Руслан Рябошапка. Зам. председателя Офиса Президента по правовым вопросам

08.08.2019

Об изменениях в судебной и правоохранительной системах, об антикоррупционных органах и генпрокурорских амбициях в интервью 24 каналу в программе “Голобородько” рассказал заместитель председателя Офиса Президента по правовым вопросам Руслан Рябошапка.

О реформах

Уже более двух месяцев вы занимаете должность заместителя председателя ОП, занимаетесь непосредственно правовыми вопросами. Какие ключевые направления реформ вы сами для себя спланировали на ближайшее время?

Я думаю, что мы больше уже не будем делать реформ, потому что все 28 лет – с тех пор Украина получила независимость – мы делаем какие-то реформы, и этот процесс у нас стал перманентным. На самом деле, ничего не меняется, а в некоторых случаях даже ухудшается.

Поэтому мы будем делать изменения. Я бы возможно сказал, что мы эти изменения будем навязывать и внедрять. Где – огнем и мечом, а где-то – мягкой силой убеждения. Но эти изменения будут, и я бы очень не советовал никому сопротивляться этим изменениям.

Я правильно понимаю, что речь идет о том, что ключевые реформы уже введены, и их нужно довести до логического завершения?

Слово “реформы” в последнее время приобрело такой негативной коннотации и связано в основном с процессом, а не с результатом. Конечно, есть положительные сдвиги, этого нельзя отрицать. Но в дальнейшем мы бы хотели отойти от слова “реформирование”, а переходить к изменениям к лучшему. От процесса – к победам.

Тогда какие цели?

Победы. Страна должна стать лучше, и люди как можно быстрее уже должны почувствовать позитивные изменения. Причем, где это можно сделать, как я уже говорил, силой убеждения, не особо вкладывая ресурсы. А где-то, действительно, – борьба будет очень жесткой, и я чувствую, что сопротивление будет очень сильным.

Изменения должны быть во всех сферах. Начиная с правовой блока: верховенства права, правосудия, правоохранительные органы. И завершая экономическим, социальным блоком, культурой и всеми другими вопросами.

О судебной системе

Хочется поговорить о каждом из указанных блоков более предметно. Начнем с судебной ветви. Запрос на справедливость очень глобальный. Мне кажется, что фильм “Слуга народа” был именно о справедливости. Откликом на такой месседж и стал рейтинг. Суд – как раз тот орган, который должен установить справедливость. Что с ним делать?

Что делать с судом? Сложный вопрос, я вижу два ответа. Первый ответ должен быть предоставлен как можно быстрее – срочно, безотлагательно. И он будет предоставлен ​​в первые дни работы нового парламента. Я только что закончил смотреть первый вариант законопроекта, который вскоре мы обсудим с экспертами.

Эти изменения касаются органов, которые отвечают за отбор судей, их квалификационные оценки и органов, которые отвечают за дисциплинарную ответственность судей. Почему судьи не боятся принимать такие решения, как недавние печальноизвестные? Начиная с одесских судов, Барышевский суд, Верховный Суд тоже страдает этим довольно часто. Безнаказанность и отсутствие справедливости. Судьи чувствуют, что они подчиняются не закону, а каким-то другим людям. Это приводит к таким незаконным и несправедливым решениям. Это можно решить достаточно быстро. И судьи достаточно быстро поймут, что их никто не будет наказывать за справедливые и законные решения, но ни одно незаконное решение не останется без ответа.

Как этого достичь? Что надо непосредственно конкретно сделать для того, чтобы судьи это почувствовали?

На самом деле, не все так сложно. Должны быть порядочные, добродетельные, профессиональные люди в квалификационной комиссии, которая выбирает судей. И такие же люди должны быть в Высшем совете правосудия, которые должны честно и беспристрастно применять закон. Не выгораживать, не ограждать судей там где для этого нет оснований, а подходить беспристрастно к процессу привлечения судей к ответственности.

Значит ли это, что в ближайшее время можно ожидать перезапуск Высшего совета правосудия и Высшей квалификационной комиссии?

Высшая квалификационная комиссия – это жертва, условно говоря, номер один. Закон предусматривает прекращение полномочий всех членов квалифкомиссии как органа, который не справился со своими задачами. Новые члены будут избраны в течении очень быстрого срока. Мы планируем, что это – 30 дней. Что этих 30 дней хватит для всех процедур, чтобы выбрать новых представителей органа, отбирать судей.

И кардинально изменится процедура привлечения к ответственности. Мы слишком следовали, возможно, лучшим мировым стандартам по защите прав судей, и в конце концов это привело к тому, что мы их защитили абсолютно от всего, кроме какого-то неформального влияния за пределами правовой системы. Сроки привлечения будут сокращены, сама процедура будет упрощена.

Вы говорите, что новые лица попадут в эти два органа в кратчайшие сроки. Каким образом? Это будет конкурс или назначение?

Это будет назначение по результатам конкурса. Мы видим, что Высший совет правосудия должен провести этот конкурс. Во время конкурса обязательно должны участвовать эксперты. Процедура может быть похожа на избрание судей в Высший антикоррупционный суд. Там обязательно должны быть люди, отобранные с Общественным советом международных экспертов.

Что будет этот орган делать с судьями, которые есть?

Справедливо и быстро рассматривать жалобы о привлечении судей к дисциплинарной ответственности.

То есть не будет никакой…?

Репрессий?

Нет, я имею в виду условную переаттестацию всех судей.

Я не думаю, что это реально и нужно. Почему общественные эксперты говорят о том, что необходимо повторно переоценить или переаттестовать судей Верховного Суда и не только. Потому что существует тотальное недоверие к органам, которые осуществляли отбор судей в тот же самый Верховный Суд, и в органы, которые привлекали их к ответственности. Если мы изменим формат работы этих двух органов, и к ним появится доверие, то можно точечно реагировать. Только появилось незаконное решение – немедленная реакция, 30-45 дней – и судья должен быть лишен должности. Несколько таких жестких быстрых решений, и увидите судьи очень быстро отреагируют и откажутся от своей порочной практики.

В течении последних двух недель продолжается история с Окружным судом, судьей Вовком. Почему нет реакции Офиса Президента?

А какая может быть реакция Офиса Президента? Конечно, мы можем сказать, что то, что мы услышали – это плохо. В принципе, это банально, и это штамп. Кто может сказать, что мы этого не знали? Условно говоря, не ОП, а все в этой стране. Все ведь понимают, что есть публичная политика и не публичная. И именно этот непубличный теневой сектор значительно шире и, возможно, более мощный. Мы стараемся перевести максимально не публичные процессы в публичные.

Какая будет реакция? Реакция будет в виде законопроектов, в виде новых законов. Я думаю, возможно, мы внесем одним из первых законопроектов те, которые изменят сеть судов. И наверное, надо решать вопрос и о создании одного административного суда на базе двух в Киеве: Киевского окружного и Окружного города Киева. Возможно, будет идти речь о слиянии двух судов: Печерского и Шевченковского.

Соответственно, процедура перевода судей в этих двух судов будет осуществляться тоже под пристальным контролем как международных, так и общественных экспертов.

Изменение сети – это укрупнение определенного рода?

Если говорить глобально об изменении сети, то в Украине продолжается децентрализация. Соответственно, сеть судов, которая привязана сегодня к районам, должна быть больше привязана к новосозданным объединенным территориальным общинам. Это большой глобальный план.

Что касается этих двух судов, о которых я говорил, то это те, которые больше всего звучат, пожалуй, в медиа, и в отношении которых больше всего критики. Поэтому изменение сети даст возможность подойти по-другому к формированию состава. И возможно, по отношению к тем судьям, к которым больше всего вопросов, – собственно, ответить на эти вопросы. И сформировать тот состав, который не позволит больше критиковать решения, выносимые этими судами.

Многие говорят о загруженности судов и судей. Думаете, изменение сети положительно повлияет?

Изменение сети не совсем связано с нагрузкой на судей. Точнее, связано, но оно даст возможность более объективно подойти к загруженности судей и, соответственно, сформировать суды там и в той численности, где больше дел поступает на рассмотрение.

Что касается сегодняшней ситуации. Мы говорили, что Высшая квалифкомиссия не справилась с процессом отбора судей, у нас есть огромный кадровый голод в судах первой инстанции – где примерно 1400-1500 судей не хватает. Это приводит просто к тому, что обычные судьи в местных судах работают до поздней ночи, они истощены и, соответственно, сроки рассмотрения дел значительно увеличиваются. Люди не могут получить доступа к правосудию.

О прокуратуре и генпрокурорских амбициях

Реформа прокуратуры вроде состоялась, но никакого результата мы не увидели.

Реформа началась и довольно быстро свернулась. Есть видение, что мы бы хотели видеть в виде изменений в органах прокуратуры. Опять же, изменения есть первоочередные. Они разработаны, и мы уже проводим консультации как с общественностью, так и с нашими международными партнерами. Хотелось бы собрать лучший опыт.

Есть понимание, что бы хотелось видеть. Очевидно, что, в первую очередь, прокуратура должна быть сфокусирована на задачах уголовного правосудия, а не на задачах крышевание или рэкета бизнеса – то, о чем мы слышим очень часто от самого бизнеса. Вот мы видели как приходили люди жаловаться на действия органов прокуратуры. Президент недавно был в Черкассах, опять же – ситуация с прокурорами.

Мы встречались с президентом Франции, еще когда Зеленский не был президентом. Первые вопросы были: что вы будете делать с судами и с прокуратурой, с правоохранительными органами. Проблема существует, необходимо прокуратуру переориентировать на совершенно другие задачи: на защиту людей, на защиту бизнеса, а не на крышевание преступности. Процесс будет очень тяжелым, и собственно, это тот сектор, где мы ожидаем очень большое сопротивление. Но, я думаю, что мы справимся с этим.

Там была переаттестация. Будете проводить ее?

Она была де-юре, скажем так, но де-факто она не состоялась, обновления системы не было. Первоочередные изменения наши предусматривают возможность обновления самого офиса Генеральной прокуратуры, обновления всей системы на уровне руководства областных прокуратур, местных районных прокуратур очень быстро по решению генпрокурора. Затем уже создание механизма селекции, качественного отбора прокуроров в местные региональные прокуратуры. Мы бы хотели, чтобы в эту профессию тоже зашло как можно больше людей, которые ранее не имели прокурорского опыта.

Прошла попытка реформирования прокуратуры закончилась тем, что эти люди пошли на конкурс и не прошли.

Всякое было. Всякиебыли истории. Все зависит от политической воли. Если есть политическая воля, то реформы или изменения делаются очень быстро и качественно. Если эта воля затем натыкается на сопротивление высшего руководства страны, то очевидно, что изменения где-то сворачиваются или они не являются эффективными.

Нужна военная прокуратура?

Нужна военная юстиция в целом. Анатолий Матиос говорит вообще, что нам нужна целая вертикаль: начиная с военных следователей, военных прокуроров, заканчивая военными. Я в этом абсолютно не уверен, я всегда был оппонентом этого: и военных судов и военной юстиции как системы в целом. Я не думаю, что в этом есть крайняя необходимость. Возможно, военная прокуратура будет тоже одной из тех сфер, которые будут подлежать изменениям.

Изменения в ней или изменения в факте ее существования? Ваша позиция.

Моя позиция в том, что я не вижу необходимости в существовании военной прокуратуры.

Говорят о том, что вы основной претендент на должность генерального прокурора. Понятно: вас назначат – вы будете, не назначат – не будете. А каково ваше желание? Видите ли вы себя генеральным прокурором?

Мне кажется, что этот вопрос не совсем, возможно, скромный и не совсем корректный. Я не чувствую никакого дискомфорта в том, что мне придется делать в должности генерального прокурора, если этот факт будет.

То есть я не могу говорить, что эта работа для меня комфортная или будет доставлять некий дискомфорт тем, что якобы я буду чувствовать себя не на своем месте. Этого нет.

Государственное бюро расследований – новый орган, в котором сразу появилось куча конфликтов.

Где у нас нет конфликтов?

Это тоже правда. Но, по-моему, в ГБР сразу заложен конфликт в том, что есть руководитель, его заместитель, решения принимаются коллегиально. Это та же история, что и в НАПК, в котором работали вы. Когда несколько голов…

Есть такая проблема. Можно привести другой пример. Есть много органов, которые являются коллегиальными и которые работают. И сама Центральная избирательная комиссия. Никому же в голову не приходит сделать ее единоличной. Вопрос, наверное, в чем-то другом. Возможно, в людях.

Если бы процесс отбора руководства был более качественным и менее политизированным, то не было бы таких конфликтов. Но поскольку нам на данном этапе трудновато достичь сей меньшей политизированности и обеспечения качества, мы будем двигаться по пути создания единоличных органов, которые бы руководствовались одним человеком. НАПК – однозначно да. Законопроект готов. В первую очередь.

ГБР – я не могу сказать, что это будет один из приоритетов, но очевидно, что есть процессуальные вещи, которые необходимо изменить, которые тоже могут способствовать повышению эффективности работы бюро. Вопрос эффективности управления органом существует.

Визуально, по крайней мере медийно, получается, что ГБР начал активно работать на протяжении последних нескольких месяцев

Это то, что хотело общество от правоохранительных органов, не только ГБР. И НАБУ, и САП тоже начали работать активнее. Это означает, что нет фактора, который их сдерживает, нет политической воли мешать этим органам работать так, что не дай Бог, властям было больно от этой работы.

Президент встретился в первые дни в должности с руководителем НАБУ и САП. Он будет всячески способствовать независимости работы этих органов. В них полный карт-бланш, но они должны максимально эффективно использовать этот карт-бланш. Отдельно такой встречи не было, мне кажется, с руководителем ГБР, но этот сигнал был услышан Романом Михайловичем. Мне кажется, что ГБР достаточно активно и эффективно работает.

О полиции

Последний вопрос по правоохранительным органам –​ это Национальная полиция. Реформа тоже прошла и очень много претензий. Если к Нацгвардии меньше вопросов, то относительно Нацполиции…

Национальную гвардию мы просто видим меньше, она меньше общается с людьми. В то же время Нацполиция – это орган, который, пожалуй, больше всего общается и должен общаться с нашими гражданами.

Реформа довольно неплохо началась, этого нельзя отрицать, но, к сожалению, было много факторов, которые привели к тому, что темп реформы замедлился.

Очевидно, что мы хотели бы дать новый толчок этой реформе, мы бы хотели восстановить то хорошее начало, которое было с Нацполицией, а также завершить, возможно, реформу органов блока, который касается, выявления и расследования преступлений экспертной деятельности и многих видов деятельности Нацполиции. Это необходимо делать и этот толчок тоже необходим.

Выглядело так, что полицию мы видим и состоялась реформа в той части полиции, которую мы видим постоянно, – патрульной, а дальше все остановилось…

Был определенный поэтапный план реформирования полицейского блока, но случилось так, что, возможно, невидимая часть начала реформироваться. Затем ситуация в стране оказалась такой, что он (поэтапный план – 24 канал) немного затормозился.

В рамках комиссии по вопросам правовой реформы, состав которой вскоре уже будет утвержден, президент проведет заседание. Одним из приоритетов является реформирование органов уголовной юстиции и всего комплекса – и полицейского блока, и блока, который касается ГБР, уголовного процесса и уголовного права и органов прокуратуры.

Зеленский, когда был в Закарпатье сказал, что скоро у нас будет своя Генпрокуратура, и своя Национальная полиция. И если с Генпрокуратурой понятно, почему она нужна своя, то визуально вроде выглядит так, что сейчас сотрудничество Офиса Президента и Министерства внутренних дел является не конфликтным. Или все же есть на этом этапе какие-то противоречия?

Мне кажется, что это хорошо, когда есть сотрудничество между Офисом Президента и МВД, а также другими органами. У нас прекрасное сотрудничество с Минфином и с многими правительственными учреждениями. Хорошо, когда нет конфликтов внутри страны, хорошо, когда есть разные позиции или противоречия, но конфликтов нет.

Да, это хорошо. Но тогда я зацепился за фразу, что у “нас будет своя полиция”, будто сейчас есть какие-то проблемы

Я не думаю, что президент имел в виду проблемы в отношениях с МВД. По крайней мере, я их не видел, и вы наверняка не видите.

Относительно министра внутренних дел. Так много предсказывают, что это будет Аваков. Он имеет шансы?

Не могу сказать. Это решение парламента. Парламент определится с составом Кабинета министров.

Вы, если я не ошибаюсь попали в команду Зеленского из-за встречи, когда обсуждали антикоррупционную повестку дня…

Шла речь об антикоррупционной реформе, о первоочередных мерах и действиях нового президента. Звучали разные темы, в том числе и по работе САП, что делать с НАБУ, какая судьба НАПК и возможно других решениях в антикоррупционной стратегии.

Относительно НАБУ и САП, то мы видим результат, мы видим, что конфликт, который был достаточно острым между Артемом Сытником и Назаром Холодницким, сейчас сглажен, они общаются и достаточно эффективно. Насколько я знаю есть коммуникация между ними и между учреждениями, детективы общаются с прокурорами, много дел готовы к тому, чтобы быть переданными уже в суд. Через месяц заработает новый Антикоррупционный суд. Я думаю. Мы увидим там достаточно много резонансных материалов.

О Холодницком

Стоит ли вопрос увольнения Назария Холодницкого так остро на повестке дня?

Президент поставил в первые дни, когда мы встречались, эту проблему. Он спросил, вы сможете работать, если сможете, то покажите этот результат.

Люди показывают результат, если он будет такой и дальше, то тогда отпадает необходимость в том, чтобы перезагружать еще и эти институты.

Мы же исходим не из процесса, когда нам необходимо перезапустить, перезагрузить, переназначить. Мы исходим из того, какой эти органы могут давать результат. Если есть результат, то мы должны помочь и не мешать. Возможно больше просто не мешать.

Об антикоррупционных органах

НАПК очень интересный орган, он имеет очень широкие полномочия и большой потенциал. Что планируете делать с НАПК?

Я бы сказал, что НАПК – это ключевой орган в антикоррупции стране, но он стал каким-то хвостом, который тянется за другой антикоррупционной инфраструктурой. Вариант один – здесь собственно невозможно как-то помочь ему работать эффективно – это надо менять. Менять руководство, усиливать аппарат, поскольку там очень большие кадровые потери. Думаю, что мы это очень быстро сможем сделать.

Каким вы видите НАПК?

Я писал об этом так называемое “эссе”, когда был конкурс на должность члена НАПК. Это собственно локомотив антикоррупционных реформ, интеллектуальный центр, который, прежде всего, оценивает все, что происходит в стране, который может дать оценку, где наибольшие потери в стране от коррупции и предложить быстрые решения.

То есть это постоянный мониторинг проблемы коррупции в стране, которого мы сегодня не видим. Это постоянный центр, который обеспечивает взаимодействие между всеми элементами антикоррупционной инфраструктуры, между НАБУ, САП, армоагенством по розыску и менеджменту арестованных активов. Этой эффективной коммуникации между антикоррупционными органами мы тоже не видим.

Это предотвращение или очистка службы по урегулированию конфликта интересов, через урегулирование проблем связанных с незаконным лоббированием, очищение через удаление из публичной службы людей, имеющих незаконные доходы. Это очень большой блок, возможно, один из важнейших – это предотвращение политической коррупции. Мы видим, что функция провалена и в принципе не реализуется.

Где-то только технически деньги выделяются, но контроля за деньгами на финансирование политических партий, на проведение избирательных кампаний нет, его просто не существует.

Какие точечные действия надо сделать для того, чтобы это заработало?

Все зависит прежде всего от политической воли. Все идет от руководства. Новый руководитель должен, во-первых, укрепить кадровый потенциал, во-вторых, укрепить правильные приоритеты работы органа. Орган не должен гоняться, условно говоря, преследовать учителей, врачей, руководителей сельских советов, а заниматься топ-коррупцией, топ-чиновниками и топ-политиками. Определение приоритетов и далее определить, каким образом эффективно реализовывать каждую из этих функций.

Если это антикоррупционная политика, то должны быть поставлены четкие задачи, каким образом осуществляется мониторинг, с кем, прежде всего, должен быть контакт, с тем, чтобы выяснять проблему и нарабатывать решения.

Так же относительон конфликта интересов выставляются приоритеты, например, мы работаем сегодня с топ-уровнем и выясняем, где есть конфликт интересов народных депутатов, членов правительства, у руководителей или работников Офиса Президента. Сосредотачиваем все эти усилия на этом блоке. То же с декларациями, то есть выделяется блок и проводится активная работа по декларации не учителей или врачей, а с руководством государства.

НАПК так и не дали доступ к реестрам?

Не дали и это было сделано намеренно. Это было сделано вопреки закону и это было связано с тем, чтобы не дать развернуть в полной мере эффективно антикоррупционную инфраструктуру.

Закон, который дает НАПК право доступа к реестрам, он такой же дословно, а возможно и даже сильнее в своих полномочия, чем закон, который дает право доступа НАБУ в реестры. Но НАБУ эти реестры предоставили. Когда поняли, что совершили ошибку, то решили эту ошибка не повторять с НАПК.

Министр юстиции довольно активно блокировал работу и по доступу к реестрам, и вообще о порядке проверки декларации в части работы НАПК.

Автоматическая проверка этих деклараций она есть?

Механизм есть. Эта автоматическая проверка начала работать. Существуют алгоритмы, но она опять же не может в полной мере функционировать без автоматического доступа к реестрам. То есть он в большой степени ограничен.

Мы это решаем законопроектом первоочередным, там где будут предусмотрены перезагрузки НАПК, там же решаются проблемы по автоматизированному доступу к реестрам, с переформулировкой порядка осуществления проверки деклараций и много вещей, которые облегчают работу агентства.

НАБУ и САП – это два органа, которые следует рассматривать вместе. Вы сейчас довольны работой этих органов?

Я не могу сказать, что мы не удовлетворены. И пожалуй и общество не может сказать, что недовольно работой НАБУ и САП.

Осталась, возможно, самая важная частичка их работы. Это то, что будет исходить из Антикоррупционного суда вскоре в виде как обвинительных, так и оправдательных приговоров. Мы не можем заставлять выносить сейчас исключительно обвинительные приговоры, потому что они должны быть справедливы.

Возможно, еще важнее – это найти спрятанные, украденные активы в стране и вернуть их. Возможно я так и сфокусировал приоритеты работы НАБУ и САП. Не посадить в тюрьму чиновника, а найти то, что было украдено и вернуть государству.

Это реально?

Абсолютно.

Когда можно ожидать результатов?

Я бы ожидал ближайших результатов где-то до конца года. Если с сентября начнет работать суд, то возможно где-то к концу года мы увидим уже несколько десятков первых приговоров. В каком-то из документов зафиксировано обязательствам Украины, что до конца года будет 20 или 25 приговоров, уже решений будет вынесено Антикоррупционным судом. Посмотрим, это в принципе реально.

Старые дела, те которые были до 2014 года. Они ушли в небытие или их можно вернуть?

Честно говоря, нам следует быть честными с обществом и сказать, что большое количество этих дел скорее всего потеряно. И это пожалуй будет одной из наиболее болезненных тем для нового генпрокурора, каким бы он ни был. Ревизовать все эти старые дела, а многие из них очень важны, которые тянуться, например, с 2001 года, как дело Георгия Гонгадзе.

Пожалуй иногда лучше быть честными и сказать правду, что, к сожалению, здесь результата мы не сможем дать или не можем дать тот результат, на который ожидает общество, чем продолжать врать и заставлять общество верить в какие-то надежды.

С делом Майдана та же ситуация?

Трудно сказать мне. Это надо быть генпрокурором, чтобы понять, что есть в деле и чего там нет, и каковы перспективы.

Сколько вам нужно принять законопроектов сразу для того, чтобы все, о чем мы говорили, заработало?

Мы с Русланом Стефанчуком начали работать над планом первоочередных инициатив. У нас уже за сотню перевело первоочередных законопроектов.

Я думаю, если брать правовой блок, то это первоочередные изменения в прокуратуру, в закон о судоустройстве, это изменения относительно незаконного обогащения и гражданской конфискации, о работе Высшего антикоррупционного суда, чтобы мы не заблокировали его работу с самого начала. Также это изменения в Уголовный процессуальный кодекс, который препятствует работе всех следственных органов, не только НАБУ, САП, а также перезагрузка НАПК.

Я думаю, что по меньшей мере – это десяток-полтора законопроектов будут приняты в первые дни работы парламента. Они могут дать толчок к работе всей судебной системы и системы органов правопорядка.

О том, что мы говорили, то кажется, что у вас есть основательное видение того, что делать. И вроде как, кажется, что есть стремление. Я могу пожелать вам только удачи.

Я вам скажу больше, я уже перешел ту стадию, когда у меня было какое-то опасение, кроме знаний и навыков, уже нет и страха.

И вернусь к тому с чего мы начинали – изменения будут. Страна потеряла очень много времени и у нас больше нет возможности затягивать и тянуть с изменениями. Изменения будут и они будут навязываться достаточно жестко, быстро и решительно.

Антон Голобородько

Источник