Анатолий Матиос. Главный военный прокурор
27.12.2018
Кто знаком с главным военным прокурором Анатолием Матиосом, тот знает его неординарную манеру общения. Сказывается внушительный опыт работы в органах. Начал карьеру следователем в 1997 году. За это время успел поработать начальником управления СБУ во Львовской и Одесской областях, а также в Администрации президента Виктора Януковича, которую возглавлял Сергей Левочкин.
СМИ обвиняют Матиоса в связях с экс-главой АП Виктором Медведчуком и во внушительной декларации, как для госчиновника. Матиос говорит, что лично не знаком с Медведчуком, но при этом общается с его близким партнером Тарасом Козаком. Обсуждение декларации сводится к “бедные ненавидят богатых”.
Матиос нервирует президентскую администрацию непредсказуемостью. Военный прокурор подчеркивает, что независим от групп влияния. Это стало одной из причин, почему ему не досталась должность главы ГБР. Избранный руководитель органа Роман Труба стал для генерал-полковника юстиции, чуть ли не основным персонажем для глумления в соцсетях. Критика справедливая, но отчетливо личная.
На рабочем столе военного прокурора экземпляр мемуаров Юрия Луценко, где от руки генпрокурора написано “Хорошему другу”. Сама книга, написанная Мустафой Найемом, ему не интересна. Рядом лежит националистическое издание Ватра, также с подписью. Слова о хорошем друге повторяют ему на одной странице экс-свободовец Юрий Михальчишин и лидер Нацкорпуса Андрей Билецкий. Матиос с гордостью показывает подарки и грамоты. Среди них оказывается “патент” на злосчастный тепловизор, который “видит сквозь стены”. От него произошло нелестное прозвище. Прокурор говорит, что стал более осторожным в высказываниях о версиях преступлений.
Как только диктофон включен, стеб прекращается. Матиос грамотно фильтрует ответы и шелкает вопросы. Не дает извлечь из ответов субъективных суждений. Размышляет о вещах, далеких от служебных обязанностей.
В середине разговора прокурор понимает, что дело сделано. И в качестве затянувшейся шутки настойчиво отправляет одного корреспондента LIGA.net служить на фронт, а другому в это время подмигивает. “Вы об этом не напишете, а зря! Я вас качаю”, – шутит Матиос.
ЗАКОННЫЙ НАСИРОВ И ТЫСЯЧИ ДЕЛ В ТРУБУ
– Как вы относитесь к тому, что суд восстановил Насирова на посту главы ГФС?
– Если суд установил нарушение процедуры увольнения Насирова по Трудовому кодексу, что многим не нравится – меняйте кодекс. Вот тогда можно смело с кого-то крестик снять, а с кого-то трусы.
– Насиров возвращается на рабочее место. Как вам это с моральной точки зрения?
– Я не особо приветствую стриптиз на тему морали, как по этому кейсу, так и по многим другим. Предпочитаю исполнение буквы закона. Я принуждаю себя не думать о вещах, на которые не влияю. Дальше не вижу смысла обсуждать.
– В конце ноября заработало Государственное бюро расследований.
– Давайте говорить точнее – объявило о начале работы. Советские “запорожцы” жужжали на всю улицу, но ездили плохо! Если вообще ездили.
– Сколько дел военная прокуратура должна передать в ГБР?
– Более двух тысяч.
– Сколько передали?
– Более трехсот.
– Какие дела ГБР может похоронить?
– Закон о ГБР не предусматривает, что они “гробовщики” дел. Там работает до 40% людей с опытом ведения следствия. Остальные, как я знаю, не имеют понятия о составлении процессуальных документов. Сначала набьют шишки, заедут головой в штангу, над ними посмеются из-за кучи нарушений – без этого не обойдется. Такое исполнение закона подрывает авторитет хорошей идеи. Ибо у нас часто идеи рождаются в голове, а отрабатываются через проктологический проход.
– Каких дел вам особенно жаль и не хочется отдавать в такую структуру?
– Пусть это комментируют звездочеты. У них есть одинокий инструмент, который приличного звука не может выдать. Взял и запустил ГБР в трубу пустоты. Вернее его взяли. Он тужится со всей силы что-нибудь издать.
– Бюро военной юстиции может исправить ситуацию. Вы говорили, что под создание найдутся голоса. Полгода прошло, а законопроект не рассмотрен. Выяснили, почему депутаты не голосуют?
– 12 ноября законопроект внесли в повестку дня ВР. Возможно, на следующей неделе рассмотрят. Если нет, то им это не к месту. Значит, у нас актуально – военное положение без бюро военной юстиции. Это, как велосипед без колес.
Я хочу, чтобы бюро запустили. Оно нужно не мне, а государству. Государство должно заботиться о военных “от призыва к обелиску”. Вы же понимаете, какая основная функция воина?
– Защищать страну.
– Нет, это мотив. Основная работа воина – уничтожить противника.
– Итак, ГБР нормально не работает и получит вскоре несколько тысяч дел. Это же провал?
– За девять месяцев ребенка можно родить, а Труба не смог родить даже мышь, не то что гору! Вчера вечером (интервью записывалось 12 декабря – ред.) на территории ООС, где действует военное положение, следователь ГБР отказался выезжать на место военного преступления. Они – гражданские следователи, у них страх передовой и ничего ты им не сделаешь.
Наш военный прокурор в бронежилете с автоматом поехал и все сделал. Разве мы должны заносить хвосты, тем, кто получает большие зарплаты, прошел конкурсы и оказался не в состоянии? Есть в исторической литературе такое понятие “евнух” – тот, кто имеет все внешние признаки, но не более того.
ВОЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ, ПОЛИТИКА И “БЛЯХИ”
– Вы – главный военный прокурор, по состоянию на сегодня видите основания для продолжения военного положения?
– Военное положение принимает Верховная Рада на основании указа Президента. Депутаты являются представителями общества, которых избрал народ. Они такое решение приняли и установили соответствующие сроки. Я не могу это комментировать. Не смогу уволится, если захочу. Должен исполнять закон.
– Как вы оцениваете ваши служебные отношения с генпрокурором Юрием Луценко?
– Оценивать что? Свои нормальные рабочие отношения со всеми, в том числе с генеральным прокурором?
– В одном из последних интервью вы говорили, что у вас с ним есть дискуссии.
– Да, есть. И не только с ним. Только дрессированная и бессловесная тварь может выполнять любую команду. Дискуссия – это нормально. Полезно.
– Громкие заявления Луценко не вредят следствию?
– Каждое обнародование информации, которое касается конкретных уголовных производств, должно осуществляться по постановлению следователя или прокурора. Я думаю, у него всегда есть постановление, позволяющее ему это делать. Право обнародовать информацию следствия – это право генерального прокурора.
– Объясните, зачем военная прокуратура оспаривает представление омбудсмена на перевод экс-нардепа Александра Шепелева в СИЗО на медицинское обследование?
Все дела Шепелева находятся в суде, следствие завершено. Помните, предыдущий перевод Шепелева в больницу закончился его бегством в РФ из-за подкупа конвоя. Более того, каждый его атом и чих неоднократно исследовали ведущие мединституты. Он наиболее обследованный человек в этом государстве, чтобы всех пенсионеров так обследовали, как его. И после этого заявлять, что он нуждается в медицинской помощи – это от лукавого. Это инструмент изменения режима содержания, который дает возможность снова кого-то соблазнить деньгами.
– Иск выглядит как противостояние между вами и Денисовой. Вы с ней конфликтуете?
У меня нет личных конфликтов с чиновниками. Расценивать наши действия, как конфликт с Денисовой как минимум примитивно. Убежден в правоте подчиненных прокуроров и поэтому подписал иск об обжаловании перевода Шепелева для обследования. Уверен, что Денисова лично сама не углублялась в предписание. Его готовил кто-то из подчиненных. Вот к ним у нас могут быть вопросы. Мы их сформулируем обязательно.
– Вы также подали иск против начальника Генштаба Виктора Муженко. Есть решение суда?
Военная прокуратура победила по этому делу путем заключения мирового соглашения с Генеральным штабом. Генштаб отменил изданный приказ (Он ограничивал права военных прокуроров. Им запрещалось изымать оригиналы приказов, собирать материалы и составлять админпротоколы на военных объектах и в частях, – ред). У нас сейчас нормальное взаимопонимание с Генштабом.
– Почему вы отказали Ивану Виннику предоставить информацию для ВСК, где они ищут причины хищений в армии за предыдущие годы. В сети есть письмо с вашей подписью.
– Это кто? Тот, что поет?
– Нет, секретарь комитета по нацбезопасности Верховной Рады. Он, кстати, обижается на эту шутку.
– Его право. ВСК нечем заняться. За период новейшей истории Украины ни одна комиссия не сделала ничего полезного для уголовных дел. Это собрание для сотрясания нижних слоев атмосферы. Я не отказал, а напомнил нардепам, что ни один орган, в том числе Верховная Рада, не вправе вмешиваться в расследование. Для меня ВСК – это элемент примитивной политической вендетты.
– Получается, что эта ВСК создана для того, чтобы дискредитировать одного Анатолия Гриценко?
– Знающие о моих отношениях с Гриценко, наверняка громко хохочут. Но, я все равно не понимаю мотива ее создания. Если нардепам нужно занять время, то пусть создают. Чтобы было, чем будоражить неокрепшие мозги в телеэфирах. Депутатов не интересует, как помочь гражданам пополнить холодильники или делать что-то для роста экономики. Остается кого-нибудь покусать.
– Вы тоже любите ходить на эфиры. Шесть раз были на 112 канале, менее чем за год. Почему именно 112?
– Я общаюсь со всеми СМИ. И с нашими, и с не нашими. Когда поступает предложение дать важную информацию и этот канал или сайт не ограничен в вещании, я иду к той части общества, которая его смотрит и читает (Недавно Анатолий Матиос дал интервью Страна.UA, -ред.). А если в шутку, то ДРГ всегда действует не на своей территории. Кто-то скажет, что это – белое, черное, ватное, не ватное, но это часть общества. Какие СМИ меня зовут, туда иду всегда. Если есть время. Своим временем я могу распоряжаться как мне угодно, а вот рабочим – нет.
– На NewsOne тоже пойдете? Часть представителей власти бойкотирует его за манипуляции в эфирах.
– Что-то не замечал…Меня не звали. Позовут – пойду.
– Давайте закончим с ВСК и Гриценко. Винник сообщил, что они получили от директора института судебных экспертиз материалы, подтверждающие, что во времена министерства Гриценко был избыточный экспорт военной техники.
– Тут поле для манипуляций безграничное. Главное, чтобы это поле не стало для кого-то минным. Экспорт оружия был всегда. После развала СССР избыточного военного имущества было на две Африки. Свой ядерный арсенал мы просто отдали за меморандум, цена которого уже известна. Политические заявления не влекут юридических последствий. Следователь и прокурор бессрочно несут ответственность имуществом за процессуальное решение. Винник готов к такой ответственности? Вряд ли. На нем и так долгов, как блох на кожухе (согласно данным Bihus.Info, Винник набрал кредитов в банках на 316 млн гривен).
– Сейчас правоохранительные органы расследуют факты хищения в армии?
– Мы расследуем доведение боеспособности государства до разрушения, казенное отчуждение военного имущества и так далее. За год-два нельзя постичь и найти доказательства, происходящего за 28 лет. Сейчас идет экспертиза по этому уголовному производству. Говорить о признаках преступления в действиях любых должностных лиц, занимавших кресла в Минобороны ранее, сейчас нет законных оснований.
– Есть затягивание экспертиз?
– Институт за год проводит более миллиона экспертиз со штатом в триста человек. Если государству очень нужно ускорить процесс, то нужно увеличить штат. Это и “винникам” должно быть понятно.
– Давайте немного о выборах. Кто вам больше импонирует как президент – Юлия Тимошенко или Петр Порошенко?
– Мне однозначно импонирует моя жена. Я ее люблю. Это ответ.
– А вы определились, за кого будете голосовать?
– Еще нет выборов. Мы не знаем, что будет завтра. У нас военное положение. Дай Бог, чтобы оно не было продлено и не возникло для этого оснований. Когда придет день голосования – я проголосую.
– В 2014 году за кого голосовали?
– За Порошенко. Как и многие. Не было альтернатив.
– А сейчас?
– О, сейчас их уйма. Мы слышали о 50 претендентах на булаву. Если кто-то способен ее нести, пусть подаются, если есть лишние деньги. Свои или не свои деньги – вопрос иной. Здесь вопрос в том, готово ли общество лишить себя анекдотов во дворце Украина или мега-концертов.
Народ смотрит телевизор и голосует холодильником. И не только у нас. Францию именно потому трусит. В телевизоре – беда. В холодильнике – полупустые полки, но при этом есть “бляха”, которую не надо растамаживать.
– Вас не пугает, что политика превратилась в шоу?
– Политика и есть шоу. Люди смотрят телевизор, но голосуют холодильником. Такова наша реальность.
РЕЗОНАНСНЫЕ ДЕЛА ВОЕННОЙ ПРОКУРАТУРЫ, НЕБОЕВЫЕ ПОТЕРИ
– Почему приговор Борису Герману по делу Бабченко засекречен?
– Потому что основное уголовное производство является нераскрытым. Эпизод с Германом раскрыт. Он пошел на сделку со следствием и суд назначил наказание. Засекретили, потому что в приговоре много материалов, по которым не закончено расследование.
Дело Германа – не единичный случай. Еще были обнаружены две диверсионные группы, члены которых приезжали выполнять подобные задачи: кто-то задержан, некоторые находится в розыске. Посягательства и угрозы никуда не исчезли.
– Дело Петрова-Барабошко. Сообщено о подозрении уволенному сотруднику Управления госохраны?
– Когда вы опубликуете это интервью, возможно, будет сообщено.
– Есть другой эпизод той же компании с пранком журналиста Романа Бочкалы.
– Это не пранк. Они нарушили его конституционные права. Вмешивались в частную жизнь с использованием закрытых серверов, незаконного получения телефонных трафиков и других возможностей государства. Их можно использовать только по решению суда. Бочкала допрошен, как потерпевший, и там еще много людей.
– Вы упоминали в предыдущих комментариях бизнесменов и нардепов. Назовете фамилии?
– Вот так вот? Следствие не закончено.
– Это им навредит?
– Мы не закончили много важных вещей по следствию. Мы их делаем, но это невозможно сделать за ограниченное время. Есть кодекс и тайна следствия. Если бы следствие, как таковое, было открытым, я бы сел в телевизор и расследовал все дела в онлайн-режиме. Сделал бы бесконечный сериал “Следствие”.
– Когда это дело может попасть в суд?
– Очень примитивный вопрос, от него хочется плакать.
– Почему?
– Дело заведено несколько недель назад. Мы за три дня должны определить, кто виноват?
– Вы говорили об одиннадцати задержанных фигурантах.
– Нет, вы плохо читали. Не все одиннадцать задержаны.
– Дело Рубана-Савченко. Была информация от прокуратуры, что Рубан связан с движением Украинский выбор. Где следственные действия против УВ?
– Это дело расследовано. Обвиняемые знакомятся с материалами дела. Там 12-15 томов. В военной прокуратуре нет ни одного производства в отношении Украинского выбора.
– А другие правоохранители расследуют дела против Украинского выбора?
– Я не справочное бюро, и не гугл. В государстве расследуется около 1 млн производств. В прессу попадает больше плевел, чем правдивой информации о сути дел.
– Дело Януковича. Как его можно привлечь к ответственности физически?
– Вы хотите превратить любую серьезную вещь в пранк. Мы свою работу сделали профессионально. Более 100 томов производства. Первый допрос в истории, когда высшие должностные лица выступали в качестве свидетелей. Оценку стороне защиты давать не буду. Она вызывает лишь гомерический смех “Все пропало. Все пропало!”.
– Эта фраза принадлежит другому автору.
– Не понимаю, о чем вы. У вас искривлен ассоциативный ряд из-за политических аберраций.
– Была информация, что Янукович пытался выехать в Израиль. Что вам известно?
– Я с ним не на прямой связи. Он находится в резервации под бдительной охраной. Это не добавляет ему радости в жизни. И так он доживет до конца.
– Взрывы на складах в Ичне. В начале ноября военная прокуратура сообщила, что это была диверсия. И в вашем ведомстве сказали, что проводится экспертиза, которая поможет установить, как была заложена взрывчатка и что произошло. Когда завершат экспертизу?
– Ожидаем в ближайшую неделю. Максимум до двух. Там будут расписаны механизмы, как была заложена взрывчатка и что повлекло за собой взрывы на складах.
– Есть подозреваемые по этому делу?
– Сначала надо установить причину. Если установим, то дальше будем отталкиваться, кто это мог сделать, и куда закладывали. Или кто-то из местных, или диверсионная группа, или механизм был заложен несколько лет назад. Если ДРГ, то они не оставляли паспортных данных.
Вы должны понимать, это не американское кино, когда приезжает полиция Чикаго и сразу устанавливает подозреваемых по отпечаткам из воздуха.
– Вы ранее говорили о двух подозреваемых в масках.
– Я заявил, что было замечено двое человек в камуфляжной форме. Есть установленный факт, что охрана видела людей. Действия, предусмотренные караульной службой, не совершала. Это мы выяснили из показаний. Еще будем проверять.
– Россия отвечала на ваши запросы или подозрения российским офицерам, например по делу военной агрессии возле Керчи?
– За 4,5 года Россия ни разу не отвечала на документы, касающиеся военных действий на Донбассе или аннексии Крыма. Я думаю, желания нам ответить у них никогда не возникнет.
– Объясните, почему в украинской армии, до сих пор высокие небоевые потери?
– Война – это не компьютерная игра, там невозможно восстановить жизнь, получить здоровье и перейти на другой уровень. Война порождает страшные последствия. Общество интегрирует и направляет в армию своих представителей. Следовательно, все его проблемы переносятся в Вооруженные силы. За 4,5 года военных действий уже более десяти тысяч небоевых потерь. Это трагедия.
– Почему такие цифры?
– В каждой армии есть небоевые потери: на учениях, от неосторожности. Задача по недопущению таких случаев возлагается на командиров воинских частей, соединений и подразделений. Мы всего-навсего фиксаторы последствий. Но эту статистику в государстве в целом никто не ведет. В каждой службе отдельно. Складываем вместе – получаем такую картину.
– Создается впечатление, что цифры высокие, потому что мало приговоров по таким делам.
– Сходите в армию, проверьте на собственной шкуре, как “легко” нести военную службу и способна ли психика молодого человека воспринимать тяжести службы. Поэтому казаться может только тем, кто сидит в Facebook. Майкл Щур ходил. Что-то я мало вижу, чтобы он фонтанировал радостью.
– Вы не видите связи между количеством случаев небоевых потерь и малым количеством приговоров?
– Я не могу давать универсальных ответов. Говорить просто о сложном. Тем более, никто не будет читать юридическую казуистику. Мой опыт подсказывает, что критически мало журналистов, которые разбираются в сути проблем в армии. Я не могу работать, как справочное бюро и говорить об элементарных вещах, которые есть в гугле. Это не лично к вам, это в целом.
СКЛОНЕНИЕ К СЛУЖБЕ, FACEBOOK И АНТИКОРРУПЦИОНЕРЫ
– Вы резки к журналистам и коллегам в Facebook. Например, к Роману Трубе. Позволяете невежливые высказывания, даже оскорбления.
– Я резкий с теми, кто много жужжит, но не ездит. Когда меня цепляют, я отвечаю теми средствами в рамках закона, которые у меня есть. Facebook – поле свободы. Никаких оскорбительных высказываний я не допускаю. Использую аналогии, образный язык и синонимы. Тот, кто себе додумывает – делает это исключительно по собственной воле.
– Некоторые ваши сообщения рассматривали в КДКП.
– До, по требованию гражданской возмущенной общественности. Это ничем не закончилось. Тоже самое, что лаять через стену без возможности укусить.
– Для главного военного прокурора достойно быть до такой степени саркастичным?
– Сарказм – это не оскорбление. Да, я могу себе это позволить. Во время войны мы можем позволить себе для аккумуляции действий. Я не хочу всем нравиться, как доллар. Лучше скажите, вы в армии были?
– Вам это опасно рассказывать.
– Где прописаны. Во Львове?
– В Кривом Роге.
– Пишем заявление, я отправлю комиссару криворожского гарнизона, что вы добровольно хотите подписать контракт для защиты нашей Родины.
– Знаете, я в начале Майдана думал об этом.
– Не надо думать пять лет назад. Сделайте сейчас.
– Я не “годен” (с укр.яз.”иметь силу и способность к действию”, – ред ), как говорят в Галичине.
– У нас все антикоррупционеры не пригодные. У них плоскостопие на ногах и гений в голове. Ни Леменов-марафонский бегун, ни Шабунин-боксер, не пошли. Не их это дело, а жить нас учат.
– От меня будет мало пользы на войне.
– А в Конституции такого нет. Каждый человек обязан защищать государство в период опасности. Так, делаем или нет?
– Давайте еще несколько вопросов.
– А вы ничего не ответили. Пошли в режим прокрастинации – систематически откладывания решения проблемы на потом.
– Нет, я не хочу сейчас служить.
– Нет патриотизма?
– Он заключается в том, что я делаю, как журналист.
– Да нет, он у вас в том, что вы можете во Львове выйти к памятнику Шевченко с флагами. Когда нужно воевать, то нет. Вы не можете мне возразить, а от меня хотите, чтобы я в короткие сроки установил, кто взорвал склады и прочее.
– Есть контрактная армия – это профессиональные военные. Зачем я там сейчас?
– Есть же разные основания для службы в армии – по мобилизации, по призыву, части территориальной обороны.
– Если вы о мобилизации при полномасштабной войне, то конечно пойду.
– Молодец. Верю, что не закроетесь в “евробляхе”.
– Не разделяю вашу аналогию между моей жизнью и налогами на подержанный автомобиль.
– Очень действенная аналогия. После того, как приняли закон в их пользу. Польские коммунальщики не успевают убирать украинские жестянки с заправок. Украинцы их бросают просто так. Их цена уменьшилась до гаджета.
– У вас есть родственники с “бляхами”?
– Нет. Знакомые есть. Я их троллю. Они не знают, куда деть этот инвентарь после покупки. Платить налоги не хотят. Странная психология у людей. Купить “жесть” за 7000, покататься сейчас еще три месяца как такси, заработать 500 долларов и вывезти назад и бросить там. Может продадут за треть цены и останутся без машины. За вырученные деньги и ланос подержанный не купят, но налоги платить не будут. Нет, чтобы заплатить налоги и ездить пока колеса не отвалятся. Все теперь только болтают. Знают как надо другому, а считать для себя не хотят.
Юрий Смирнов, Дмитрий Бобрицкий