Сергей Горбатюк. Начальник управления спецрасследований Генпрокуратуры

Уголовные производства в отношении судей, выносивших решения во время массовых акций протеста 2013–2014 годов, в последнее время оказались в тени общественного внимания. Сейчас это покажется удивительным, но еще несколько лет назад действия тех или иных судей во время Майдана были в центре внимания СМИ и общественности. Всего с ноября 2013 по февраль 2014 года те или иные решения в отношении протестующих вынесли около 340украинских судей. Это аресты, лишение водительских прав, ограничение проведения протестных акций. Впрочем, несмотря на годы, прошедшие после революционных событий, уголовного наказания никто как из еще действующих, так и из уже бывших судей не понёс. Почему так произошло, и в чем заключаются главные трудности расследования дел «судей Майдана», «Судебно-юридической газете» рассказал начальник управления специальных расследований Генеральной прокуратуры Сергей Горбатюк.

23 фигуранта

— Какие можно выделить направления в расследовании уголовных производств в отношении «судей Майдана»?

— В целом нами расследуются три направления, которые включают основной массив решений, вынесенных судьями во время событий Майдана. Во-первых, это решения административных судов о запрете акций протеста. Во-вторых, это решения судов о лишении прав на управление транспортными средствами участников автопробегов к резиденциям высокопоставленных чиновников. В-третьих, это решения судов об избрании меры пресечения лицам, задержанным по подозрению в участии в массовых беспорядках.

— Сколько судей в настоящее время являются фигурантами уголовных производств, расследуемых управлением специальных расследований ГПУ?

— Если говорить об общих цифрах работы правоохранительных органов, то по состоянию на апрель 2019 года о подозрении в совершении преступлений по ст. 375 УК (постановление судьей, судьями заведомо неправосудного решения) сообщено 23 бывшим или еще действующим судьям. Так, в 2018 году сообщено о подозрении 5 бывшим и действующим судьям. В некоторых случаях подозрения по ст. 375 УК в данных уголовных производствах дополнены ст. 340 УК (незаконное препятствование проведению собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций).

— Часто можно слышать, что никакого мирного протеста в 2013–2014 годах не было, а были вполне себе агрессивные действия протестующих, и что решения судов в некотором смысле тогда были правомерны, поскольку могли снизить агрессивность протестующих. 

— С точки зрения расследования уголовных производств те или иные политические трактовки событий не так уж важны. Для следствия важны объективность и допустимые доказательства, то есть важно то, как принимались судьями те или иные решения, были ли допущены при этом нарушения законодательства, прав человека, и были ли такие нарушения умышленными. Например, при избрании меры пресечения задержанным во время событий Майдана судьи часто почему-то просто игнорировали требования Уголовного процессуального кодекса и международных документов, не обращали внимания на отсутствие доказательств, а также такие нюансы, как время и место задержания того или иного лица, состояние его здоровья и т. д. А при рассмотрении материалов ГАИ в отношении участников автопробега 29 декабря 2013 года в «Межигорье» судьи почему-то часто не обращали внимания не нестыковки в протоколах и рапортах ГАИ и проявляли несвойственную им как ранее, так и впоследствии, суровость при определении наказания, вместо штрафа лишали водителей прав сразу на максимальный срок — полгода.

Трудности дел «судей Майдана»

— Расследование производств в отношении «судей Майдана» длится уже несколько лет, однако, как видим, о подозрении было уведомлено не так уж много бывших и действующих судей.

— Есть свои как объективные, так и субъективные причины такого состояния дел. Собственно расследованием производств в отношении «судей Майдана» наше подразделение (вначале управление, потом департамент, а сейчас опять управление специальных расследований) занимается с 2015 года. До этого расследования, в частности по делам, связанным с преследованием участников движения «Автомайдан» и их поездкой в «Межигорье» 29 декабря 2013 года, вели прокуратуры Киева и Киевской области. Результаты первых расследований, которые проводились именно этими прокуратурами, преимущественно были формальными. Они либо ничем не заканчивались, либо в судах выносились оправдательные приговоры. Отмечу, что решения судов по этим делам были достаточно обоснованными, с указанием именно недостатков в проведенном следствии. То есть первоочередная причина оправдательных приговоров заключалась именно в некачественном расследовании и обвинении. К таким решениям судов, очевидно, привела поспешность прокуроров в расследовании. Кроме того, хорошо известно, что ст. 375 УК чрезвычайно сложна в доказывании. Следствию нужно не просто сообщить о своих подозрениях в незаконности решения, а фактически выстроить целую схему доказательств того, что судья не просто ошибся, а умышленно вынес незаконное решение.

— Как Вашему управлению удается подвести доказательную базу под обвинение судей по ст. 375 УК?

— В связи с такими сложностями доказывания мы идем сложным и трудоемким путем. Вначале делаем упор на расследование нарушений, допущенных сотрудниками милиции при задержании и оформлении задержанных, потом — на нарушениях, допущенных следователями милиции и прокурорами при подготовке материалов уголовных производств и передаче их в суд с ходатайствами об избрании меры пресечения. Наконец, зная об уже допущенных правоохранительными органами нарушениях, выходим на более полные доказательства относительно неправосудности решений, принятых судьями, которыми фигуранты изобличаются именно в умышленной незаконности принятого решения об аресте граждан или лишении их водительских прав. То есть, согласно нашей концепции, дополнительными и важными доказательствами вынесения заведомо неправосудного решения есть изобличение злоупотреблений, ранее допущенных на уровне милиции и прокуратуры, которые судья не мог не видеть. Именно так мы действовали в известных производствах, которые уже переданы в суд или скоро будут туда переданы. Например, это дело трех бывших судей Апелляционного суда Киева, которые, не имея на то ни малейших оснований, в феврале 2014 года оставили под стражей двоих граждан, задержанных вдали от места, где проходили акции протеста.

— Какие еще проблемы возникают при расследовании дел «судей Майдана»?

— Проблем на самом деле достаточно. Количество задач, стоящих перед нашим управлением, и имеющиеся у него кадровые ресурсы просто несопоставимы. Управление специальных расследований занимается ведь не только судьями, но и милиционерами, прокурорами и так называемыми «титушками», причем не только в связи с событиями, произошедшими в Киеве. Мы расследуем и убийства протестующих на Майдане, и попытки подавления протестных акций, и убийства сотрудников правоохранительных органов. Большая часть наших следователей и прокуроров занимались именно этими событиями. Группа наших следователей, занимающаяся именно судьями, очень небольшая. Всего в управлении специальных расследований есть 45 штатных следователей, а с командированными сотрудниками в моем распоряжении есть 75 человек. Эти следователи расследуют более 4 100 эпизодов, связанных с событиями Майдана. Так вот, собственно эпизодами, связанными с решениями судей об аресте протестующих, занимаются всего три следователя ГПУ и триследователя, откомандированные в следственную группу из территориальных прокуратур. Судьями, принимавшими решения о лишении водительских прав, занимаются еще 4 следователя. А надо понимать, что только в Киеве было вынесено несколько сотен решений в отношении участников протестов.

Все это приводит к тому, что наши следователи вынуждены сосредотачивать усилия на эпизодах поочередно и на наиболее вопиющих случаях, когда нарушения, допущенные судьями, явно незаконные. Это уже упомянутое дело экс-судей Апелляционного суда Киева или обстоятельства ареста активистов «Автомайдана», избитых и задержанных сотрудниками «Беркута» 23 января 2014 года на улице Щорса или в Крепостном переулке.

Не могу не сказать и о том, что из-за недостатков УПК, а именно неоправданного усложнения процедур работа следователя превратилась больше в бюрократию, нежели в расследование. Фактически многие следователи, по сути, являются переносчиками бумаг из прокуратуры в суд. Чтобы провести большинство следственных действий, необходимо разрешение суда, а чтобы его получить, надо написать ходатайство, под которое копировать десятки, а то и сотни страниц документов, его обосновывающих. Эти документы надо копировать, сшить, пронумеровать, составить опись и потом пойти в суд, где нужно выстоять в очередях несколько дней, а потом ждать, когда судья сначала назначит заседание, а потом выдаст решение. На живую работу следователя времени остается не так уж много.

— Полагаю, есть и некоторые административные проблемы в расследовании таких дел?

— Мы практически не имеем поддержки со стороны руководства Генеральной прокуратуры. Генпрокурор и его заместители Юрий Столярчук, Анжела Стрижевская не торопятся вручать уже подготовленные подозрения как еще действующим, так и уже бывшим судьям. Например, уведомление о подозрении бывшего заместителя председателя столичной апелляции (речь идет об экс-судье Марии Прындюк—прим. ред.) по этой причине затянулось более чем на четыре месяца. Есть случаи, когда подозрения вообще длительное время не подписывают. Те или иные решения в отношении подозреваемых из разряда предусмотренных ст. 480 УПК Украины руководством ГПУ не принимаются месяцами, а то и вовсе следуют необоснованные отказы в уведомлении о подозрении того или иного лица.

— Чем Ваше руководство аргументирует такие отказы?

— Вначале длительное время просто не подписывали и даже не отвечали без каких-либо объяснений. Но поскольку мы обжаловали такую бездеятельность и писали жалобы в КДКП, руководство ГПУ начало применять другой способ отказа. Пишут, например, что уведомление о подозрении недостаточно обоснованно, поскольку в нем нет доказательств прямой вины действующих или бывших судей. На мой взгляд, такая постановка вопроса недопустима, поскольку в сообщении о подозрении, во-первых, согласно УПК, не указываются доказательства, во вторых, по ст. 375 УК фактически сложно получить прямые доказательства вины судьи, если он только сам не признается в вынесении неправосудного решения. Мы строим наши доказательства вины судьи или экс-судьи на совокупности косвенных доказательств. Например, обращаем внимание на вмешательство в автоматизированную систему распределения дел перед рассмотрением дела в суде. Или на практику судьи, когда он годами не лишал прав даже пьяных водителей за отказ остановиться по требованию сотрудника ГАИ, а в январе-феврале 2014 года почему-то вдруг решил проявить исключительную суровость, будто иного наказания, кроме лишения прав на максимальный срок за нарушение ст. 122-2 КУоАП, не знает. Совсем не обращая при этом внимания на явно сомнительное качество многих протоколов и рапортов ГАИ.

Когда нет показаний

— Очевидно, сами судьи, выносившие решения в отношении участников Майдана, не очень хотят сотрудничать со следствием?

— Почти никто из бывших или действующих судей не хочет свидетельствовать против других или рассказывать об указаниях о принятии тех или иных решений. Более того, во время расследования этих преступлений мы сталкиваемся с противодействием: их коллеги, следственные судьи, часто отказывают следствию в доступе к интересующим нас материалам. Сами суды на наши запросы тоже не выдают документы, хотя ст. 93 УПК это позволяет. Например, нам не выдают оригиналы дел. Зачем нам нужны именно оригиналы? Дело в том, что возникает необходимость сверить подписи, например, в ходатайствах об избрании меры пресечения, а также в судебных решениях. Мы сталкиваемся с тем, что прокуроры, судьи, которые являются фигурантами уголовных производств, заявляют, что они не уверены, что это их подписи, например, под ходатайствами о мере пресечения. Значит, следователям надо все проверить, провести экспертизы. Следственные же судьи нам просто отказывают в необходимости получения доступа к таким материалам, выискивая надуманные причины.

— Высший совет правосудия примерно с 2017 года уделяет повышенное внимание следственным судьям. Обращались ли Вы в этот орган с жалобами на следственных судей по таким производствам?

— Обращались, причем неоднократно. Всего мы направили в Совет правосудия жалобы на 28 как следственных судей, так и судей, которые сейчас рассматривают по сути дела «судей Майдана». К сожалению, Высший совет правосудия занял позицию нереагирования на нарушения законодательства со стороны следственных судей и судей, рассматривающих дела по существу. Только в одном случае дисциплинарное производство было открыто, но ничем не закончилось. В остальных случаях мы получили отказы даже в открытии дисциплинарных дел. Членами ВСП, на мой взгляд, изобретаются всяческие способы, лишь бы не рассматривать эти жалобы. Они затягивают рассмотрение жалоб, в результате чего заканчиваются сроки, или дают судьям уволиться, или же манипулируют информацией, изложенной в наших жалобах, называя их простым несогласием с решением суда. Это при том, что в жалобе описывается фальсификация решения, а ВСП говорит, что следователь просто жалуется, так как не согласен с решением суда. Такое впечатление, что ВСП создан для того, чтобы законсервировать существующую порочную систему работы судов и иметь возможности ручного влияния путем запугивания честных судей. Дело доходит до того, что один из следственных судей сообщил нашим прокурорам, что просто боится давать санкцию по нашему ходатайству, поскольку после этого у него будут проблемы с Высшим советом правосудия, его оттуда даже предупредили об этом после одного из его решений.

— В 2017 году все же были случаи, когда на заседаниях ВСП судьи признавались в вынесении неправосудных решений по указке сверху.

— Мы знаем о таких фактах и принимаем во внимание. Однако опять же замечу, что такие признания судьи сделали несколько лет спустя и не нам.

Эффективность под вопросом

— Хотелось бы все же заметить, что Высший совет правосудия ранее уволил несколько десятков «судей Майдана», еще часть привлек к разным видам дисциплинарной ответственности. Однако, несмотря на установленные факты допущенных судьями нарушений, уголовных производств все же не прибавилось.

— Установленные ВСП нарушения, зафиксированные в составленных им документах, мы используем в своей работе, однако, как я уже отметил, в созданных руководством ГПУ условиях у нас просто нет возможности действовать быстро, а значит, полностью эффективно. Нет достаточного числа сотрудников, нет своевременно подписанных заместителями генпрокурора уведомлений о подозрении, нет санкций на следственные действия. Как итог, все происходит очень медленно. С делами, уже переданными в суды, все тоже происходит очень долго. На наш взгляд, даже с признаками умышленного затягивания. Заседания по делам «судей Майдана» могут происходить, например, раз в несколько месяцев. Для такого положения вещей есть как объективные причины — большая нагрузка на действующих судей, особенно следственных, так и, на мой взгляд, не самое большое желание самих судей рассматривать дела в отношении бывших и действующих коллег.

— Тем не менее, тот факт, что судьям, даже бывшим, иногда вручают уведомления о подозрении спустя несколько лет после событий, приводит к тому, что возникает вопрос о целесообразности таких действий в принципе, ведь очевидно, что вряд ли кто-то спустя пять лет после событий будет давать показания против себя. Скорее, все закончится тем, что такой бывший судья наймет высококлассных адвокатов, которые сделают все, чтобы дело закончилось ничем. Разве не так?

— Полностью согласен, что когда между совершением правонарушения и наказанием за него проходит много времени, эффект наказания уменьшается, а то и совсем теряется. К тому же, время идет, теряется острота событий, у людей появляются другие проблемы. И вообще, есть же сроки давности. Но надо иметь в виду, что это проблема не только «майдановских» дел — это общая проблема правоохранительной системы и системы правосудия. Необдуманные, а моментами откровенно вредительские изменения в УПК, которыми ограничиваются сроки расследования и одновременно увеличивается количество процедурных моментов, в сочетании с искусственно созданной депутатами, Президентом и Высшим советом правосудия ситуацией с неназначением большого количества судей приводит к невозможности рассмотрения дел в суде в разумные сроки. Наше управление делает все, что в его силах, для завершения расследований, но судебное рассмотрение —это уже не наша зона ответственности.

— Вы бы взяли на себя смелость утверждать, что почти 350 действующих и бывших судей, которых называют «судьями Майдана», выносили именно неправосудные решения или решения по указке сверху?

— Нет, таких категорических утверждений я делать не могу. При вынесении «судьями Майдана» решений все-таки многое зависело и от действий полиции и прокуратуры. Во время Майдана были, например, провокации со стороны правоохранительных органов для того, чтобы получить повод для разгона протестующих. Сотрудники МВД, в том числе и те, которые задерживали протестующих, давали неправдивые показания о якобы совершенных участниками акций протеста преступлениях. Внешне документы о задержании тех или иных лиц могли выглядеть вполне четко и соответствовать необходимым требованиям. В таких случаях следственный судья не всегда имел возможность разобраться во всех тонкостях и обстоятельствах задержания того или иного лица. Это ведь уже впоследствии выяснялось, что та или иная ситуация была спровоцирована милицией, или показания «силовиков» были неправдивыми.

Большое дело «судей Майдана»

— В 2015–2016 годах адвокаты и активисты, поддерживающие тогда еще департамент специальных расследований, намекали, что в перспективе может получиться некое большое общее дело «судей Майдана». То есть когда будут как установлены те, кто давил на судей, заставляя их выносить те или иные решения, так и доказана вина самих судей, безропотно шедших на поводу у чиновников Администрации Президента, прокуроров, председателей своих судов. Есть ли в реальности такое дело?

— В некоем цельном виде, то есть в виде подозрения организаторам таких действий такого дела нет. Но расследование вмешательства в деятельность судов и судей во время событий Майдана ведется. Например, у нас есть показания, согласно которым первые рапорты ГАИ в отношении участников автопробегов к резиденциям топ-чиновников были возвращены судами либо как бездоказательные, либо как содержащие нарушения. Но потом, как установило следствие, из Администрации Президента В. Януковича в подразделения ГАИ поступило указание сообщить, в какие суды и сколько было передано протоколов и рапортов по ст. 122-2 КУоАП. После этого зафиксированы звонки из АП в суды. Собственно, после этого судьи и стали массово лишать водительских прав участников «Автомайдана». Похожая практика была и по арестам участников акций протеста. Например, имеются сведения, что в суды по таким делам звонили из прокуратуры, милиции, апелляционных судов. То есть очевидно, что вмешательство в дела судов и судей все-таки было. Судьи, тем не менее, говорят, что ничего подобного не слышали и не видели. Хотя мы знаем, что кое-где были проведены собрания судей, на которых председатели судов говорили, что есть соответствующая позиция государства, и ее нужно учитывать, то есть участников акций протеста нужно арестовывать. Подробнее рассказать, где именно и что происходило, по соображениям следствия я пока не могу.

— Есть ли уведомления о подозрениях по таким фактам?

— Пока что нет. Но мы двигаемся в этом направлении. Опять же, важны показания работников суда и судей, но их очень мало.

Показания Ирины Мамонтовой

— В 2015 году определенный резонанс имело разглашение адвокатом и активистом Романом Маселко показаний бывшего председателя Оболонского районного суда Киева, а позже члена Высшего совета правосудия Ирины Мамонтовой о звонках из Администрации Президента по поводу необходимости судьям суда вынести те или иные решения. Она, как известно, тогда отказалась выполнять подобные просьбы и уволилась с должности председателя суда. Разглашение ее показаний прямо на съезде судей привело к тому, что И. Мамонтова отказалась сотрудничать со следствием, что, вероятно, нанесло следствию определенный ущерб. По крайней мере, в судейской среде такие действия были восприняты негативно, судьи решили, что представители департамента не способны хранить конфиденциальную информацию, и даже теоретически с ним не стоит сотрудничать. 

— Во-первых, хочу отметить, что такого права у свидетеля, как «прекращение сотрудничества со следствием», нет. Отказ от дачи показаний в таком случае вообще-то влечет за собой уголовную ответственность. Во-вторых, надо заметить, что разглашение показаний было осуществлено Р. Маселко как представителем потерпевшего. Поэтому у него было разрешение и на копирование определённой информации, и на ее разглашение.

— Была ли в целом польза от показаний И. Мамонтовой?

— Ее показания касались звонков из АП, теоретически повлиявших на решения судей Оболонского райсуда. Однако после первых шагов в 2014 году И. Мамонтова начала говорить, что уже точно не знает, кто ей звонил тогда из АП. Такая перемена в ее настроении произошла почему-то после того, как в мае 2015 года она была назначена в состав тогда еще Высшего совета юстиции. Если говорить в целом о показаниях И. Мамонтовой, то она назвала следствию только одно имя, и на этом все закончилось. Она не объяснила, почему вообще слушала неизвестного ей человека по телефону и поверила, что он представитель Администрации Президента, не сообщила других логических подробностей, не сообщила большей конкретики по звонкам. Следствию были сообщены только общие вещи.

(С версией самой Ирины Мамонтовой, которая после произошедшего инцидента прекратила сотрудничество с департаментом С. Горбатюка, можно ознакомиться по ссылке).

Перспективы дел «судей Майдана»

— Сможет ли общественность увидеть хоть один приговор «судье Майдана» за вынесенное им незаконное решение?

— Так, как все происходит сейчас в судах, то у меня только скептические ожидания о получении приговоров в ближайшее время. Мое мнение: судьи не хотят принимать решения в отношении действующих и бывших коллег. Даже в простых делах. У меня такое впечатление, что у судей есть какая-то негласная договоренность, чтобы как можно дольше затягивать рассмотрение таких дел. Это касается, кстати, и дел по бывшим милиционерам и прокурорам. Такие дела суды тоже не особо торопятся рассматривать. Или бывает так, что суды закрывают глаза на такие вещи, как чересчур длительное ознакомление с материалами дела. Так, обвиняемые месяцами знакомятся с материалами одного из дел, хотя по факту они с ними не знакомятся, но в Подольском районном суде Киева три раза отказывали в ограничении срока ознакомления с материалами дела.

— Если бы у Вас была возможность вернуться на несколько лет назад, Вы действовали бы точно так же, как и сейчас?

— Иногда я спрашиваю себя, что можно было бы сделать по-другому. Наверное, нам надо было бы больше внимания уделить все же эпизодам, связанным с нарушениями судей, возможно, и в ущерб иным эпизодам. Хотя, конечно, не за счет расследования убийств на Майдане и избиений протестующих. Наверное, необходимо было привлекать к этой проблеме и общественность. В общем, как есть, так есть. Обратно время не вернешь. Но это не значит, что мы остановимся. Пока есть возможности, виновные понесут наказание.