Зоя Мельник. Бышая полицейская, которая выбрала борьбу за справедливость
05.11.2021
Правозащитница Зоя Мельник — одна из самых известных бывших полицейских нашей страны. Работая в патрульной полиции, она разоблачала коррупцию и системные преступления в органах. В 2019-м году ее уволили. Только в феврале 2021-го суд признал увольнение незаконным, восстановил Зою в должности и обязал выплатить ей компенсацию.
Женщина же создала организацию по защите прав детей и не планирует возвращаться работать в органы. “Я поняла, что мы в какой-то безвыходной ситуации: ребенок должен выбирать: либо смерть от голода и побоев, либо пытки в учреждениях”.
Ее путь — это почти всегда борьба, почти всегда “вопреки”, но Зоя говорит, что злость — очень классная эмоция и она помогает ей бороться с несправедливостью.
У нее мало времени. В Киеве Зоя проездом — возвращается с тренинга по коммуникациям для общественных активистов. Мы встретились в придорожной кофейне и проговорили примерно полтора часа.
“В нашей стране важно иметь хоть какое-то представление о своих правах”
“Я — землеустроитель по первой профессии. Это из разряда “поступила куда сказали родители”. Осознанное же свое образование я получила в университете МВДС.
В какой-то момент я поняла, что в нашей стране важно иметь хоть какое-то представление о своих правах. Их нарушают все, кому не лень. А еще — о медицине. Так я закончила и юрфак, и курсы первой медицинской помощи”.
До того, как пойти работать в полицию, у Зои был свой бизнес. Говорит, что никогда не проявляла особой активности: просто читала новости, иногда интересовалась политикой. Но ей всегда было не все равно, когда она видела несправедливость.
“Первый мой активизм — это борьба против захвата пляжей в Одессе. Меня сильно зацепило, когда выгоняли семью с ребенком, так как они не оплатили шезлонг. Я стала возмущаться, писать об этом на форуме.
И один журналист заметил нас, попросил рассказать об этом. Я была где-то на восьмом месяце беременности. На интервью пришла одна, хотя протестовало очень много людей. Так меня стали считать лидером движения.
В приличных странах — в том же Израиле — пляжи являются стратегическим объектом. Ведь туризм приносит очень много денег. Человек услугу может заказывать, а может и не заказывать. Она не должна быть навязанной. У нас по закону точно так же. Право на доступ к природным ресурсам безусловное, как говорится и в конституции, и в земельном/ водном кодексах.
На этом история не закончилась. Зоя продолжает свой рассказ:
“И вот со мной случается такая же ситуация. Я на последнем месяце беременности. Женщины, наверное, меня хорошо понимают — очень хочется поспать на животе. Ну я выкопала себе яму в песке и лежу. Живота не видно.
Ко мне подходят из администрации пляжа и начинают орать, чтобы я убралась. Потому что надо покупать шезлонг. Началось какое-то сумасшедшее движение.
Я встаю, начинаю разбираться. А они: “Ой, а мы не знали, что вы беременна, надо было сразу сказать”.
Я говорю: “В смысле? При чем тут вообще моя беременность? Я что, у вас прошу какую-то привилегию? Не важно, беременна я или нет, это мое право”.
На следующий год ситуация повторилась. Стали выгонять женщин с детьми. Мы организовали флеш-мобы: просто приходили, лежали на песке, занимали места свободные, им не было, куда ставить шезлонги. Так мы протестовали. И это переросло в противостояние”.
Фото: Заборона
Доходило до того, что противоположная сторона нанимала “титушек”, которые приставали к активистам.
“На меня были нападения несколько раз. Причем один раз, когда у меня была дочка на руках. Они вырвали у меня телефон, напали на моего соратника — пытались утопить его в море.
Заявление в полицию я подала. А они написали в отказе, что я была пьяна и потеряла свой телефон. У меня грудной ребенок, на секундочку, и к спиртному я вообще не притрагивалась. Прямо при мне владелец пляжа договаривался с полицией. Это дело закрыли”.
Но ребята нашли юристку. Вместе с ней разработали план эксплуатации пляжей.
“В итоге, городская власть запретила ставить шезлонги ближе 5 метров к морю, чтобы у людей была свобода”.
“Ой, эта Зоя… вечно она лезет”
“И вот я узнаю, что идет набор в полицию. Мой бизнес уже отживал свое — мне было не интересно. А тут вся страна в активизме. Ты себя чувствуешь: “Я ничего не делаю, как же так?!”
В АТО я не поеду — у меня ребенок маленький. И тут — объявление о наборе в полицию. То, что я хотела всегда. Такая интересная работа, можно много чего сделать.
Для меня это было возможностью помочь людям. Я получала море удовольствия от работы, потому что разруливала очень сложные ситуации.
Люди благодарны. Ты видишь эти глаза, которые с надеждой смотрят на тебя. Стараешься доводить каждое дело до конца. Особенно меня заботили дети. Дети — самые слабые.
Я работала, как и все, но помимо рабочего времени, я консультировала других полицейских. Потому что много читала по вопросу защиты детей. Это узкая специализация, не все разбираются в теме.
В детской сфере очень много цинизма, бездействия, коррупции и так далее. Украинские чиновники боялись публичности. Это же никто нигде особо не освещал. А у меня был мощный инструмент — Фейсбук. Таким образом удавалось влиять и разруливать самые сложные ситуации.
Все, что касалось моей работы, было классно и здорово. Но что касалось управления, департамента — очень печально.
Я не знаю, как люди получали свои должности. Потому что те, кто нами руководил, — это печаль печальная.
У нас второй начальник был. Он особо не знал, что такое управление, — явно не профессионал. Кто хотел работал, кто хотел — брал взятки. Анархия была, в общем.
Мне это, конечно, не нравилось. Например, пересменка длилась бог знает столько, хотя она может пройти очень быстро, если контролировать, кто куда “пошарился”. Я стала добиваться справедливости. И, конечно, столкнулась с негативом в свою сторону от многих коллег: “Ой, эта Зоя… вечно она лезет”.
ГАИшные схемы вернулись
Зоя рассказала, каким было начало конца ее службы в полиции. В какой-то момент руководить работой полицейских поставили бывшего ГАИшника. Если до этого была просто анархия, то теперь стали возвращать старые коррупционные схемы.
Взяточникам в ГАИ работать легче, чем в ППС. Это самая денежная и простая работа, говорит Зоя. “Встал, палкой помахал, на руки бабло получил, поделился с начальником — и все прекрасно”.
Полицейские же на вызовах работают с убийствами, грабежами, кражами, нападениями. Это долго, много волокиты. Но система оценивания на всех одна: есть план. И, если ты его не выполняешь, — с тебя спросят.
Зоя говорит, что с новыми правилами стало невозможно работать. Невозможно сравнивать работу ГАИшника и патрульного. А их “уравняли”.
“Автомобили начали сдавать в аренду. Люди, которые добросовестно делали свою работу, не могли соревноваться в планах. То же домашнее насилие — там много работы. Выезжая на домашнее насилие, надо написать заявление, собрать объяснения, потом еще доставить в суд. Эта работа может затянуться на час, а то и на два, если качественно отработать: собрать свидетелей, доказательства. А у нас же планы.
Где легче планы сделать? Конечно, на дороге! И как правило все хотят туда. Никто не хочет ездить на вызовы.
Вот ты поехала, честно отработала свои 12 вызовов. За это время мой коллега стоит просто под знаком — 20 протоколов написал — и он классный. Мало кто задавал вопрос, для чего мы работаем. А я спрашивала. В итоге это закончилось тем, что в один прекрасный момент я ушла в пеший патруль”.
“Началась война”
“Начали активно от меня избавляться. Замначальника сказал, что меня хотят перевести куда-то. “Переводись, либо увольняйся”. Ну и требовали от меня рапорт на перевод.
И я узнаю потом, что это обман — никакой другой должности нет. Понимаете? Меня переводят, а должности нет. Это схема такая: ты пишешь рапорт на перевод, должности нет и тебя сокращают. Легкий способ. Без скандала. Я отказалась подавать рапорт.
И тогда они решили искать на меня компромат. Камеру в машину поставили, чтобы она снимала меня целый день. А какой компромат? Взятки я не беру, не нарушаю. Начали докапываться до мелочей: “А чего у тебя козырька нету на шапке?”. Началась война.
Однажды меня ставят с напарником. Это тип работника, которого называли “кошелек рыбака”. Он заносил дань. Элита, приближенная к царю. Никогда его в пешие патрули не отправляли. В пеших ходили либо честные, либо плохие работники.
Это выглядит странно. Он — курочка, несущая золотые яички. Каждый час этой “курочки” стоит денег. А она ходит и какой-то фигней занимается. Я поняла, что будет провокация.
И тут появляются “активисты”, начинают меня провоцировать: оскорбляют, называют проституткой, наркоманкой и все такое. Камера была у моего напарника и он в этот ролик не попал. Я понимала, что это провокация, поэтому сохраняла спокойствие, но внутри кипела.
Они хотели, чтобы я превысила свои полномочия. Формально у меня было право задержать. Но я понимала, что это будет нарезка и я не докажу, что на меня нападали. Поэтому сохраняла спокойствие и не реагировала. В итоге, они сказали, что я спокойна, потому что я под чем-то. Видео слили в Фейсбук — явная заказуха.
Если до этого у нас был конфликт вяленький, то он перерос в большое противостояние”.
День полиции
Именно в этот период у Зои получилось предать огласке методы работы полиции на всю Украину.
“Мне звонят журналисты с “1+1” и говорят, что у них будут про домашнее насилие говорить. Просят рассказать о законах в Украине. Они всегда берут согласие от пресс-службы. Я говорю: “Да можно и без разрешения, все нормально, я вам все расскажу”.
В 7 утра прямой эфир. Я включаюсь и рассказываю, что у нас полиция не работает. Вернулись взятки, все превратилось в то, что и было раньше.
Надо было видеть лицо ведущего — он не ожидал такого. Старался меня перебить. Я понимала, что ему тоже прилетит.
В тот же день меня вызывают в управление. На меня написали рапорт. Я уже фактически чувствую себя гражданской. С начальником говорить отказалась.
Прихожу поздно вечером домой, включаю свет, и тут звонок: “Зоя, здравствуй, заканчивай заниматься журналистской деятельностью, иначе будут проблемы. У тебя же есть ребенок, машина. Тебе твоя машина не дорогая? Или ты не понимаешь, что у тебя семья? Ты девочка умная, заканчивай. Это тебе мой совет дружеский”.
Во мне включился блогер и я стала записывать разговор. У них был расчет на то, что я как женщина испугаюсь за ребенка. Это логично. Конечно, я немного испугалась. Ребенка я спрятала и решила, что лучший способ себя защитить — это обнародовать запись угроз.
Но я понимала, что этого не достаточно. Я-то знаю, из-за чего мне звонили, а люди — нет. И я прекратила, как он и просил. Недельку выждала.
Вскоре появился удобный случай. Произошло убийство. Мужчина убил насильника своей дочери. Я написала: посмотрите, сколько там было вызовов, никто не приехал. Полиция должна предотвращать такое. А теперь они задержали убийцу.
В США есть закон, что, если человек обращался неоднократно в органы и ему не помогли, а он потом убил, — то его освобождают от ответственности. У нас же он будет сидеть.
Я написала об этом, и, конечно же, загорелся зад у моего начальника.
Возвращаюсь домой — та же ситуация: включаю свет — и тут звонок. “Ну что, до тебя не дошло? Ты что, опять продолжаешь?”.
Зоя записала разговор. И теперь уже могла обнародовать аудио. Доказательства были очевидными.
“День полиции. 23:30 на часах. Я начинаю писать большой пост — хочу успеть, потому что всех поздравляют, у всех праздник. Я должна им его испортить. Закончила я пост в 23:59, опубликовала. Ну и все — ушла спать. Утром просыпаюсь и чувствую себя человеком, который хотел испугать кого-то петардой, а получился взрыв. Об этом писали все.
После этого началось расследование. Я поехала в Киев. Меня вызывал Князев (глава Национальной полиции Украины в 2017-2019 годах, — ред.) , я ходила к нему на прием, мы об этом общались с ним и он поверил в эту историю. Обещал, что примет меры, но я тоже должна была остаться в полиции и согласиться на какие-то условия. Я на них не согласилась и меня уволили.
После этого я стала судиться. Два раза они подавали кассации. Они проиграли все. Мне выплатили компенсацию, восстановили на службе. Такой вежливости я никогда не видела, как в управлении сейчас. Куда подевался их надменный тон?”
Защита прав детей: “Злость — это очень классная эмоция. Это борьба за справедливость”
Сейчас Зоя активно развивает свою организацию по защите прав детей.
Говорит, что ее мотивирует справедливость. А также обратная связь от людей.
“Некоторые пишут, что иногда били ребенка шлепками и благодаря мне это перестали делать. Для меня это как бальзам на душу.
Иногда бывает выгорание. Например, ехала я из отпуска в чудесной компании, там все было замечательно. И думаю: как хорошо, что я из этого ада уехала. Каждый день мне пишут, что там ребенка изнасиловали, там побили. Невозможно не переживать, как бы ты ни пытался абстрагироваться.
Возвращаюсь в Одессу, и тут мне звонит женщина и говорит: “Вы знаете, там девочку-сироту изнасиловал какой-то ублюдок. Что сделали полицейские? Сняли допрос и выложили в сеть. Они закрыли лицо, но слышно ее голос, ее узнали ее одногруппники, под постом полиции и в комментариях под публикациями журналистов масса негатива в адрес девочки: “зачем пошла, зачем пила, почему гуляла поздно” Она сейчас просто на грани”.
У нее фигурка, которая выделяется, плюс татухи были. Ее спрашивают — и она честно, как ребенок, говорит, что да, выпила слабоалкоголку.
Экспертиза не выявила опьянения, потому что во-первых алкоголя было очень мало — пол бутылки ром-колвы, во вторых она выпила в 23:00, а изнасилование произошло где-то в 5 утра Они это опубликовали, ее узнали.
Девочка сказала, что ничего уже не хочет, чтобы от нее отстали только. Следствие перестало работать.
И вот меня это запаяло. Знаете, злость — это очень классная эмоция. Это борьба за справедливость. Она включает тебя, главное ей не поддаваться в эмоциональном плане”.
Зоя говорит, что у нее столько идей, что не хватит жизни все реализовать.
“Кто-то говорил, что идеи ничего не стоят — важна их реализация. Сейчас вопрос стоит в том, где найти финансирование на все самые важные идеи. Я иногда дарю людям идею, потому что зачем мне их столько. Кто-то ищет. У кого-то есть деньги — нет идеи. Пожалуйста”.
Раньше я думала, что если забрать ребенка, который подвергается жесточайшему насилию, то это супер — я поставила себе “галочку”. Но это если ты просто сотрудник полиции, а не правозащитница. Меня же волнует судьба, что дальше происходит. Мы вообще в какой-то безвыходной ситуации: ребенок должен выбирать либо смерть от голода и побоев, либо пытки в учреждениях.
Мы хотим добиться компенсации для детей, которые подвергались пыткам, и реабилитации. Это очень важно. Надо более серьезно подходить к вопросу финансирования. Просто на донатах или волонтерах далеко не заедешь, нужно оплачивать работу адвокатов, психологов. Это те трудности, с которым сталкиваюсь на данном этапе.
Фото: Заборона
К сожалению, несправедливость, жестокость и преступления против детей продолжают происходить. Зоя — тот человек, который не молчит и делает все, чтобы изменить это. “Публичность — это инструмент, который я использую в правозащитной деятельности“, — говорит она.
“Был случай, когда на цепи ребенка посадили. Хотели это списать на админку. Не регистрировать, чтобы ничего не делать. Это не денежная работа. Это приговор вообще всей реформе, потому что следствие — связующее звено между патрульными и судом. Ребенка неделю держали на цепи. Это чистые пытки, 127-я статья. И я об этом пишу, после моего поста уголовное производство открывают.
Я знаю законы и работу полиции изнутри— в этом моя фишка.
Я долго писала, что детей бить нельзя, и сработала геометрическая прогрессия. Мои друзья рассказывают своим знакомым. Это просвещение в том числе.
Мы с моим коллегой еще четыре года назад создали группу “Защита прав детей”, где публикуем информацию от разных специалистов в детской сфере. Там есть и сотрудники прокуратуры, которым не все равно. Этих людей очень мало. Но если их объединить, то мы можем создать такой инструмент, который будет работать”.
Зоя не собирается останавливаться. Для нее защита прав детей — дело жизни. Да, работы много, к сожалению. В нашей стране этот вопрос не очень популярен: сложный, муторный, неблагодарный. Но она продолжает. И, судя по силе мотивации, ее запала хватит надолго.
Инна Ещенко
