Интервью с Генпрокурором Русланом Рябошапкой
15.11.2019
Новый генпрокурор Украины Руслан Рябошапка (его назначили в конце августа) в эксклюзивном интервью Настоящему Времени рассказал о “деле Бурисмы”, Коломойском, “Джокере”, обещанных посадках и об убийстве Гонгадзе и Шеремета.
КТО ТАКОЙ РЯБОШАПКА
Руслан Рябошапка, 43 года. С самого начала своей карьеры занимается правовыми и юридическими вопросами. С 2010 работал при секретариате украинского правительства. Готовил материалы по борьбе с коррупцией в стране.
Широкой публике его имя стало известно в 2016 году. Он стал членом Национального агентства по вопросам противодействия коррупции в Украине. Одно из главных направлений работы агентства – борьба с коррупцией в высших эшелонах власти – проверки деклараций чиновников, стиля их жизни и выявление фактов злоупотребления властью. Через год – в 2017-м – Рябошапка заявил о глубоком кризисе в агентстве и и его неспособности выполнять свою работу. В итоге написал заявление об уходе.
В 2019-м Руслан Рябошапка стал членом команды Владимира Зеленского. Во время президентской кампании был его советником.
После победы Зеленского на выборах – назначен заместителем главы администрации президента Украины по правовым вопросам.
29 августа 2019-го стал генеральным прокурором Украины. На этой должности сменил Юрия Луценко.
За 2,5 месяца работы Рябошапка начал масштабную реформу Генпрокуратуры. Ее главная суть – сокращение штата и переаттестация всех сотрудников, которую многие критикуют.
О КОМПАНИИ BURISMA, ГДЕ В СОВЕТЕ ДИРЕКТОРОВ РАБОТАЛ ХАНТЕР БАЙДЕН
– Вы две недели назад сказали, что проводите аудит дел, где возможно пойдет речь и о компании Burisma. Провели? Закончили?
– Пока что нет. Потому что аудит касается многих дел. В том числе и одного большого производства [уголовное производство – НВ], номер которого знают многие украинцы, и которое в том числе может касаться деятельности компании “Бурисма” и других лиц, которые причастны к этой компании. В производстве насчитывается несколько тысяч томов. Не сотен, а тысяч. То есть это дело ни одного дня и ни одного месяца.
– Ну, то есть вы не вызвали прокурора и не сказали: “Расскажи мне, как там фигурирует…?”
– Он болеет. Он сначала не пришел на тесты [переаттестация сотрудников Генеральной прокуратуры], а потом заболел. И мы ждем, пока он наберется сил и здоровья и придет к нам.
– Мне кажется, что вы держите паузу. Весь мир спрашивает об этом деле, а вам даже не любопытно изучить его?
– Нужно изучить все документы, мы же не можем проанализировать за один день несколько тысяч томов и сказать, кто тут виноват. У тех же американцев и их правоохранительных органов не меньше информации, чем у нас. В принципе, при желании, они могли бы сделать то же самое расследование и не менее качественно, чем мы.
– То есть неизвестно вам, фигурирует ли в этом деле каким-либо образом Байден-младший?
– Дело в том, что сейчас можно в любое производство включить кого угодно и делать вид, что это лицо фигурирует в уголовном производстве. Насколько обоснованно это для того, чтоб это лицо там фигурировало, нужно изучать.
– Сколько вообще было дел о Burisma? Три?
– Есть 13 или 14 производств, где фигурирует Злочевский [Николай Злочевский, собственник компании Burisma, при президенте Викторе Януковиче был министром экологии]. По Burisma мне известно, что есть одно большое производство, из которого выделяют разные эпизоды.
– Дела эти не закрыты еще?
– Нет.
– И в каком виде там мог проходить Хантер Байден?
– В том, в котором позволяет фантазия прокурора, который ведет дело.
– А кто прокурор?
– Этого прокурора знает весь мир теперь. Это Константин Кулик.
– А сколько по КЗоТу он еще может находиться на больничном? И что с ним будет дальше?
– Дело в том, что он не пришел на тестирование. Закон нам не оставляет другого пути, кроме как попрощаться с Константином Геннадьевичем.
– Когда?
– Мы планируем, что новый Офис начнет функционировать с 1 января [согласно проводимой реформе Генеральная прокуратура Украины трансформируется в Офис генерального прокурора Украины]. Соответственно, 1 января в новом Офисе могут быть только переаттестованные прокуроры. А Константин Кулик таковым не является.
– К вам обращались с американской стороны какие-либо официальные лица с какими-либо просьбами?
– Что касается этого дела, нет.
– А неофициально?
– Нет. Не так, не так.
– Вы чувствуете на себе какое-либо давление в связи с этим делом?
– В связи с этим производством нет. Ни со стороны нашего президента, ни со стороны иностранных политических лиц я не ощущаю давления. В принципе, я волен делать все, что я посчитаю правильным, и то, что соответствует закону. А не то, что хочет кто-то со стороны.
– Еще раз уточню. С американскими органами у вас не было никаких отношений по этому поводу, да?
– По поводу Бурисмы, повторюсь, нет. Хотя у нас прекрасное сотрудничество с дипломатическими учреждениями и с правоохранительными органами с американской стороны. Мы общаемся очень часто.
– Вы сказали, что не ощущаете давление по этому делу. А по каким ощущаете? Возможно, давление со стороны каких-либо органов власти, каких-либо групп влияния неофициальных.
– Я не могу сказать, что не замечаю медийных атак. Но не сказал бы, что это на меня давит.
– А какие это медийные атаки?
– Со стороны разных одиозных персонажей.
– Вы говорите о Дубинском и сборе подписей? [Депутат Верховной Рады и ведущий на телеканале 1+1 олигарха Игоря Коломойского Александр Дубинский заявлял о сборе подписей в Парламенте за отставку генерального прокурора]
– Ну что-то типа такого, да. Ну и разные маргинальные политики, заграничные – люди, которые в бегах. В принципе, это обычная ежедневная практика, и я не вижу смысла обращать на это внимание.
– Как у вас такое выходит?
– Привык, наверное. После работы в НАЗК [Национальное агентство по вопросам противодействия коррупции] уже ничего не страшно. Это были 2016 и 2017 годы. Тот период был намного сложнее. И тогда весь государственный аппарат был против, а сейчас государственный аппарат наоборот поддерживает.
– И нет никакого противостояния? Я наблюдаю за вашими отношениями с Государственным бюро расследований…
– У нас прекрасные отношения с Бюро расследований. Мы каждый день на связи с его руководителем. У нас нет конфликтов ни с одним из правоохранительных органов. Это, наверное, впервые в истории Украины, когда вся правоохранительная система работает как единый механизм. У ГБР и прокуратуры нет конфликта. Специализированная антикоррупционная прокуратура и Национальное антикоррупционное бюро тоже подружились. Раньше эти конфликты существовали только потому, что были люди, которым конфликты выгодны. И тогда прокуратура воевала с СБУ, условно говоря, или СБУ с НАБУ. Сейчас такого нет.
– По вашим оценкам, есть ли влияние на Госбюро расследований вернувшегося в Украину бывшего заместителя главы администрации президента Януковича Андрея Портнова?
– Мне сложно сказать. Это нужно исследовать отдельным процессуальным путем.
– Вы очень дипломатичны.
– Я могу сказать, что влияния на прокуратуры нет точно.
О БОРЬБЕ С КОРРУПЦИЕЙ
– Об Украине сейчас много говорят в США. И президент Дональд Трамп, и генпрокурор Уильям Барр говорили, что в Украине недостаточно борются с коррупцией. Как вы оцениваете уровень борьбы?
– Они могут говорить все, что угодно. Они имеют право говорить все, что хотят. Мы же делаем свое дело. Мы действительно видим проблему с коррупцией. И сейчас и Антикоррупционное бюро, и Специализированная прокуратура достаточно активно работают в этом направлении. А Госбюро расследований на этой неделе огласило подозрение нескольким высокопоставленным лицам Министерства обороны – это касается закупки бракованных, некачественных бронежилетов. Хотя работа идет не так активно, как мы бы хотели, но прогресс, мне кажется, ощутимый. Дело в том, что побороть коррупцию быстро – нереально и невозможно, в принципе. Для этого нужно серьезное время.
– У вас есть какой-то план по этой борьбе с коррупцией?
– План должен быть общегосударственный. Антикоррупционная стратегия сейчас разрабатывается, и парламент должен был бы ее принять. Просто парламент немного притормозил, занят другими вопросами. За последние два месяца мы, я имею в виду украинская власть, разработали и приняли около пяти важных антикоррупционных законов, которых вся страна ждала несколько лет. Это, например, закон об обличителях коррупции, закон о незаконном обогащении, изменения, который касаются перезагрузки Национального агентства по вопросам предотвращения коррупции, изменения в Уголовно-процессуальный кодекс… Сейчас все проблемы, которые касались законодательной базы, решены. Сейчас осталось только эффективно практически применять законодательство.
– Ну, антикоррупционные законы принимались и раньше. Почему вашим предшественникам не удавалось успешно бороться с коррупцией?
– Я думаю, речь шла о политической воле, которая была в том числе связана с конструкцией существовавшей власти. Конструкция была выстроена на альянсе двух политических сил, которые ненавидели друг друга, но в то же время и взаимно контролировали.
– “Блок Петра Порошенко” и “Народный фонд” вы имеете в виду?
– Да. И, например, подконтрольные “Народному фронту” правоохранительные органы, имею в виду, МВД, не могли эффективно преследовать представителей, например, БПП. Поскольку тогда включалось сопротивление со стороны БПП. Альянс бы распадался и, соответственно, государственная машина не работала бы. Сейчас есть политическая воля, все правоохранительные органы работают как единое целое, конфликтов нет, и поэтому появляются достижения.
– Ну, конфликт, о котором вы говорите, не устранен же. Арсен Борисович Аваков, а он если и не первый, то и не второй человек в “Народном фронте”, продолжает руководить Министерством внутренних дел.
– Смотрите. У нас нет никакого конфликта между прокуратурой, МВД или полицией. У нас прекрасной сотрудничество. И оно вскоре даст хорошие результаты в раскрытии резонансных преступлений. Мы с руководителями полиции, с министром встречаемся по разу, по несколько раз в неделю, чтоб обсудить громкие уголовные дела.
– И еще хочу уточнить. Вы говорите, что в прошлом созыве было противостояние двух фракций. А можно ли говорит о том, что сейчас в одной большой фракции “Слуга народа” есть противостояние разных групп?
– Ну, этого нельзя скрывать. Кажется, это очевидный факт.
– И если у вас завтра появится дело, например, против народного депутата Дубинского, который связан с олигархом Игорем Коломойским, что будете делать?
– Мы не сможем нарушить закон и не начать расследование. Мы это расследование начнем и будем работать с материалами, допрашивать, делать другие процессуальные действия. Сейчас же одно из таких производств расследует Национальное антикоррупционное бюро. И Специализированная антикоррупционная прокуратура допрашивала народных депутатов. В том числе и Дубинского.
– Вы имеете в виду дело, в котором проверяют, брали ли депутаты взятки за то, чтоб не поддержать законопроект определенный? Там же были просто заявления-обвинения и результаты цирка с прохождением полиграфа?
– Но не факт, что не появятся другие доказательства, которые позволят изменить процессуальный статус со свидетеля на другой.
– Вы сейчас гипотетически говорите или у вас есть основания говорить о смене статуса свидетеля на другой статус?
– Есть определенные основания утверждать, что могут быть другие процессуальные средства доказывания, кроме полиграфа и простого допроса.
– Доказывания того, что была взятка?
– Да.
О РЕФОРМЕ ПРОКУРАТУРЫ, “ДЖОКЕРЕ” И ОБЕЩАННЫХ ПОСАДКАХ
– Хочу поговорить об отдельных делах. На днях сайт “Цензор.Нет” опубликовал новость со ссылкой на собственные источники о том, что у вас на столе лежит готовый проект о подозрении бывшей главе Нацбанка Украины Валерии Гонтаревой и ее заместительнице Рожковой [“Сообщение о подозрении” – это процессуальное действие в Украине, в результате которого в уголовных делах появляются конкретные подозреваемые в совершении преступления]. И что две недели у вас проект подозрения лежит, а вы его не подписываете. Правда?
– Вы можете посмотреть на мой стол [интервью пишем в рабочем кабинете генерального прокурора]. Среди документов, которые там лежат, нет подозрения ни Рожковой, ни Гонтаревой.
– Ну вряд ли бы вы оставили их здесь лежать, зная, что в кабинет придет журналист.
– Я не прячу материалы со стола, зная, что ко мне придут журналисты. Соответствующее расследование проводилось Министерством внутренних дел, но проектов подозрений к нам, в Генеральную прокуратуру, не поступало. Поэтому очевидно, что эта информация является недостоверной. Это неправда. Такое впечатление, что это было сделано умышленно. Для того, чтобы негативно повлиять на наше сотрудничество с Международным валютным фондом перед приездом собственно миссии [на следующий день после записи интервью в Украину должна была приехать миссия МВФ, которая рассматривает возможность дальнейшего кредитования]. Я намерен встретиться с представителями миссии.
– А дело, о котором вы говорите, оно продолжает расследоваться в МВД?
– Да, оно расследуется.
– И не исключено, что проект подозрения не появится у вас послезавтра?
– Я не исключаю того, что следователи будут считать, что они могут привлечь этих двух лиц к ответственности и принесут мне проекты документов.
– Что будете делать?
– Буду смотреть, читать.
– У вас же нет конфликта с Аваковым, сами говорите. А у Авакова – нет конфликта с олигархом Игорем Коломойским…
– Это не означает, что я не могу отказать Авакову, или Коломойскому, или кому-либо еще. Если закон не будет предусматривать оснований для того, чтобы огласить подозрение, мы не сможем этого сделать.
– Вы ощущаете на себе какое-либо давление со стороны Коломойского?
– Нет.
– Валерии Гонтаревой сожгли загородный дом, до этого сожгли машину ее невестке. Никто не задержан. Вы контролируете расследование этих дел?
– Ну, конечно. Прокуратура не может не контролировать расследование всех дел.
– Лично вы держите это на контроле?
– Да.
– Особенно после заявления Коломойского в интервью, кстати, нашему телеканалу, цитата: “Гонтарева пусть сидит спокойно в Лондоне, переписывает имущество на других, чтобы ей чего-нибудь еще не спалили”.
– Мы осуществляем контроль над расследованием этого дела. И результаты этого расследования могут быть достаточно неожиданными. Но пока рано говорить о них.
– В Государственном бюро расследований есть несколько дел, в которых фигурирует бывший президент Украины Петр Порошенко. Большинство этих дел инициированы упомянутым уже мною экс-замглавы администрации президента Януковича Андреем Портновым. Усматриваете ли вы в этом политический подтекст?
– Мне кажется, что в этом случае Портнов является обличителем коррупции (смеется) или лицом, которое пытается сотрудничать со следствием.
– Я уже вижу заголовки в украинских СМИ: “Рябошапка назвал Портнова обличителем коррупции”.
– Нет-нет, я шучу. Очевидно, что большинство этих производств были открыты по обращению Портнова. Ну, если ГБР видит возможные признаки преступления, они не могут не открыть производство и не расследовать его. Некоторые расследования уже завершены, готовы проекты подозрений. Но пока на этой стадии они остановлены. Другие продолжаются. У нас в прокуратуре есть собственные расследования, связанные с бывшим президентом Украины. И они открыты не по обращению Портнова. По нашим собственным материалам.
– Какие это?
– Я не хотел бы сейчас говорить. Они связаны со злоупотреблением властью и служебным положением бывшим президентом.
– А он уже ходил на допросы по этим делам?
– На пятницу запланирован допрос Порошенко по делу об иловайской трагедии. Он там проходит не как подозреваемый, а как свидетель, поскольку он был очевидцем этих событий и участвовал непосредственно в военном управлении государством в то время. А есть другие производства, в которых может быть другой процессуальный статус, не свидетеля.
– Эти производства касаются войны? Экономики? Госуправления?
– Использования служебного положения не с той целью, с которой он был избран президентом Украины, скажем так.
– В целях личного обогащения?
– Не совсем так.
– Не скажете?
– Пока что нет. Я думаю, что вскоре он сам об этом расскажет.
– Тогда еще о Портнове. Один из последних его постов в Телеграм-канале: “Мой вердикт такой – генеральный прокурор бессовестно врет президенту в самых простых и односложных вопросах. Чем вызвана его ложь – договоренностью с командой Порошенко или профессиональной непригодностью – в ближайшее время будем демонстрировать публично. Покажем и докажем”. Вы понимаете, что он может показать и доказать?
– Я не думаю, что он может что-то показать и доказать. Я уже видел, как его мощная юридическая команда защищала Химикуса, которого чуть не посадили в тюрьму. [Вячеслав Химикус, участник инцидента с депутатом Верховной Рады Сергеем Пашинским 31 декабря 2016 года, в результате которого Пашинский прострелил ногу Хитмикусу]. Ну, и пока других ощутимых процессуальних результатов я тоже не видел, в частности, и по тем заявлениям, которые он подал в ГБР.
– А он с вами как-то связывался? Какие у вас вообще отношения?
– Есть человек, который разговаривает с телевизором. А есть человек, который общается из фейсбука. Мы общаемся через посты в фейсбуке.
– Есть ли у вас дела, где Портнов может получить статус подозреваемого?
– Есть такие дела.
– Какие?
– Немного позднее мы об этом скажем обществу.
– Дело о так называемых “пленках Павла Вовка” – главы окружного админсуда Киева. Вся страна услышала, что судьи фактически шантажировали высокопоставленных чиновников, могли влиять на какие-то важные государственные дела. Но другой суд не продлил вам сроки расследования. Теперь дело закрыто?
– И могут. Вы думаете, что что-то изменилось в судебной системе? Судебная система так и осталась закрытой кастой, где несколько фамилий фактически управляют этой судебной системой. То, что было в окружном административном суде Киева – это лишь один маленький осколок. Одна сотая того, что происходит. Есть руководители Верховного суда, кассационных судов, другие какие-то влиятельные судьи, которые имеют достаточно серьезное влияние.
– Назовите фамилии тех, о ком вы говорите: “Есть несколько фамилий, которые управляют этой системой”.
– Если бы я не был на своем посту, я бы их назвал бы. Вся страна знает эти фамилии, они у всех на слуху. И они реально управляют судебной системой.
– И что с этим делать?
– Президент сделал первый шаг, пытаясь перезагрузить орган, который отвечает за отбор и увольнение судей. И сразу мы увидели саботаж со стороны органа, который отвечает за увольнение судей, со стороны Высшего совета правосудия. И саботаж со стороны Верховного суда. Я думаю, что здесь нужны еще более радикальные меры. Возможно, нужно попробовать общаться с саботажниками в рамках уголовно-процессуального кодекса.
– У вас есть такие возможности!
– Мы сейчас об этом думаем. Если люди будут и дальше саботировать закон, то очевидно, что у нас другого пути не останется. Мы будем помогать стране воспитывать добродетельных судей. Порядочных.
– Вернусь к делу о “пленках Вовка”. Что с ним произошло в результате того, что суд не разрешил вам продлить сроки расследования? Вы должны или закрыть дело, или отправить его на рассмотрение по сути в суд.
– Открыли материалы дела сторонам для ознакомления, мне кажется.
– То есть расследование “пленок Вовка” окончено и передается в суд, я правильно понимаю?
– Ага.
– Дела Майдана пять лет расследовались. Сейчас отправляются уже в новосоздаваемое управление. Видите ли вы сложности в их расследовании?
– Очевидно, что да. И если бы этих сложностей не было, у нас были бы другие результаты расследований за эти 5 лет. Я думаю, что передача дел точно не повлияет в худшую сторону на качество расследования. По крайней мере, те люди, которые расследовали дела Майдана, смогут сосредоточиться на делах именно Майдана, а не на еще сотнях других эпизодов, которые очень слабо связаны с событиями, которые происходили в конце 2013-го – начале 2014-го годов.
– Например?
– Дела, связанные с уклонением от уплаты налогов кругом людей, приближенных к бывшему президенту [Виктору Януковичу]. Или, например, незаконное получение каких-то земельных участков, или создание преступных групп с целью захвата власти, свержения конституционного строя и еще чего-то. Интересы космоса, луны и солнца. Там расследовалось все, что угодно, кроме того, что, собственно, имело место на Майдане. Сейчас мы делаем инвентаризацию этих дел. Где-то около 40 производств пойдут в Национальное антикоррупционное бюро. Это означает, что 40 производств были связаны с коррупцией и были слабо связаны с убийствами на Майдане. А общество в первую очередь ждет ответа на то, что произошло тогда. И кто виноват в этих событиях кровавых.
– А у вас есть ответ на вопрос, что тогда произошло на Майдане?
– У меня пока ответа нет. Ответ пять лет искала огромная группа следователей. И специальных прокуроров. И пока это расследование продолжается.
УБИЙСТВО ЖУРНАЛИСТОВ ГОНГАДЗЕ И ШЕРЕМЕТА
– Я задаю этот вопрос каждому генеральному прокурору, которому мне удается его задать. Каждая новая власть обещает обязательно расследовать дело о заказчиках убийства журналиста Георгия Гонгадзе. И пару раз бывший президент Украины Леонид Кучма даже становился подозреваемым. Но ни разу это дело не было доведено до конца. Что сейчас с делом о заказчиках убийства Гонгадзе?
– Это, пожалуй, одно из тех дел, где обществу можно или нужно давать ответ, и я не думаю, что обществу этот ответ понравится. Я считаю, что очень сложно будет здесь достичь процессуального результата и выйти на заказчиков практически через 20 лет после совершения преступления. Преступление расследуется 20 лет различными прокурорами, заместителями прокуроров, многое было потеряно, многое было сделано так, чтобы потом ничего нельзя доказать. Конечно, мы будем стараться финализировать расследование относительно заказчиков. Но, честно говоря, это будет невероятно сложно. Маловероятно. Расследование дела о заказчиках продолжается.
– А что вы имеете в виду, что выводы не понравятся обществу?
– Вывод о возможности установить тех, кто был реальным заказчиком этого преступления.
– Вы знаете, кто был заказчиком?
– Нет, я не об этом. Я о том, что иногда нужно говорить обществу, что здесь, к сожалению, мы не сможем продвинуться дальше, чем остановилось следствие. Ну или мы можем расследовать еще 20 лет. И кормить общество обещаниями.
– Дело об убийстве Павла Шеремета тоже не расследовано.
– Пока что. Но здесь мое восприятие прямо противоположное. Я думаю, что мы его раскроем.
– В ближайшее время?
– Думаю, да.
– Недавно были задержаны два бывших добровольца, супруги Владислав и Ирина Грищенко. Они задержаны по уголовному делу в Ивано-Франковской области. Но СМИ писали, что они могут быть причастны к убийству Шеремета.
– Могут быть, а могут и не быть. Но задержаны они по другому делу. Не в связи с Шереметом. Мы же не можем сказать, что сейчас происходит в этом уголовном производстве.
– Но вы их проверяете на причастность к убийству Шеремета?
– Так же, как и другой круг лиц.
О РЕФОРМЕ ПРОКУРАТУРЫ, “ДЖОКЕРЕ” И ОБЕЩАННЫХ ПОСАДКАХ
– Глава этих спецпрокуроров Сергей Горбатюк уволен из-за того, что он отказался подписывать заявление, которое должно было бы стать допуском к переаттестации. В этом заявлении он должен был дать согласие на то, что его могут уволить из-за слов анонима, которые могут быть не проверены. Сколько еще людей не подписали такое заявление?
– Около 200 человек из почти 12 тысяч. Это абсолютный мизер. В каждой системе есть небольшая группа людей, у которой свое видение того, что происходит вокруг.
– После реформы прокуратуры насколько сократится штат?
– По нашим оценкам, на треть.
– Уже сейчас прокуроры жалуются на загруженность делами. Она же увеличится.
– Мы посмотрели на статистику и видим, что слова об огромной загрузке в Генеральной прокуратуре, мягко говоря, далеки от правды. Проблема существует в местных прокуратурах – там действительно большая нагрузка. И поэтому мы наряду с сокращением центрального аппарата, областных прокуратур, будем увеличивать количество прокуроров в местных, районных прокуратурах. Собственно, там, где должно быть больше людей и больше дел. Сейчас мы проводим переаттестацию. Мы должны оставить лучших и наиболее добродетельных, порядочных людей. А кроме того, мы с начала года введем отбор новых людей, которые не были в системе. Которые имеют юридический опыт, работу или практику юридическую, но не были в системе прокуратуры. С тем, чтобы иметь свежую кровь и новые взгляды на систему.
– Изменится ли в вашей реформированной прокуратуре подход к так называемым “делам по России”, имею в виду, агрессию и так далее?
– Мы создали специальный департамент. И у меня есть заместитель Гюндуз Мамедов, который будет курировать этот департамент. А также те прокуратуры, которые причастны к линиям разграничения – прокуратуры автономной республики Крым, Донецкой и Луганской областей. И работа будет направлена в том числе на переходное правосудие, на то, чтобы понимать, какие преступления совершаются на нашей территории, на линии столкновения, а также на оккупированных территориях. Эти все преступления будут документироваться. Материалы будут передаваться в международные инстанции. И соответственно Гюндуз Айдынович будет отвечать за сотрудничество с Международным уголовным судом и с другими международными уголовными инстанциями
– А какие вы видите ключевые дела в этом разрезе?
– Пожалуй, одно из самых важных дел, которое сейчас есть – о сбитии Boing MH17. Другое дело – захват в районе Керченского пролива Россией наших боевых катеров и наших людей. Ну и собственно одно большое производство, которое связано с оккупацией Россией украинских территорий, причиненным ущербом, убийствами наших людей, захватами заложников, терроризмом, который существует как в Крыму, так и на оккупированных территориях в Донецкой и Луганской областях. Огромный комплекс преступлений.
– Продолжу тему России вопросом о куме Владимира Путина, а теперь и депутате Верховной Рады, Викторе Медведчуке. Есть ли дела, где он проходит подозреваемым?
– Пока что нет. Но есть кейсы, в которых может фигурировать это лицо.
– А с чем связаны эти дела, о которых вы говорите: “Пока еще нет”?
– Думаю, мы тоже вскоре сможем сказать, о чем идет речь.
– А вы знаете, кто от вашего имени переписывается с депутатами Верховной Рады Украины? [От имени Рябошапки с несколькими депутатам переписывался человек, который называет себя “пранкером Джокером”, переписки были выложены в Сеть].
– Да сам хотел бы знать. Возможно, этот человек выдаст телефонные аппараты, с которых он переписывался, и мы узнаем больше правды.
– А вам он не писал?
– Писал.
– Тоже представлялся “Джокером”?
– “Я – Джокер. Я извиняюсь за то, что мы использовали ваше имя в переписке”. Был такой факт. Хотел извиниться, видимо, и объяснить мотивы своих поступков.
– Что вы ему ответили?
– Я не отвечал.
– Покажете?
– Покажу. (После записи интервью Руслан Рябошапка показал сообщение).
– Напоследок хочу спросить о громких посадках, которых, по вашим словам, требует украинское общество. Будут?
– Будут. Вы видите, что уже достаточно большое количество чиновников, бывших депутатов, которые уже привлечены к уголовной ответственности. Тот же самый Пашинский [Сергей Пашинский, бывший депутат ВР], Гладковский [Олег Гладковский, бывший первый заместитель секретаря Совета нацбезопасности и обороны], Дубневич [Богдан Дубневич, бывший депутат ВР], Олег Бахматюк [крупный бизнесмен], Жеваго [Константин Жеваго, бывший депутат ВР].
– Оглашение подозрения или обыски – далеко не посадки. В прошлом созыве, я помню, тоже много с кого неприкасаемость снимали.
– Это было в прошлом созыве и это было в прошлом. А сейчас у нас будет совсем другая история. Между объявлениями подозрений и обвинительными актами в суде будет проходить совсем другое количество времени.
– Через сколько к вам прийти, чтоб задать вопрос: “Где обещанные посадки?”
– Это нужно спросить у судей. В том числе, у судей Высшего антикоррупционного суда.
– Прошлая власть тоже так говорила, простите.
– Наша задача – эти дела довести до суда. И соответственно сопровождать уже в суде. Наша задача – сделать так, чтобы у суда была работа.
Ирина Ромалийская
