Следствие в тисках карантина. Монолог следователя полиции
01.05.2020
Полиция — ведомство, которое не может уйти на карантин, но коронавирус все равно повлиял на ее работу. Следователь убойного отдела главного следственного управления Нацполиции Киева рассказал «Ґратам», как эпидемия мешает расследованию особо тяжких преступлений, и что делают полицейские, чтобы не заразиться самим.
Наш собеседник пожелал остаться анонимным, поскольку не получал разрешения на интервью от пресс-службы полиции.
«Можно на полдня засесть в кабинете или целый день провести на ногах»
Убийства, похищения людей, взятие заложников, торговля людьми, тяжкие телесные повреждения. Такие преступления мы расследуем в моем отделе. Основная масса дел — это убийства. Похищение и торговля людьми — на втором месте, но тоже хватает.
В главном следственном управлении я уже год. До этого пять лет проработал в убойном отделе другой области.
Сейчас в среднем на одного следователя у нас приходится 14-17 дел. До карантина мой рабочий день проходил следующим образом. В 9 утра мы прибывали в управление. Нас собирал руководитель, и около получаса шло совещание. Каждый сообщал, какие следственные действия по каким уголовным производствам запланировал на день.
После переходили к выполнению запланированного. Это могла быть чисто кабинетная работа. Например, я допрашивал свидетелей или подозреваемых. Либо садился за компьютер набирать ходатайства: о мере пресечения, аресте имущества, проведении экспертиз или временных доступов.
Временный доступ — это ходатайство, в котором мы просим суд дать доступ к конфиденциальной информации о том или ином человеке, которая нужна нам для расследования. Например, это может быть информация от операторов мобильной связи по поводу звонков интересующих нас личностей: место пребывания во время звонков, номера, на которые они звонили. Также мы запрашиваем временный доступ, например, к истории болезни или документам о финансовой деятельности предпринимателей.
После того как набрал ходатайства, я их распечатывал и шел в прокуратуру. При расследовании дела следователь работает в паре с прокурором, который осуществляет процессуальное руководство и проверяет документы на соответствие законодательству.
В прокуратуре меня принимал прокурор, вычитывал материалы, ставил подписи и печати, а потом я с ними летел в суд. С делами, которое расследует наше управление, работают, как правило, следственные судьи Шевченковского суда. От прокурора я гнал туда на метро, а дальше на трамвайчике или же пешком.
В отличии от других судов, Шевченковский принимал ходатайства от следователей только до 12 часов. Не успел до этого времени — твои проблемы. Почти такая же фишка была в Печерском суде. Только там принимали не до определенного времени, а по количеству. Набрали, допустим, 40 временных доступов, а всем остальным говорили: «Извините, друзья, вы свободны».
В Шевченковском, после того как подал ходатайство, можно было подождать до двух-трех часов, пока распишут ходатайство на определенного следственного судью, а потом узнавать у судьи о времени рассмотрения. Если это ходатайство на обыск, содержание под стражей, судья назначал заседание в тот же день, если арест имущества — в течении двух дней. Заседания по экспертизам и временном доступе назначали как через неделю, так и через три. А готовые ухвалы на руки мы, бывало, получали вообще через два месяца.
Немного иначе мы получаем разрешение суда на негласные следственные действия — прослушку или наружное наблюдение. Ходатайство для их проведения мы набираем не у себя в отделе, а в режимно-секретной части. Она находится в главном управлении — другом здании на Владимирской.
Едешь в Главк, там набираешь ходатайство, потом везешь в прокуратуру. После согласования с прокурором опять везешь ходатайства в Главк, там им присваивается идентификационные номера.
Ходатайства о негласных действиях рассматривает апелляционный суд. Везти их туда нужно рано утром — там огромная очередь. У кого есть возможность приезжают с ночи — с четырех утра. Иногда, если очень надо, просим там подежурить оперативных сотрудников, и они спят в машине под апелляционным судом с полуночи, чтобы записаться первым в очередь.
Подаешь ходатайство и на следующий день судья его рассматривает. Ухвалу забираешь еще через день. То есть для получения разрешения на негласные следственные действия, при самом оперативном раскладе, надо потратить минимум четыре дня.
Вообще, каждый день проходил по разному. Бывает, закинешь ходатайства в суд, и оттуда едешь в СИЗО. Если у меня подозреваемые под стражей, я их допрашивал или ознакамливал с материалами дела, или же проводил другие следственные действия. Прямо с утра я мог поехать на обыск, а мог развозить повестки на допросы. Можно как на полдня засесть в кабинете с бумажной работой, так и целый день провести на ногах.
По городу мы перемещаемся много, но на отдел есть только один автомобиль, производства отечественного автопрома. Это старенькая машина, которая рассыпается на ходу. Дверь надо закрывать с ноги, а заводить с горки — из такого разряда. Вам смешно, но для нас это смех сквозь слезы.
Машину используют только если, например, надо перевезти вещественные доказательства на хранение: оружие, патроны, наркотики и тому подобное. Как правило, это объемные вещи, с такими баулами же в метро не поедешь. Одно дело везти, что в портфель поместилось — поехал и сдал. А остальное надо перевозить в машине.
Если ничего такого не перевозим, она просто стоит, потому что, во-первых это вопрос бензина, а, во-вторых, сотрудников много, а машина одна — на каждого не напасешься. Кому надо — есть общественный транспорт или личный автомобиль. Я передвигаюсь двумя видами транспорта: это метро и мои ноги, вот и все.
В конце рабочего дня, в шесть часов, мы возвращались в управление. Там на совещании докладывали о выполнении плана. А дальше, кто справился — ехал домой. Тот, у кого что-то срочное — остается и дорабатывает. Вот так и работали до карантина, но из-за эпидемии все изменилось.
«Из-за вируса расследования замедлились»
С началом карантина обязанности у нас остались те же, а вот режим работы сильно поменялся. Во-первых, сразу же убрали совещания, потому что это скопление людей. Теперь взаимодействуем с помощью, так сказать, благ науки и техники. Приезжаем в управление и скидываем руководству свой план работы — кто через электронную почту, кто через мессенджер.
На работу мы по прежнему приходим на 9 утра. Но хотя, как на 9 утра… У кого как получается. Первые три дня карантина мне удавалось приехать на работу в лучшем случае в 11, а в худшем — в час дня.
В первый день я стоял в очереди на конечной остановке в своем микрорайоне под сотым номером. Тогда еще водители пускали в салон всех скопом — сколько поместилось, столько и едут.
А потом люди просекли, что автобусы не останавливаются на пути следования, и все пошли на конечную. На второй день в очереди я был уже 350-й, а на третий — 450-й. Чтобы попасть в автобус, я ждал где-то два-два с половиной часа. Доехав до остановки, я еще шел до работы пешком около получаса.
Поэтому карантин сразу отразился на работе очень сильно. В таких условиях что-то планировать было просто невозможно.
Со временем в маршрутки стали пускать только по спецпропускам, мы, конечно, тоже их получили. С одной стороны это решило проблему, таких очередей уже не было. Но с другой — количество транспорта урезали. И если раньше на конечную приходило 500 человек, то теперь — 100. А вместо 10 автобусов ходит два, в которые пускают строго не больше 10 человек. И получилось, что на дорогу тратится то же время, что и до спецпропусков. То есть ничего не изменилось.
В какой то момент я понял: добираться на автобусе в управление — это не дело. Полдня нужно ехать в одну сторону, чтобы поработать пару часов и потом полдня ехать обратно. А обратно даже дольше, потому что едешь не с конечной, а посреди маршрута, где на всегда подберут.
Сейчас меня подвозит на работу коллега на своем автомобиле. Для этого с утра я иду в соседний микрорайон — это, в принципе недалеко — около четырех километров. Там он меня подбирает.
В первые дни карантина в городе не хватало патрульных для контроля за порядком в транспорте. И тогда туда начали ставить всех: оперов, криминалистов, следователей, в том числе и меня.
К 5 утра мы приезжали в автопарк, там нас распределяли на маршрут. Первая смена каталась до обеда, вторая — с обеда и до ночи. И опять же — в автопарк и обратно каждый должен был добираться своим ходом: надо было в такси или с друзьями кооперироваться.
Я дежурил в автобусе два раза. А потом у начальника Главка и нескольких полицейских в области выявили коронавирус, и руководство решило отправить половину личного состава на двухнедельную самоизоляцию. Я сидел дома и работал на удаленке.
В некоторых отделах руководство взяло на себя ответственность и отпустили 100% состава на удаленку, некоторые — поочередно по 50%. А в отдельных областях и райуправлениях следственные отделы работают в обычном режиме полным составом и даже совещания проводят, хотя был приказ не собираться.
Когда только объявили карантин, начался весь этот бардак с транспортом, суды также перешли на закрытый режим работы. Наш Шевченковский суд на время прекратил рассмотрение ходатайств кроме срочных. Рассматривались только ходатайства о мере пресечения, продлении сроков досудебного расследования и мер пресечения, а также о проведении обысков и ареста имущества.
А временные доступы Шевченковский суд вообще прекратил рассматривать. Слава богу, до карантина вступили в силу поправки в Уголовно-процессуальный кодекс, по которым мы можем сами назначать хотя бы проведение экспертиз.
Сначала суды отменили, а через пару дней прокуратура тоже прекратила личные приемы. Теперь так: приносишь документы, спускается кто-то из прокуроров и забирает, либо же отправляешь все через канцелярию. Личный контакт минимизирован и больше общаемся дистанционно — через почту, телефон и мессенджеры. Если, например, какие-то процессуальные документы не требуют объяснения, то проблем нет: позвонил, принес или отправил, получил подпись. А вот собрания, обсуждения в кабинетах — это прекратилось.
Также был приказ свести к минимуму личный контакт с гражданами. Теперь из свидетелей допрашиваем только «горящих». Например, если дело в суд направляется и не хватает этого допроса, или если это неотложная работа с подозреваемым или адвокатом.
В связи с карантином экспертные учреждения тоже перешли на удаленный режим работы. То есть эксперт проводит исследование на работе, а результаты он может описывать уже дома. Если раньше любую экспертизу закинул и они делают, то теперь каждую надо предварительно согласовать с начальником отделения экспертного учреждения.
Плюс недавно один из отделов экспертно-криминалистических центров отдал свою аппаратуру в Минздрав для борьбы с коронавирусом. Учреждений, которые проводят, например, ДНК-экспертизы, стало меньше, нагрузка на них увеличилась. Так что с учетом карантина и удаленной работы эксперта, экспертизы теперь будут делать дольше.
То есть во всех наших структурах — судах, прокуратуре, экспертных центрах — из-за эпидемии работа замедлилась. А о гражданских и частных структурах, в которые мы направляем запросы, я вообще молчу. Они все на карантине.
Например МТС, Лайфсел и Киевстар прислали письмо, что временный доступ к их данным мы можем получить только в определенные дни и время. То есть теперь взять у них нужную информацию просто нереально, учитывая что даже до карантина я мог проторчать в очереди у мобильного оператора целый день и ничего не изъять.
Получается, что из-за эпидемии расследования преступлений замедлились. Из-за карантина в судах и частных компаниях, получить любую информацию стало сложнее. Например, у меня было определение о получении документов в госпредприятии. Оно на карантине, срок решение закончился, информацию мне никто так и не выдал. Теперь нужно снова терять время, опять подавать ходатайство, чтобы получить эти данные.
Плюс очень много времени тратится на дорогу. Теперь, чтобы попасть в Главк, например, поставить на документах печати и подписи, мне нужно потратить час. Та же проблема, если нужно попасть в СИЗО или суд. Например, от Главка до СИЗО идти тоже час, даже больше. И все эти расстояния, я, в основном, преодолеваю пешком.
«Недавно накрутил, что заразился коронавирусом»
Я много перемещаюсь и контактирую с людьми, поэтому нахожусь в зоне риска. У меня нет панической боязни заразиться коронавирусом, но переживание, конечно есть.
Сейчас нас уже не ставят на троллейбусы, но отправляют патрулировать парки и скверы. Пара следователей в среднем патрулирует каждый пятый день. Следим, чтобы люди не скапливались, не жарили шашлыки, не ходили без масок, не прогуливались без необходимости в общественных местах.
Естественно, сами мы все ходим в масках и перчатках. Кстати, первые дезинфекторы мы закупили за свой счет. Скинулись и каждому следователю выдали по санитайзеру. Потом уже, когда заступили на дежурство в автобусах, выдали по две маски и пару перчаток.
Маски — обычные, те, что меняются каждые два часа. На целый день выдавалось всего две маски. Сейчас уже проще — всего хватает вдосталь. Я вышел после двухнедельной самоизоляции, и есть и маски, и дезинфекторы, и респираторы. А в первые дни карантина респиратор я заказывал через интернет, так как масок в аптеках не было.
Когда я прихожу домой после дежурства, с двери снимаю всю одежду и сразу закидываю в стирку. Весь обливаюсь спиртом. Все вещи, которые приношу домой, опшикиваю спиртом и протираю. После этого иду в душ, и только потом могу выйти к своей семье и взять ребенка на руки.
Каждый день проверяю дыхание, нет ли одышки, болей. С питанием тоже сейчас проблема. Раньше можно было зайти куда угодно перекусить, а теперь негде, и бывает, что из дома не успеваешь захватить. Недавно страшная изжога начала мучать, и я уже начал накручивать, а что это, может в груди болит, и я заразился.
Переживаю я больше не за себя, а за семью. Потому что дома ждет супруга и ребенок. Естественно, когда приходишь, думаешь, а можно ли их поцеловать, могло же что-то на одежде застрять или на волосах.
Честно скажу, головные уборы в жизни не носил, не перевариваю. А сейчас понимаю, что волосы больше всего притягивают бактерии и стал носить кепку.
Конечно, опасения есть, но что поделать? От службы же не откажешься.
