. По этому управлению идет служебное расследование. Возможно, будут какие-то кадровые решения и снова последуют сенсационные заявления “Нас, передовиков, которые подняли производство, преследуют..”. Только не видно поднятого производства. Только слова слышны.
Вопрос: Криминогенная обстановка в стране достаточно напряженная, растет бандитизм, участились кражи и грабежи…
Ответ: Это огромная проблема, к сожалению. За последний квартал в той же Одессе количество нераскрытых преступлений выросло втрое. В целом по всей стране наблюдается рост преступности. Есть целый ряд объективных причин, как-то: боевые действия, не слишком благополучная экономическая ситуация, переселенцы, которые с востока страны двинулись в основном в центральные регионы. Плюс к этому – мы перестали искажать статистику, регистрируем все преступления.
По нашим оценкам, население Киева за эти два года выросло на полтора миллиона человек. Не знаю, чувствуете ли вы это как киевляне, я – не киевлянин, мне трудно заметить, но такие цифры дает статистика. Так вот, с Востока переехали в столицу и состоятельные люди, и криминал. Отсюда и резкий всплеск угона автомобилей вип-класса, и другие преступления. К счастью, ситуация с угоном автотранспорта уже не так критична.
Еще один фактор – резкий рост количества оружия на руках у людей. При наличии такой протяженной линии фронта и относительно свободного доступа к оружию с обеих сторон, естественно, сколько бы мы не ставили кордонов, оружие просачивается, и то там, то здесь мы видим инциденты: то бандит, то АТОшник взяли себе пару гранат домой. Участились бытовые преступления, грабежи с применением этого оружия. То есть, реально военная, поствоенная ситуация в стране.
Поэтому здесь одной патрульной полицией, которая добавляется на улицы, вопрос не решишь. Безусловно, должен быть обновленный подход уголовного розыска в этой ситуации, и мы очень хорошо это понимаем. Реагируем прямо сейчас конкретными системными шагами и готовим масштабную реформу этого блока.
В этом же сегменте резко будет усилено управление по борьбе с организованной преступностью. Вы помните, у нас был УБОП, который занимался всем, чем угодно, Мы его как институт ликвидировали, так как выполнял уже не те функции, какие ему были определены. Но в рамках криминального управления департамента уголовного розыска эту составляющую – борьбу с организованным криминалитетом – будем усиливать.
В сложившейся ситуации резко возросла активность криминальных организованных группировок. От 20 до 30 “воров в законе” у нас регулярно “работают” в Украине. В основном это грузины, немного армяне. Мы их высылаем, но ничего не можем сделать, – они возвращаются через границу. Выслали, проходит 10 дней, смотрим, а он опять живет в своем доме или в соседнем. Штрафуем и высылаем опять, а он снова приезжает…
Поэтому мы сформулировали целый ряд законодательных инициатив, в том числе, так называемый закон “о ворах в законе”, который попытались провести через парламент. Этот закон – аналог многих законов, которые действуют в разных странах. Самый радикальный из них – грузинский вариант. Мы внесли этот проект в Раду, а нам начали говорить о том, что это нарушение прав человека, потому что какой-то “вор в законе”, высланный из Грузии в своей время, на основании этого закона обратился в Европейский суд. Но в итоге он проиграл в Европейском суде. Мне непонятно, когда депутаты целыми фракциями не голосуют за необходимый стране закон.
Ведь на самом деле это очень серьезная проблема – “вор в законе” контролирует все. “Воры в законе” сидят в Киеве и контролируют целые направления криминала: угон машин, барсеточников, квартирные кражи и так далее. То есть, они – голова этого спрута, они это организовывают!
В решении этой проблемы нам нужна законодательная поддержка, а у нас ее пока нет.
Надеюсь, что мы снова внесем этот закон в Раду и найдем поддержку.
Вопрос: Сколько оружия на руках у людей сейчас?
Ответ: Это будет цифра “с потолка”. Невозможно вычислить даже порядок цифр. Мы изымаем целые склады, арсеналы, “нычки” оружия, люди сами сдают тысячи единиц, а кто-то покупает оружие на “черном рынке”.
То есть, это целый процесс. У нас есть поставки оружия с оккупированной территории. Когда проходил захват-освобождение территорий, огромное количество оружия оставалось бесконтрольным на какое-то время. И огромное количество паспортных бланков тоже. Вот почему так актуальна замена бумажных паспортов с бумажными базами данных на электронные карты.
На фоне поствоенного синдрома, а-ля вьетнамского, это тоже проблема. Люди приходят с войны и не могут адаптироваться. Вы же понимаете, что если человек пробыл на фронте достаточно долго, у него психика корректируется. Нужно серьезно этим заниматься, иначе возникают проблемы.
В США каждый третий, вернувшийся с Вьетнамской войны, попадал в поле зрения полиции: был подвергнут административному штрафу, осужден или отсидел в тюрьме за насилие. И это – в благополучной Америке, которая миллиарды долларов тратила на реабилитацию тех, кто вернулся с военных действий. У нас вы много слышали о реабилитации?
Мы стараемся делать ротацию своих подразделений раз в две-три недели, чтобы у людей была более-менее устойчивая защита. А если подразделение находится в зоне боевых действий длительное время, то это гигантская проблема, прежде всего – человеческая.
Эмоциональная неустойчивость, плюс криминалитет, плюс переселенцы, раздраженные тем, что они остались без всего, что у них было, плюс оружие, плюс спецслужбы Российской Федерации, – все это провоцирующие факторы. На фоне этого всего, естественно, активизируются радикальные силы, – это их среда.
Сформулирую так: государство теряет монополию на насилие. А я считаю, что государство – и только государство – должно иметь монополию на насилие. Пытаешься вернуть эту монополию, а в ответ говорят “это же не либерально и не демократично». Но это до тех пор, пока и не пострадаешь сам или твои близкие… И тогда слышишь “да куда же смотрит государство”!
У меня регулярно с журналистами какие-то конфликты происходят в силу того, что я возглавляю МВД. Вот один из примеров, который как раз характеризует эту ситуацию. Одна журналистка возмущается: “меня грубо обыскали на блокпосту”. (Блокпосты, которые стоят на выходе из зоны АТО, проверяют на наличие оружия). Другой журналист, в тот же день возмущается, что он провез целый арсенал через блокпост, а его даже не обыскали. Мы живем в пограничной ситуации, и должны понимать: чтобы получить безопасность, мы должны заплатить своим комфортом.
После 31 августа прошлого года, когда один человек взорвал гранату, и наши нацгвардейцы погибли и получили ранения, и участники акции пострадали, мы на массовых мероприятиях начали применять рамки контроля и досмотр проходящих на митинги. Раньше это считалось бредом, но в итоге немного отрезвевшее общество приняло эту ситуацию: спокойно показывает рюкзачки и сумки, проходит через рамки и свободно идет митинговать против власти или за власть. Люди, мы должны понимать, что такие меры – это безопасность для всех нас!
Вопрос: Часто ли в преступлениях задействуется оружие из зоны АТО?
Ответ: Большинство оружия – военное, зарегистрированное частное оружие, милицейское находится в наших базах данных. Если ствол попадает к нам, то, естественно, мы проверяем, откуда он. В ряде преступлений видно, к примеру, что это автомат, который в дни Майдана забрали из отделения милиции, или во время боев в Краматорске или со склада воинской части…
Сейчас в обществе идет дискуссия вокруг того, разрешить ли всем желающим владеть оружием. Я противник этого! По той простой причине, что на фоне эмоциональной дестабилизации общества это будет, мягко говоря, рискованно. И это не уровняет всех в правах, это всего лишь утвердит право сильного! А потом произойдут одна-две-три трагедии, которые отрезвят общество.
Вопрос: Украина – транзитная территория для наркотрафика. Эта проблема сейчас актуальна?
Ответ: Я не думаю, что наркотрафик для нас сейчас является такой уж большой проблемой. Мы видим эту ситуацию более-менее купированной. Наркотик низкого качества внутри страны, причем синтетический, метадоны все эти – это да… Мое убеждение: мы должны метадоносодержащие препараты ставить в аптеках на стоп-лист, продавать только по специальным рецептам, а не делать их общедоступными. Я понимаю, что это идет в разрез с желанием фармацевтических гигантов, но реально эти таблетки, доступные для молодежи, создают огромные проблемы.
Мы сейчас перестраиваем службу по борьбе с наркотиками, и в ближайшее время будет реализована специальная программа с американским агентством по борьбе с наркотиками. Мы свою службу немножко изменим. И кадрами усилим, и тренинги проведем, и новые методы работы применим.
Наша проблема – не трафик, наша проблема – внутреннее потребление и сбыт.
Вопрос: Реформа МВД наиболее наглядная из всех, которые проводятся в стране. И о ней много говорят, обсуждают. Переаттестации, патрульные полицейские, КОРД…. Вы говорили, что хотите ввести институт детективов…
Ответ: Давайте я попробую нарисовать картинку в целом по реформе, чтобы не выдергивать что-то одно.
Для того чтобы продвинуть реформу, надо было показать что-то, чтобы общество в нее поверило. Поэтому сначала мы с Евгением Захаровым (сопредседателем Украинской Хельсинской группы, главой Харьковской правозащитной группы – ИФ) написали стратегию, которая была позитивно воспринята нашими иностранными партнерами. Это было в конце 2014 года. Как только мы привыкли к войне, мы поняли, что, несмотря на войну, надо начинать реформу.
Приняли стратегию. Потом приняли решение, что нужен какой-то показательный проект, который общество проверит и в который поверит. Если бы я пришел в парламент тогда и сказал: “дайте денег на реформу”, мне бы сказали: “Кому? Мусорам деньги дать? Нет, идите к черту”. И тогда мы придумали первый шаг – патрульную полицию. В январе к нам присоединилась Эка (бывший первый заместитель министра внутренних дел Эка Згуладзе – ИФ) и мы начали создавать патрульную полицию. В июле запустили патрульную полицию в Киеве и показали изменения и картинку. Картинка? Несомненно! Малая часть полицейских сил. Одна из самых простых реформ, потому что патрульного легче легкого найти и воспитать, чем следователя. Не то, чтобы совсем легко, но относительно проще. Но это был реальный сдвиг и реальные изменения! И люди это увидели! Сейчас новый патруль уже работает в 31 городе страны, новых патрульных около 16 000 и люди им доверяют!
На этом фоне мы получили доверие людей? Получили. Мы посмотрели последний опрос – 47% людей верят полиции в целом, хотя полиция изменена еще еле-еле. Люди видят потенциал и говорят “о’кей, готовы доверять”. Это все, что было мне нужно, чтобы запустить большую реформу.
И я пошел в парламент раз, схожу еще– “давайте деньги, реформа не бывает бесплатной, нам надо двигаться дальше”.
Идем дальше по блоку общественной безопасности. Полицейские патрули ГАИ «грохнули», но это пока только в крупных городах. А что делать с трассами, где раньше ГАИ стояло? Их покроет дорожный патруль. Это следующий этап.
Что делать с мелкими городами, селами? Вместе с представителями Евросоюза мы сделали проект групп быстрого реагирования. Полностью изменили структуру райотделов по областям. Сейчас по этому проекту работают Львовская, Киевская и Харьковская области. На большее у нас пока не хватает денег. Но мы изменили сам подход. Изменена структура: из пяти райотделов, условно говоря, мы сделали один большой и четыре маленьких, вспомогательных. Убрали в них ИВС, ряд иных избыточных функций. И запустили группы быстрого реагирования. Такой себе специфический превентивный патруль, сельский.
Результат, который мы видим за последние три месяца, феноменальный с точки зрения показателей и эффекта присутствия. Полицейский вышел из кабинета на улицу, у него есть машина, бензин, новая техника, средства связи, зарплата. Он мотивирован.
Следующее направление. Были “Беркуты”-“Соколы”-“Грифоны”…Теперь мы формируем единый спецназ а-ля SWAT. Это мы делаем с американцами, называется новое подразделение – КОРД (Корпус оперативно-раптової дії – ИФ).
Формирование КОРДа практически завершено. Эта часть реформы не так публична, потому что КОРДа в каждом городе 20-30 человек, но это “монстры своего дела” в хорошем смысле слова. Они будут решать все необходимые силовые задачи МВД. Но в полном объеме система КОРДа пока еще не работает. Прошли конкурсные отборы, сейчас ребята проходят жесткие тренинги под руководством и иностранных инструкторов, и прошедших обучение наших.
КОРД состоит из нескольких категорий: А, В и С. А – это high level. Их по стране будет немного – 400-500 человек, это самый высокий уровень силовой подготовки, борьба с террористами, освобождение заложников… В – это защита свидетелей и работа в судах, то, чем раньше занимался «Грифон», только немножко на другом уровне. С – это силовой патруль, специальная патрульная полиция. Все путаются пока, никто ничего толком не понимает. Но, когда все выстроится – будет понятно.
Вопрос: Аналог из прошлого какой?
Ответ: “Сокол”, но немножко другой. Мы убрали все «беркуты», это ушло в сторону. Будет быстрое реагирование при патруле, условно говоря, силовой патруль. Если патрульные видят, что ситуация тяжелая, то вызывают силовой патруль. Раньше приехал бы “Беркут”, а сейчас приедет такой патруль и разберется с ситуацией. Если же ситуация совсем патовая, то вызывают КОРД плюс, при необходимости, может привлекаться Национальная гвардия.
Участкового мы трансформируем в по сути универсального, доступного для людей, полицейского. И тут опять нужна коррекция закона. В УПК прописано понятие “криминальный проступок”, но ни в одном законе пока этого нет. В итоге у полицейского следователя по триста дел на одного: и убийство, и кража курицы… И на каждое дело он должен завести папку, отработать оперативные мероприятия…А мы предлагаем криминальные проступки вроде кражи курицы передать универсальному полицейскому базового уровня – участковому полицейскому офицеру.
Мы начали эту реформу с Киевской области. Набираем в участковые полицейские 250 человек. Из старых берем тех, кто прошел первичную аттестацию. И приглашаем новых людей. Собираем их вместе, проводим общий тренинг-переобучение, переодеваем их в новую форму (это визуальный символ!), даем зарплату в 6 тысяч грн – для сельской местности зарплата неплохая. Они получают новые полномочия, технику, средства связи, планшеты, взаимодействуют с группами быстрого реагирования и патрулем.
Дальше переходим к следствию. Представьте, сидит следователь, получает 3,5 тысячи зарплаты и расследует преступления концерна «Остхем» по возврату 5 млрд грн задолженности НАК “Нефтегаз”. Как это работает? Да никак!
В прошлом году мы с Арсением Яценюком подняли зарплату следователям-«важнякам» центрального аппарата, как нам тогда казалось, до заоблачных высот – 20-30 тысяч грн, чтобы хоть как-то самых лучших удержать. НАБУ не справится самостоятельно с этим потоком дел.
Сегодня, в рамках реформы, приглашаем и новых людей.
Но найти следователя не из системы не так просто. Мало базового юридического образования, нужны специальные навыки, опыт. Мы сейчас наберем людей, потом все пройдут общий шестимесячный курс переподготовки. Наша логика – чтобы переподготовку прошли и те следаки, которые прошли переаттестацию.
Думаю, что это будет самый сложный сектор реформ.
Поэтому мы и пытаемся разгрузить следствие, отдав участковым офицерам расследование криминальных проступков. К примеру, “бытовуха”- драка с соседом, сломанный забор, – это криминальный проступок. Не надо тащить эти дела из села в райотдел, будем разбираться на месте.
Примерно такая же ситуация с криминальным блоком – уголовный розыск. Понимаете, все эти реформы – это длиннющая дорога. На этот путь и цепочку шагов “нанизываем” как ключевой фактор, решение кадровой проблемы – офицеров и управленцев тоже нужно растить и обучать. Плюс эксперты, которые работают в расследовании любого уголовного преступления.
Таким образом, это путь не в 10 дней и не в 10 месяцев. Это путь в годы. И обществу надо понимать, что этот путь долгий, и по нему надо идти шаг за шагом.
Уровень прогресса нашей реформы очень высок – и наши иностранные партнеры, кстати, это отмечают. Но реформа состоится тогда, когда принятая сегодня молодежь наберется опыта и займет руководящие кресла.
Нацгвардия – это тоже очень непростое дело. В ней просто меньше социальной составляющей.
Вопрос: Принятие каких законопроектов для проведения реформ наиболее актуально?
Ответ: В парламенте находится законопроект, касающийся миграционной службы. Сейчас у нас 16-летки получают электронные паспорта, а взрослый человек не может его получить. Надо принять этот закон, и это будет означать, что вы сможете выбрать – получить электронный паспорт или остаться со своим бумажным еще 10 лет.
В ближайшее время мы также внесем законопроект по реформе службы чрезвычайных ситуаций. Это отдельная служба, которая у нас находится в самом заброшенном и, увы, плачевном состоянии из-за недостатка ресурсов и наличия постсоветских атавизмов. В ГСЧС работает почти 70 тысяч человек с нижайшими зарплатами. А мы предлагаем реформу, которая покажет, как это будет развиваться и работать. Эта реформа вписывается в концепцию децентрализации власти в целом, повторяет модели, которые применяются в европейских странах. Предполагается очень интересная конструкция работы – будут участвовать группы пожарных волонтеров, профессиональных спасателей, группы специальных чрезвычайных ситуаций.
Эта конструкция построена не на песке и не является фантазией, она основана на опыте тех стран, которые прошли этот путь. И они сейчас готовы нам помогать двигаться в этом направлении. Мы практически подготовили этот законопроект и скоро внесем его в парламент.
В ближайшее время мы сделаем брифинг-презентацию этого проекта.
Дальше по законопроектам. То, о чем Вы спрашивали – мы хотели бы ввести систему детективов, то есть, такого универсального “следака-дознавателя-оперативника”.
Подвергнется реформе и система образования. Суть очень простая: мы уберем большее количество милицейских вузов и сформируем две ступени образования.
Когда речь идет о рядовом полицейском – он, как и во всем мире, не обязательно должен получать высшее образование. Есть и офицеры полиции, которые имеют высшее образование. То есть, условно говоря, профессиональная школа полицейского – это одно, а высшее образование – это другое. Можно пройти сначала профессиональный путь подготовки, потом послужить в патруле, затем закончить ВУЗ и вырасти до шефа полиции. Мы сейчас это все планируем, вписываем в хорошую вузовскую базу, которая у нас есть. Здесь тоже будут законодательные инициативы.
Закон о “ворах в законе”, о котором я говорил, нам очень нужен.
Дальше. По кое-каким моментам мы требуем ужесточения наказания. Например, ты угнал машину за 100 тысяч долларов, приходишь в киевский суд и тебе назначают залог в 20 тысяч гривень. Ты выходишь, платишь 20 тысяч, и в тот же вечер угоняешь еще одну машину… И это не фантазия!
И что я должен с этим делать? Вижу, что некий суд не на стороне правосудия, а у нас таких судов значительное количество, и говорю: “У нас учения, мы не можем больше выставлять охрану на ваш суд”. Суд живет без охраны один день, а потом понимает, что что-то он сделал неправильно… Мы заканчиваем учения, охрана возвращается, и суд выносит решение – залог миллион или два…И это что, цивилизованная ситуация? Это ненормальная ситуация!
Вопрос: Возвращаясь к теме паспортов. У нас действительно нет электронной базы?
Ответ: У нас есть следующее: часть базы – электронная, часть – бумажная, здесь – “рыбу заворачивали”, а здесь – в Севастополе осталась…Мы сейчас делаем “единое облако”, и это гигантская работа.
Сделаем “облако” и введем электронный паспорт-карточку. В него, по идее, мы сможем внести все – от электронной подписи до водительских прав и карточки социального страхования. Это будет идеальный вариант. Вы сможете с этой карточкой получить доступ в любую базу министерства юстиции и получить еще много сервисов. Ясно, что это будет не завтра, но мы к этому идем.
И, учитывая, что мы это делаем последние в Европе, у нас есть все шансы сделать это на передовом техническом уровне.
Вопрос: Европейцы, американцы нам в этом помогут?
Ответ: Уже помогают. Есть соответствующие программы.
Я хочу отметить, что там, где мы движемся вперед, у нас нет проблем – международные доноры между собой толкаются в желании помочь, поскольку им интересно быть успешными.
Недавно приезжал американский коллега – глава погранично-таможенной службы, посмотрел, как у нас это все работает, и сказал: “Да вы лучше всех используете наши донорские деньги”. Увидел он, как мы используем выделенные средства в пограничной службе, Нацгвардии, и на следующий год у нас от них есть грант на развитие на 25 миллионов долларов.
Как только мы делаем ясный, понятный проект, и у нас за спиной история успеха, к нам тут же приходят донорские фонды.
У нас была проблема с предыдущим генеральным прокурором. По сути, формально-неформально у наших партнеров была общая позиция – блокировать финансирование реформ группы силовых ведомств. И это выглядело очень нехорошо.
Я им говорю: “Сорри, прокуратуру блокируйте, а мне-то точно не блокируйте, мы же ваша последняя линия обороны”. В связи с этим у нас теперь проблемы, кое-где есть дефицит. И по государственному бюджету у нас серьезная недостача до конца года – для того, чтобы не останавливаться, нам нужно добавить 2,5 миллиарда гривень.
Поэтому я такой ярый сторонник закона о спецконфискации денег Януковича. Когда 1,5 миллиарда долларов придут к нам в государственный бюджет, можно будет закрыть появившиеся дыры и профинансировать оборонный заказ. Закрыть дефицит у Полторака в министерстве обороны и у нас.
Я бы еще на эти деньги докупил в резерв топливо для государственной службы чрезвычайных ситуаций. Потому что, не дай Бог, что-то будет происходить, а мы практически уже сидим “на нулях”.
Вопрос: А какова ситуация на рынке охранных услуг, ГСО?
Ответ: Мы дискутировали, должна ли быть ГСО в составе полиции. Во всем мире, как правило, существует полиция специального назначения ГСО, условно говоря, “полиция охраны за деньги”. Казалось бы, это должна быть частная структура, но тогда она будет без оружия.
Мы сейчас используем ГСО как дополнительную точку патруля на улице. Если что-то происходит, зачастую наряд ГСО выезжает вместе с основным. Это очень серьезная превенция. Эта часть ГСО не входит в состав ограниченной численности НПУ, которая регулируется законом, она хозрасчетная, но мы ее используем в составе сил обеспечения правопорядка. Кроме того, у них согласно закону есть оружие и дополнительные камеры наблюдения.
Думаю, что в каком-то будущем, наверное, обозримом, в течение десяти лет эта по сути монопольная компания может быть государством выставлена на торги и продана, если мы к тому времени решим, что монополия на оружие может быть, кроме государства, еще у какой-то специально лицензированной структуры.
Это же касается и сервисных центров МВД, которые мы сейчас выстраиваем вместо МРЭО. Я думаю, что в июле мы увидим первый настоящий сервисный центр в Киеве. Не просто переделанное МРЭО, а устроенный по новому принципу. Этот сервисный центр будет регистрировать автомобили, выдавать права, выдавать все справки МВД, о несудимости и прочем, регистрировать оружие. Там же будут выдавать паспорта. Это будет система, параллельная ЦНАПам. Нельзя все отдавать ЦНАПам, мы не можем им передать регистрацию оружия, базу данных паспортов. Фронт-офис – может быть общим, а бэк-офис должен быть у государства, потому что это – монополия и ответственность за сохранность данных.
Когда это будет сделано, заработают все эти “облака”, базы, тогда на аутсорсе мы сможем, как в Турции, продать эту систему какой-нибудь германской частной компании за 6 миллиардов долларов. Или передадим ЦНАПам. Но будем держать под контролем свои базы данных – это все, что нам надо.
В ближайшее время, например, мы отменим монополию на изготовление автомобильных номеров – это один из самых коррупционных элементов сегодня. У нас регулярно происходит следующее: объявляем тендеры, а в результате одна компания блокирует другую. В итоге получается “в Херсонской области закончились номера”. А почему закончились? А потому что фирма Х заблокировала фирму У на тендере, а Антимонопольный комитет третий месяц решает, кто прав…
Мы хотим это убрать, государство будет выдавать id-идентификацию, и на основании этого id ты идешь и печатаешь номер в любой из десяти лицензированных компаний.
По сути этих реформ государственная функция будет заключаться в контроле баз данных и ключевых параметров, а все остальное, пожалуйста, – свободный рынок.
Вопрос: Есть ли смысл в объединении финансовых расследований в одной структуре? Налоговая милиция нужна?
Ответ: У меня глубокое убеждение, что в стране должен быть единый орган, как в США Служба финансовых расследований. Полиция готова отказаться от департамента защиты экономики, бывшего БЭПа, плюс налоговая милиция, и плюс из СБУ надо забирать, так называемую, службу “К”. Такое волевое решение должно быть, и тогда будет единая служба расследования экономических преступлений.
В какой структуре будет эта служба – я не знаю. Может, в структуре МВД, может – нет, мне все равно. Но, думаю, что у нас в стране не существует пока политической воли, чтобы, к примеру, закрыть управление “К” СБУ. А если его не закрывать, то это опять принцип “здесь – читаем, здесь – селедку заворачивали”.
Вопрос: Согласится ли СБУ отдавать управление “К”?
Ответ: Все международные рекомендации заключаются в следующем: СБУ – это специальная служба безопасности государства. И точка. Мое мнение: у СБУ нужно забрать и следствие, и экономику. СБУ должна заниматься защитой государственных интересов. А у нас это не специальная служба госбезопасности, а по сути, еще один правоохранительный орган. Но готовы ли мы к этому?.. Изменить ситуацию рискованно.
Это, кстати, одна из проблем: мы меняем полицию в очень тяжелый для страны период. Но менять – это риск, а не менять – безнадега. Поэтому я для себя выработал правило: темп реформы должен быть таким, чтобы не потерять управляемость! И когда мне предлагают все, что есть, сходу демонтировать и выгнать всех сразу, то я говорю: “О’кей, а что дальше?”. Во всем необходим баланс!
Вопрос: Добровольческие батальоны. Что происходит с ними сейчас?
Ответ: Когда добровольческие батальоны создавались – в стране была чрезвычайная ситуация. И они выполнили в тот период свою функцию по защите Украины, и выполнили очень эффективно! Так как сегодня армия уже немножко подживилась и Нацгвардия встала на ноги, добровольческие батальоны разделилась на две части. Есть штурмовые специализированные батальоны: “Азов” и “Донбасс”, вошедшие в состав Национальной гвардии и сводный батальон имени Кульчицкого – резервный батальон Национальной гвардии. Остальные – это, как правило, патрульно-боевые подразделения. Мы их укрупнили и они взяли на себя целые участки работы. Допустим, батальон “Киев”, в который вошли все киевские батальоны, сейчас несет службу в зоне АТО: двести человек находятся на передовой, двести человек здесь, в Киеве, на ротации. В принципе, это наш золотой фонд. Не все ребята готовы потом делать карьеру в полиции в традиционном смысле слова. Но среди руководителей патрульной полиции у нас много молодых ребят из добробатов.
Они имеют право вести себя жестко, когда к ним кто-то приходит и бравирует: “я на Майдане стоял, я защищал аэропорт!..” К примеру, такие как начальник Нацполиции Киева Андрей Крищенко, имеют моральное право на четкую позицию – никакие военные заслуги никому не дают права нарушать закон!
Вопрос: 12 июня – два года с момента освобождения Мариуполя…
Ответ: Я в воскресенье лечу туда. В честь двухлетия мы там проводим праздничный марш-парад подразделений, награждаем ребят, в том числе, и знаком “За освобождение Мариуполя”. Для них это важно. И для меня тоже!
Когда была первая волна атаки, многие военные разбежались, а ребята из добробатов и Нацгвардии пошли вперед. Тогда танки сепаров задержала буквально горстка энтузиастов и пара наших генералов гвардейских, которые не побоялись. То есть, они реально защитили город. Не говоря уже об операции освобождения, когда мы выбили банды сепаров из города. Освобождение Мариуполя – это была первая спецоперация “Азова”, вон за тем столом планировалась. Я думаю, что это был первый большой успех.
