Денис Чернышов. Замминистра юстиции Украины
09.08.2019
Заместитель министра юстиции Украины Денис Чернышов в эксклюзивном интервью “Сегодня” рассказал о том, как продвигаются реформы в пенитенциарной системе Украины, и о том, какие последствия повлек за собойбунт в одесском СИЗО.
— Денис Викторович, недавно закончились выборы в украинский парламент, чуть ранее — президентские. Как они прошли в местах лишения свободы, не было ли ЧП, конфликтов, других нештатных ситуаций?
— Прошли спокойно, без эксцессов. Замечаний, кроме совсем мелких “шероховатостей”, не влияющих на процесс выборов, со стороны членов избирательных комиссий и наблюдателей в адрес администраций наших учреждений не было. Тем более, напомню, что администрация по нормативно-правовым актам не допускается на территорию избирательных участков. Так что волеизъявление было абсолютно свободным, никто на него повлиять не мог. Все, кто мог и хотел голосовать, сделали это. Например, в Лукьяновском СИЗО из примерно 2500 помещенных под стражу людей не голосовали около 400 человек, по разным причинам, не желали или не имели права (скажем, иностранцы).
— Я думаю, мы прошли примерно 20—25% от того плана реформ, который намечен. Так что основное впереди. Есть паспорт реформ, который признают и правозащитники, и международные организации, с которыми мы, собственно, и делали этот паспорт. Но есть и реалии, например, финансирование. Там, где его требуется меньше, мы продвинулись дальше, и наоборот. Ведь наша реформа всей системы состоит из немалого количества составляющих.
Например, могу сказать, что в создании Центра пробации (это одна из наших реформ) мы продвинулись дальше всего. Ему всего лишь идет второй год, но уже есть и результаты, и динамика развития. Двигается реформа пенитенциарной медицины, с помощью международных организаций, в том числе доноров. По некоторым направлениям мы даже опередили общегражданскую медицину: борьба с ВИЧ-СПИДом, туберкулезом, гепатитом. Речь идет об охвате контингента, динамике улучшения состояния, доступе к лекарствам и некоторых других факторах. Не скрою, наши достижения в этой области основываются на двух важных показателях: у нас есть необходимые лекарства (в том числе благодаря донорам) и наши пациенты локализованы, их не нужно искать, уговаривать прийти на лечение и так далее.
Много сделано в плане разработки новых нормативно-правовых актов. Это не видно со стороны, не очень громко звучит, но крайне важно для системы и наших людей (как сотрудников, так и “подопечных”). Скажем, внедрили новые правила внутреннего распорядка. Могу даже назвать это до определенной степени прорывом, ибо некоторые нормы не менялись со времен СССР! Вот пример: существовал до недавнего времени запрет для содержащихся в наших учреждениях на цветные карандаши! Нельзя их иметь в камере или общежитии — и баста! Почему — уже никто и не помнит.
Предположили, что, наверное, это было связано с боязнью, что узники будут рисовать советские рубли… Понятно, что эта норма давно устарела и ее необходимо было отменить. Так же, как норму о количестве нижнего белья для заключенных женщин.
И наоборот, надо было вводить некоторые новые нормы, например, о пользовании предметами быта, которых ранее просто не существовало. А по правилам внутреннего распорядка, все, что не разрешено, — запрещено! Допустим, некоторые предметы женской гигиены, да и другие вещи.
Далее, в 2017 году мы убедили правительство в необходимости создания Единого реестра осужденных. Сейчас процесс идет, есть бета-версия реестра, она дорабатывается, сотрудники начали обучаться его ведению. Почему это очень важно? Потому что главная оценка результата работы нашей системы — отсутствие рецидивов или их значительное сокращение, дальнейшая ресоциализация “подопечных”. А как можно было об этом судить, если единой базы осужденных или просто совершивших преступления не существовало?
Приведу несколько даже смешной пример. Когда в 2017 году по украинским базам данных “гулял” так называемый вирус П., в Кабмине делились друг с другом впечатлениями от разрушений. А я заявил, что нас вирус не коснулся. Коллеги удивились и похвалили, мол, какие мы молодцы… На что я ответил, что не коснулся вирус, потому что наши данные все… на бумаге! Были разрозненные отрывки, попытки что-то сделать на базе Windows, но это все любительство. И вот теперь создаем полноценную современную базу.
На практике это означает, что госпредприятие, создающее реестр, будет предоставлять нужную информацию не только нам, но и всем заинтересованным ведомствам, в соответствии с уровнем допуска. Например, прокуратуре, судам и так далее. Но основным пользователем и наполнителем реестра будет пенитенциарная система.
— А что из задуманного не удалось сделать?
— В первую очередь — добиться принятия парламентом закона о пенитенциарной системе и дисциплинарного устава. Мы еще в октябре 2017 года зарегистрировали этот законопроект (он прошел профильный комитет), но в сессионный зал, несмотря на все наши усилия, вынесен не был. И это несмотря на то, что в его разработке участвовали более 20 народных депутатов! Однако руководство ВР почему-то не посчитало наш проект приоритетным… Так что будем работать уже с новым парламентом с самого начала: комитет, регистрация и так далее. Ибо без этого закона мы дальше не двинемся.
Мы меняем сам подход в работе пенитенциарной системы: от советского карательного к реабилитационному с дальнейшей ресоциализацией и реинтеграцией в общество. Заложено в законопроект и кардинальное изменению к нашему персоналу, как к выполняющему важную миссию в жизни общества. Соответственно, изменения к лучшему в оплате труда, социальных гарантиях, пенсионном, жилищном обеспечении и в других аспектах.
— Каков уровень материального обеспечения ваших сотрудников? Он достаточен, чтобы наполнить систему кадрами?
— За последние несколько лет мы подняли среднюю зарплату наших сотрудников более чем на 230%. Но это все равно не удовлетворительно, ибо наши зарплаты — самые низкие среди правоохранительной системы. А ведь наши сотрудники работают с социально опасными элементами, признанными судом преступниками, причем несут службу в тех же местах лишения свободы, что и заключенные. Упомянутый выше законопроект предусматривает, что пенитенциарии должны получать такое денежное содержание, чтобы привлекать и удерживать на этой исключительно трудной работе тех, кто способен ею заниматься. На практике оно должно быть не меньше (по крайней мере), чем у сотрудников Национальной полиции.
Это же касается и различных льгот, количества дней отпуска, проезда в транспорте и многого другого. Ведь, в соответствии с одним из “Правил Нельсона Манделы”, названных так Генассамблеей ООН, работа персонала пенитенциарных учреждений признается социальной службой особой важности. Сейчас средняя зарплата по системе составляет 9,3 тысячи гривен, но, конечно, она разная у различных категорий. И она меньше, чем в полиции. Поэтому у нас есть проблемы с оттоком кадров и набором новых.
Иногда не слишком добросовестные наши оппоненты упрекают нас: мол, вот, сокращают кадры, закрывают учреждения, а в это время в других местах недобор! Должен сказать о сложившейся ситуации. За последние 5 лет “население” наших учреждений уменьшилось более чем в два раза. Освободилось большое количество площадей (именно учреждений для отбытия наказаний, в СИЗО ситуация иная, там наполнение близко к максимальному, ведь из 54 тысяч наших “подопечных” почти 20 тысяч в изоляторах). Содержать их — большая нагрузка для бюджета, то есть для нас с вами, налогоплательщиков. Потому надо уплотняться, а высвободившиеся деньги направлять на развитие системы. Как и средства, остающиеся вследствие использования энергоэффективных технологий (например, LED-лампы, вместо обычных на освещении периметров), других новаций.
— Как обстоят дела с переводом осужденных из мест лишения свободы, находящихся на неподконтрольных территориях?
— Мы в этом процессе лишь участники, главную роль играет офис омбудсмена Украины. Наше дело — принять тех, кого переводят. Сначала их определяем в ближайшем к точке передачи СИЗО — это либо Старобельск, либо Мариуполь, там они проходят карантин, затем распределяются по учреждениям исполнения наказаний, в зависимости от решений суда по каждому осужденному, то есть от полученного в свое время приговора.
— Есть ли сегодня в учреждениях по исполнению наказаний воры в законе? И влияют ли “законники” на жизнь заключенных?
— Воров в законе там нет, они не сидят. Но влияние определенное, безусловно, на криминальный мир вообще и на тех, кто в заключении, они имеют. Мы с коллегами из правоохранительного блока стараемся это влияние минимизировать. Получается ли? Скажу так: в разных регионах и учреждениях по-разному.
— В последнее время, как известно, в системе было несколько бунтов заключенных. По крайней мере, в Пятихатках и Одессе. Расскажите подробнее о причинах и последствиях. В Одессе, говорят, к тому же несколько заключенных сбежали. Правда? Поймали их? Почему закрыли учреждение?
— На самом деле в 51-м учреждении никто не убежал. Я раньше воздерживался от комментариев, но теперь расскажу, как все было. Ведь поначалу ваши коллеги откуда-то получили информацию якобы о 12 сбежавших, троих убитых и шестерых заложниках! Мне в тот день много раз звонили с просьбой подтвердить эту информацию, я не комментировал. К концу дня разобрались: никто не сбежал, не погиб и не было заложников.
Что же действительно произошло? Там на самом деле был бунт, инспирированный криминальными элементами. Вначале предъявили претензии: мол, плохо кормят, не устраивают условия содержания и гигиены. Подожгли матрасы, затем дежурную часть, а впоследствии и баню. Это, согласитесь, нелогично, жаловаться на гигиену и спалить баню! Когда прибыли пожарные, побили их, разворовали магазин… Мы вызвали, разумеется, и полицию, и Нацгвардию, и прокуратуру с СБУ, начали вести переговоры. Пригласили и представителей офиса омбудсмена, чтобы не было потом к нам претензий, например, в чрезмерном применении силы. Ситуацию взяли под контроль и за два дня привели в норму.
Затем оценили нанесенный ущерб. Он составлял 2—3 миллиона гривен. Но восстановительная стоимость гораздо больше, до 10 миллионов. Где их взять? Да и восстановить, скажем, баню, нужно время, не менее месяца, а мыть людей надо каждую неделю. Поэтому приняли другое решение, обусловленное тем, что недалеко находились не заполненные до конца учреждения. Заключенных (их было около 450 человек) развезли в основном по колониям Южного региона, чтобы они остались максимально близко от своих социальных связей. 51-е учреждение закрыли, сегодня оно пустует, там работают до 30 человек наших сотрудников, осуществляющих охрану. Далее государство решит, что с бывшей колонией делать. Сотрудникам предложили службу и работу совсем рядом, там на одном “пятачке”, в радиусе 500 метров, расположено еще 3 наших учреждения. Кто захотел, перевелся туда.
В Пятихатках тоже были жалобы на быт, что странно, ибо там ранее ничего подобного и близко не было. Поначалу заключенные не вышли на вечернюю проверку. Это грубое нарушение дисциплины и я не согласен с некоторыми правозащитниками, утверждавшими, мол, подумаешь, не вышли, ничего страшного… А как мы убедимся, что все люди на месте, что никто не сбежал? Затем подожгли матрасы, но этим все и закончилось. Мы выявили двоих подстрекателей, зачинщиков бунта, их вывезли из колонии, за свои действия они предстанут перед судом. Остальные заключенные на месте, продолжают отбывать свои сроки.
— А вообще были побеги в этом году?
— Нет, была в прошлом году попытка в Лукьяновском СИЗО, когда парень спрятался в вентиляционном колодце, но его нашли. Больше ничего не было. Скажу, что за три года мы построили 54 км современных ограждений вокруг наших учреждений. Это при нулевом финансировании, используя разные возможности: специальных фондов, помощи партнеров и так далее. Вот если бы не построили, возможно, побеги и были бы…
— В местах лишения свободы заключенные могут учиться даже в вузах. Как это все организовано?
— Процедура такая же, как в обычных условиях, получить образование может каждый желающий. Аттестат или диплом наши подопечные получают без всяких специальных пометок. Конечно, обучение дистанционно, с использованием интернета. Мы стремление к образованию поощряем, это один из элементов ресоциализации. А в системе пробации, когда условный срок, если у человека нет среднего образования, он обязан его получить, чтобы мог потом претендовать на достойную работу.
— Поговорим о пожизненно заключенных. Насколько знаю, не удалось пока претворить в жизнь идею о том, чтобы женщин у нас не приговаривали к подобному наказанию. Не отказались от такой мысли?
— Нет. Существует на эту тему законопроект, пока, действительно, он не принят. Женщин-пожизненниц у нас всего 22 человека из общего числа более чем в полторы тысячи заключенных. Есть ли смысл держать их в заключении до конца жизни? Я считаю, нет. За многие годы они психологически меняются и опасности для общества не представляют. Об этом говорит и опыт других стран. Даже в России, Казахстане, Беларуси уже для женщин нет такого заключения, мы пока отстаем. Думаю, что 15 лет не во всех случаях достаточно, возможно, следует иногда давать сроки и в 20, и в 25 лет, что потребует изменения законодательства, но не пожизненно.
— Пока, как известно, помилована в независимой Украине лишь одна женщина-пожизненница — Любовь Кушинская. О ее дальнейшей судьбе что-то известно?
— Мы изредка общаемся. Она повидала своих родных, о чем мечтала все годы заключения, занимается небольшим бизнесом. Насколько знаю, вместе с адвокатом Кушинская подала заявление в суд о пересмотре своего дела (пока она считается виновной в убийстве, ее лишь помиловал президент, но суд не оправдал. — Авт.). На каком этапе это дело, не знаю.
— Расскажите о международном сотрудничестве пенитенциарной системы Украины. Что это нам дает?
— Мы очень серьезно работаем как с экспертами, так и с донорами, не стесняемся просить помощи, ведь речь о наших людях. Спектр сотрудничества очень широк. Это и Международный Красный Крест, и Глобальный фонд ООН, правительства Канады и Норвегии, многие другие организации. К примеру, в прошлом году было реализовано 9 проектов только с Красным Крестом на полмиллиона долларов. Начиная от поставок термосов для горячей пищи в СИЗО и заканчивая банями и аптечными пунктами с лекарствами. Практически все центры ювенальной (то есть подростковой) пробации были отремонтированы и наполнены оборудованием, мебелью за счет проекта правительства Канады. Норвегия тоже много помогает по решению проблем пенитенциарной пробации. Глобальный фонд ООН — по поставкам для Украины в целом и нашей системы в частности лекарств от туберкулеза, ВИЧ-СПИДа. Список можно продолжать. Мы всем партнерам очень признательны.
Корчинский Александр
