Андрей Крищенко. Начальник ГУ Национальной полиции в Киеве

«Люди с оружием сидели, на острове, как в отдельной республике, выращивали коноплю»

С.К.: Поскольку мы начинаем с темы речной полиции, хочу спросить насколько в принципе оправдана ее работа? Ведь Днепр в районе Киева давно не является уж слишком активной судоходной артерией.

Речная полиция не есть ГАИ – в старом понимании – которая занималась исключительно регулировкой движения.

На воде, кроме судоходных судов, масса малых катеров, водных мотоциклов. К тому же, люди отдыхают на пляжах – там совершаются и преступления, и происшествия случаются, элементарно – те же кражи. Полиция присутствует не только на воде, под их контролем и часть прибрежной территории. Когда поступает вызов, мы решаем, кто доберется первым – если пешему патрулю трудно это сделать, поедет водная полиция. Ну, и, конечно, отслеживаем незаконное рыболовство.

…Зимой, когда река «стоит» (имеется в виду нет движения по реке, –LB.ua), патрульные на автомобиле патрулируют Оболонскую набережную, Труханов остров.

…Плюс водную полицию мы привлекаем и к антитеррористической деятельности, она участвует в учениях. Мы планируем переброску спецназа.

С.К.: По реке?

По реке. Исходим из того, что мосты перекрыты или спецназ нужно доставить в труднодоступное место.

О.Б.: Водной полиции положены вертолеты?

Вертолеты – это новый проект, он только запущен. Их будут закупать. Естественно, они будут и у полиции Киева.

О.Б.: Будет ли патрулирование города вертолетами?

В прямом смысле – нет. Слишком дорогое удовольствие, чтобы вертолет просто летал. Это будет выполнение конкретных специфических задач: наблюдение в конкретное время за конкретным местом, быстрая доставка чего-то, работа спецназа на высотных зданиях.

С.К.: Как координируется работа речной полиции?

Так же, как и патрульной. Вызов (о правонарушении – LB.ua) принимает дежурный, передает информацию специальному инспектору, который четко координирует район. У этих инспекторов есть полная расстановка нарядов. И он понимает, что если происшествие случилось на Трухановом острове, на въезде, – там у нас передвигается несколько патрулей, туда быстрее доедет пеший патруль. А если взять Труханов остров весь, быстрее прибудет тот наряд, который на воде находится. Фактически все то же самое, но с поправкой на воду.

С.К.: Есть ли громкие истории, связанные с речной полицией, за последние год-полтора?

В прошлом году мы накрыли нарколабораторию на острове, безымянном, дальше по течению (ориентировочно между Оболонью и Троещиной – LB.ua), который застроили самостроями. Там непаханная целина. Люди с оружием сидели, как в отдельной республике, выращивали коноплю.

Но, в основном, ребятам, к сожалению, приходится искать утопленников и помогать людям, которые оказались в сложной ситуации на воде.

С.К.: То есть, в целом службу в речной полиции можно назвать спокойной?

Я бы не сказал. Это та же самая полиция…

С.К.: Имею ввиду сезонную специфику совершения возможных преступлений.

Специфика такая же, как и у обыкновенного патруля – грабежи, разбои. Повторюсь: мы серьезно взялись наводить порядки на воде. Не знаю, заметно ли это со стороны.

С.К.: Сколько патрульных задействованы в речной полиции, человек 50?

47. У нас два больших катера и три малых. 47 человек – это такой себе небольшой райотдельчик: дежурная часть, оперативные сотрудники, посменные дежурства, даже есть три следователя.

О.Б.: Учитывая специфику работы, зарплата водного полицейского отличается от зарплаты обычного?

Ставки стандартные. Зависит все, понятно, от вызовов. Но это же патруль. Правда, водная полиция у нас – в составе главного управления Киева. А вот в Черкассах, например, в составе патрульной полиции.

О.Б..: Сколько в Киеве всего плавсредств?

Если учитывать «малый флот», транспортных средств около 10 тысяч.

«По Киеву количество преступлений во всех районах практически одинаковое. За исключением Подола и Печерска, там своя специфика»

О.Б.: В интервью коллегам из «Цензора» вы сказали, что сейчас в Киеве работают приблизительно 150 патрулей. А сколько необходимо в идеале?

Я говорил о количестве нарядов вообще, которые выезжают на улицы, у которых есть планшеты, которые получают информацию и могут реагировать на преступления. Плюс каждый вечер заступает на дежурство полк спецназначения №1 – это от 10 до 15 патрулей – с обеда до вечера. Есть полк №2, в правительственном квартале. Там три патруля. Кроме того, появилась возможность дополнительно выставить на улицу три наряда, которые “занимаются” грабежами, уличной преступностью (имеется в виду, выезжают на вызовы о совершении преступления, – LB.ua.). То есть 200 нарядов. Когда будет 200 только патрульных, то всего нарядов будет около 300, наверное.

О.Б.: Но дефицит кадров, как я понимаю, есть?

Дефицит кадров, я думаю, есть в любой организации. Недокомплект в полиции Киева на сегодня – 14,5%.

О.Б.: А в абсолютных числах?

В абсолютных числах это 1350 человек из 9 тысяч… Но давайте так. До реформы недокомплект милиции всегда был в районе 10%. Это рабочий недокомплект.

Если взять, допустим, такие должности, как оперативник-следователь, там недокомплект 5% и менее. Буквально недавно пришло пополнение – выпускники Национальной академии внутренних дел, других вузов полицейских. Всего – 240 курсантов, и, фактически, среди следователей или оперуполномоченных дефицит кадров составляет 5%. Это не есть много.

А вот недокомплект участковых больше – 12-14%. Это достаточно значительная цифра. Самая большая проблема у нас с сержантскими должностями: полками патрульной службы и конвойными подразделениями.

О.Б.: Правда, что в полиции есть спецподразделение, которое занимается исключительно семейными скандалами?

Это не подразделение. Мы выделили 10 «семейных» групп для каждого из районов города, чтобы не отправлять на такие вызовы следственно-оперативную группу, которая занимается кражами, разбоями, более серьезными преступлениями.

У каждой из групп есть планшеты, как и у патрульных. И если в зоне работы этой группы будет совершаться преступление – семейное/не семейное – они отреагируют.

Да, примерно… По Киеву количество преступлений во всех районах практически одинаковое. За исключением Подола и Печерска, там своя специфика. И там, кстати, «семейные» патрули мы задействуем не в суточном режиме, а лишь в вечернем.

Каждую неделю, месяц проводится анализ ситуации, и мы можем это регулировать.

С.К.: Полиция и МВД регулярно рапортуют об увеличении раскрываемости преступлений…

О.Б.: И уменьшении уровня преступности. Согласно вашей статистике, уровень преступности в Киеве за год снизился на 15%. На уровень преступности всегда влияет социально-экономическая ситуация. Которая, как известно, у нас не особо улучшается. За счет чего все-таки удалось уменьшить количество совершаемых преступлений?

Вы же видите: грабежи уменьшились, кражи уменьшились, угоны уменьшились. Разбоев на 80 случаев меньше на сегодняшний день. Я вижу цифры каждый день.

Давайте с начала. Преступность росла не с 2015-го года, когда начала внедряться реформа полиции, а с 2012-го. Некоторые виды преступлений – с 2011-го. Угоны количественно росли с 2012-го до начала 2016-го года. Причем рывками. Реформа как раз и стала результатом этого роста преступности и необходимости переформатировать полицию.

Что касается общественного мнения, то никто же не говорит, сколько преступлений раскрывается. В фейсбук выкладывают информацию об угоне автомобиля, но никто не сообщает о том, что их транспортное средство нашли в целости и сохранности. Консолидируется исключительно негатив. Что я могу сказать? Да, есть у людей ощущение, что они не в безопасности. Это было предметом нашей встречи с мэром (Виталием Кличко, –LB.ua).

С.К.: Сейчас много говорят о том, преступность в Киеве активизировалась за счет кавказских банд, представителей других государств…

Преступность в Киеве активизировалась, в том числе, с началом войны на востоке. И не только иностранная. Она всегда была, и больше ее не стало. Естественно, многие преступники переехали с востока, где идут боевые действия, где достаточно закрытая зона, потому что Донецкая и Луганская области начинаются с блокпостов, там задействовано много полицейских сил, соответственно совершать преступления труднее. А здесь нет блокпостов, менее жесткий повседневный контроль, больше людей с деньгами.

Кавказская, азиатская группировки есть, да. Нацполиция и МВД инициировали много раз законопроекты по наказанию за пересечение границы (лиц, причастных к организованной преступности, –LB.ua) и нарушение запрета на въезд.

У нас фактически свободный доступ в державу кому угодно.

С.К.: Почему они едут в Украину?

Потому что либеральное законодательство в плане пересечения границы, либеральное законодательство в отношении задержанных на месте совершения преступления, даже за тяжкие, ненасильственные, устанавливается маленький залог.

С.К.: В целом, вы можете сказать, что справились с контролем ситуации над уровнем преступности?

В значительной мере, да. Глава Нацполиции принял решение отходить от детальной статистики по преступлениям, останутся только тяжкие и особо тяжкие – убийства, изнасилования, тяжкие телесные, тяжкие телесные со смертью. Все остальное будем смотреть в динамике и по раскрытию – совершаются ли меньше, раскрываются ли больше и т.д. Поэтому в какой-то мере мы справились. Угоны с 2016-го года начали уменьшаться. Много групп угонщиков посадили.

Но опять же, наша боль, и я недавно этот вопрос поднимал, – это необходимость серьезных изменений в законодательстве. Вы не забывайте, до 2012-го года (когда был принят новый Уголовно-процессуальный кодекс, – LB.ua), если злоумышленника задерживали по ст. 185 («кража» – LB.ua), даже если это его первая кража, его арестовывали на два месяца. Сейчас мы его можем «закрыть» на трое суток до суда. А потом у него – «личное обязательство», и давайте спрогнозируем, чем он будет дальше заниматься.

…Работа полиции всегда была, как бег по кругу – ловим, сажаем, ловим тех же воров. Но раньше мы хотя бы на 3-5 лет убирали их с улиц. А сейчас этот круг для бега на месте сузился – раз в месяц мы ловим тех же воров.

С.К.: Чем это обусловлено? Какие изменения необходимы на законодательном уровне?

Об одних изменениях, которые МВД инициировало в 2016 году, я уже говорил – об усилении в Уголовно-процессуальном кодексе ответственности за незаконное пересечение границы. Много законопроектов лежат в Верховной Раде.

С.К.: Например?

Возьмем хотя бы законопроект по уголовным проступкам, который разгрузит следователей. Он лежит в ВР уже два или три года. Я лично инициировал и поднял вопрос, которым заинтересовались депутаты, – по усилению ответственности за угоны.

С.К.: Потому что многие депутаты и сами столкнулись с этой проблемой.

Вы знаете, в чем проблема с угонами (имеется в виду с наказанием за угон, – LB.ua)? В статье 289 в части 3 есть маленькое примечание, принятое в 2010-м году, в комментариях, согласно которому человеку (угонщику,– LB.ua) вменяется причиненный реальный ущерб. Человек угнал автомобиль стоимостью 150 тысяч евро, а реальный ущерб согласно Гражданскому кодексу – это деньги, потраченные человеком на восстановление самого имущества либо прав на имущество. То есть фактически реальный ущерб, если мы задерживаем угонщика с поличным через 5 км, то это потраченный ним бензин. И когда мы задерживаем угонщика, то сразу (ввиду озвученного примечания, – LB.ua) дело переквалифицируется с ч.3 на ч. 1, а это нетяжкое преступление с наказанием до трех лет. И через некоторое время он опять совершает угон.

С.К.: У вас какая машина?

Личная «Хюндай Санта фе».

С.К.: Вы ее паркуете под домом?

В паркинге.

С.К.: Под домом боитесь небось?

Не стоит возлагать все на полицию. Если оставлять, грубо говоря, настежь открытые двери, рано или поздно кражу совершают. И машину если везде оставлять открытой. Человек тоже должен предпринимать какие-то меры для сохранности своего авто. Поставить сигнализацию, как минимум. Или авто ставить на «стоянку».

С.К. Из-за войны доступ к оружию упростился. Что с этим делать?

Ну, смотрите: за пять месяцев по Киеву совершено 29 тысяч преступлений, внесенных в ЕРДР. Среди них преступлений с оружием – 34. Это с «резинками» (травматическое оружие, стреляющие резиновыми пулями, – LB.ua), с обрезами, охотничьими карабинами, ружьями, взрывчатыми веществами, гранатами. Это к разговорам о том, что Украина чуть ли не в Сомали превратилась.

С.К.: Преувеличение?

Такое ощущение связано с тем, что эти преступления привлекают больше внимания и вызывают возмущение. Чистый обывательский страх, вполне закономерный.

С.К.: По оценкам ваших коллег, в стране 3,5 млн единиц незаконного оружия.

Я не знаю, откуда взялась эта оценка… Как минимум, основное количество незарегистрированного оружия, которое мы изымаем, – из зоны АТО. Поэтому нужно знать, сколько единиц оружия всех видов отвезли в зону АТО, сколько там находится сейчас, сколько потеряно, чтобы делать такие выводы. Я такие прогнозы не могу озвучивать. Но думаю, эта цифра слегка завышена.

С.К.: Вы не можете отрицать, что на руках у населения есть какое-то количество неучтенного оружия. Даже если завтра закончится война, это оружие никуда не денется. Как с этим быть? Как минимизировать риски его применения?

О.Б.: Месячники по добровольной сдаче оружия…

Вы без иронии говорите?

О.Б.: Абсолютно.

Нужна нормальная разъяснительная работа, здоровая пропаганда. Месячник – из этой же категории. Человек, возможно, в порыве, не задумываясь, привез с собой после службы (в зоне АТО, – LB.ua) гранату домой. А полиция разъясняет ему, мол, дружище, гранаты – это не просто сувенир, за хранение оружия, рано или поздно, можно сесть.

… Профилактика, вообще-то, начинается с зоны АТО. Блокпосты как не дают туда ехать преступникам, так ни не дают оттуда вывозить оружие. И, если анализировать, поток ввезенного оружия значительно сократился, по сравнению с 2014-2015 годами.

«Я бы хранение наркотиков вывел бы в административную плоскость»

О.Б.: Согласно вашей статистике, количество преступлений, связанных со сбытом наркотиков, уменьшился на 20%. Вы по городу ходите? На каждом третьем-пятом доме, столбе – реклама Telegram-каналов, предлагающих наркотики. Город переполнен рекламой наркотических средств. 

Подозрений предъявлено гораздо больше. Мы отходим от регистрации фактов сбыта, не нагоняя статистические показатели. Предъявленные подозрения, арестованное имущество, изъятие наркотиков может быть по одному уголовному производству, а может – по 10 в отношении одного и того же наркомана.

Может, я выскажу крамольную мысль и меня осудят многие коллеги, но я бы хранение наркотиков вывел бы в административную плоскость. Декриминализовал. И четко прописал хранение с целью сбыта, объем и количество…

С.К.: А как вы это разделите?

Если в кармане у человека сигарета – понятно, что это для себя. А если у него в кармане 10 пакетиков, расфасованных по сигаретам, то это уже хранение с целью сбыта. И отсутствие разделения сильно засоряет работу. Тут мы опять возвращаемся к проблемам УПК. Задерживая человека с 2 граммами (конопли, – LB.ua) или с сигаретой, полицейский это изымает. Мы открываем криминальное производство. Идем в суд, чтобы получить разрешение на экспертизу. Сдаем экспертам, те исследуют и говорят: «Извините, тут три-четыре грамма, а не пять». На уголовное дело не хватает, дело мы закрываем. И таких дел очень много, потому что патрули постоянно работают с такими людьми…

О.Б.: Может, стоит легализовать легкие наркотики?

Легализовать нет, а декриминализировать да.

С.К.: А почему нет?

Я – не сторонник легализации, не считаю, что это улучшит ситуацию или наполнит бюджет.

О.Б.: И все-таки, что делать с тем, что доступ к наркотикам сильно упростился?

Слушайте, мир глобализируется. У нас упростился доступ ко всему буквально.

О.Б.: Что-то я не видел в европейских странах настолько явной рекламы наркотиков на улице. Полиция хоть бы провела разъяснительную работу с ЖЭКами, чтобы они это закрашивали.

Мы проводим. Но, поймите: полиция закрашивайте, полиция ловите, полиция воспитывайте детей, полиция снимайте билборды. Может, и город должен что-то делать, семьи, объединения граждан? Это должна быть совместная работа, как я считаю.

…Тут стоит затронуть еще скорость расследования тех же «сбытов». У нас куча процедур затянуты во времени – я не могу просто прийти и взять сбытчика, человека, у которого расфасованный наркотик в кармане. Приведу пример. Ловим мы человека, который едет на «евробляхе» (автомобиль на еврономерах, – LB.ua). У нас созданы специальные группы патрулей, которые останавливают такие автомобили, проверяют документы. И вот при проверке документов у него находят наркотики. Открывают багажник – а там граната.

О.Б.: Джек-пот просто.

Мы возбуждаем уголовное производство, вносим его в ЕРДР, едем с неотложными обысками к нему домой. У него стоит четыре бочки прекурсора (химическое вещество, предшественник наркотических средств и психотропных веществ, – LB.ua), килограмм амфетамина. Мы хлопаем в ладоши, задерживаем парня по 208-й статье. Идем на следующий день в суд, а суд нас отправляет подальше. Первое – изъятие незаконное, второе – нет экспертизы. Чтобы получить разрешение на ее проведение, нужно идти в суд. А там очередь. У нас есть экспертиза, которая назначена в конце апреля и до сих пор не проведена. А человек ушел. Более того, он приходит и требует вернуть все, что мы у него изъяли.

О.Б.: Серьезно?

Да.

О.Б.: Вернете?

Нет, конечно.

С.К.: «Евробляхи» – еще одна животрепещущая тема. Водители таких авто становятся причинами огромного количества ДТП.

О.Б.: Давайте честно: «Евробляхи» значительно облегчили жизнь преступникам. Что с этим делать?

Нужно принимать жесткое законодательство. Даже просто убирать их с улиц. Я вообще не понимаю: в суверенном государстве существует целый пласт автомобилей с непонятными номерами! Да, есть дипломаты – у них официальная регистрация, есть транзитные машины, которые приехали и уехали. Но практику ввоза таких автомобилей нужно запретить. Легализовать все, что есть, за какие-то деньги и запретить…

С.К.: Пока легализации на законодательном уровне нет, как вы работаете с «евробляхами»? Количество ДТП огромное, много конфликтов, даже в тех же службах такси…

Давайте так: совершают преступления и провоцируют конфликты не «евробляхи», а люди. И я уже неоднократно говорил, что особой разницы в преступлениях, совершенных на «евробляхах» и обычных машинах, нет.

С.К.: А с точки зрения раскрытия преступлений?

Да, раскрытие преступления на «евробляхах» занимает больше времени. Но, в принципе, можно увидеть, как машина проехала через базы, таможню, страховку, камеры.

С.К.: В Киеве камер достаточно?

Их больше, чем полтора года назад.

С.К.: А в лесной зоне? На левом берегу?

В Киеве сейчас до 10 тысяч камер. В Лондоне их 200 тысяч. В Сеуле – миллион. Но камеры – это техника, которой всегда будет недостаточно. Думаю, что и Сеул хочет два миллиона камер.

О.Б.: А вы сколько хотите?

Миллион хотим. Два.

О.Б.: Если реалистичней?

Если реалистично, то давайте вспомним, что первые камеры появились после 25 лет независимости. В 2016 году мэр (Виталий Кличко, – LB.ua) поддержал нашу работу с горсоветом, мы запустили пилотный проект. Физически камеры появились в начале 2017 года – первые три тысячи. Из них 200 или 300 хороших. И систему распознавания номеров мы запустили.

За полтора года в городе появилось до 10 тысяч камер.

О.Б.: Ваш прогноз – когда начнет работать автоматическая фиксация правонарушений?

Когда начнет работать закон, тогда и будет. (Закон про видеофиксацию правонарушений на дорогах принят ВР и подписан президентом в 2015 году, тогда же были внесены изменения в Кодекс об административных нарушениях, которые и узаконивают автофиксацию нарушений. Но вопрос затормозился на уровне Кабмина, который должен был разработать подзаконные акты по алгоритму работы системы автофиксации, – LB.ua)

О.Б.: По вашим ощущениям, перспективы есть?

У нас уже была попытка ввести видеофиксацию, нас разу засудили. (Видеофиксацию на дорогах пытались ввести в 2010 году, но Конституционный суд признал такую практику незаконной, –LB.ua).

Скажу другое: мы настроили на автоматическую фиксацию одну из камер в одном месте для двух видов правонарушений – проезд на красный свет и разворот через двойную сплошную. И за месяц зарегистрировали более 70 тысяч нарушений. На одной камере! Давайте теперь умножим эту цифру на размер штрафов – 250 и 510 гривен… и получим цифру, которую недополучил бюджет.

Что касается «евроблях», их сложнее ловить, но ловим. Год назад мы запустили программу автоматической фиксации номеров, поиска номеров. С места преступления скрываются после ДТП машины и на наших номерах. Поэтому, я бы не сказал, что «евробляхи» в этом плане служат прикрытием. Тут другая глобальная проблема – недопоступлений в бюджет от таможенных платежей.

Зачем опять все валить на полицию? Я на «Убере» не езжу и запретил своей семье после того как дважды приехали такие авто. Давайте бить их гривной. А как еще?

«Рулеток, «одноруких бандитов» мы в этом месяце не знаю сколько изъяли»

С.К. Предлагаю поговорить об игорных салонах и лотереях. В Украине уже лет 10 как запрещены азартные игры. Но все мы видим, как эта сфера процветает. 

Об игорных салонах или лотереях?

О.Б.: Вы же сами говорили в одном из интервью, что игорные салоны маскируются под лотереи.

Не маскируются, а обложились лицензиями и заключениями экспертизы, что представляют собой лотерею. Лотереи не запрещены. А рулеток, «одноруких бандитов» (игровые автоматы, – LB.ua) мы в этом месяце не знаю сколько изъяли. Как только что-то где-то открывается, мы быстро находим и ликвидируем.

С.К.: Ну вы же знаете, кто из политиков эту сферу «крышует»…

Знаете, в одном американском фильме прокурор убитому горем отцу говорит: «Извини, друг, дело не в том, что я знаю, а в том, что я могу доказать». Давайте говорить о вещах, о которых я могу говорить и рассказать. А кто, где, кого «крышует» вы больше меня знаете.

О.Б.: А такая деятельность вообще возможна без прикрытия правоохранительных органов?

Еще раз: какая? Если мы говорим о лотомаркетах, нам предъявляют результаты экспертизы, которые говорят, что в здании находится лотерея и она соответствует закону. С надлежащим решением судов.

«Варты» не должно быть на стройках, к примеру, при демонтажах МАФов, для этого есть полиция»

С.К.: Большую часть жизни вы работали в системе МВД. Как профессиональный полицейский с большим опытом, скажите, чем отличается то, чему вас уличили там, от того, с чем вы столкнулись после реформы?

Вы правильно сказали, что бОльшую часть жизни я провел в правоохранительных органах, я видел недостатки системы, понимал, что где не так. При том, что у меня не было никаких черных пятен в биографии, никто не может упрекнуть меня прошлым, я как-то находил себя в этой системе, чтобы выполнять свою работу. Мне нравится ломать плохое, придумывать и устанавливать новые правила.

С.К. Для Киева вы – человек вне системы. Интересно ваше видение.

А чем столица отличается от других регионов? Только объемом. До Киева я работал в Харькове – и разница лишь в объеме задач и преступности. И в небольшом районе, и в громадном Киева схема работы, структура одна и та же. Как в армии. Человек приходит из училища, командует взводом в 30 человек. Через какое-то время он становится командиром роты, батальона. В итоге доходит до командира дивизии.

Я начинал в 20 лет сержантом в патрульно-постовой службе. Работал в патруле, учился, затем перешел в оперативники. Командовал подразделением из 10 человек, потом подразделением из 30 человек. Потом, грубо говоря, – 150-200. Горловка (в 2014 году, – LB.ua) – это уже 800 человек. В Харькове – 3,5 тыс. И вот Киев. Почему я должен быть не готов?

О.Б.: Вопрос был не в готовности, а в ваших ощущениях.

Ну, а в чем новизна? Все то же самое – те же преступления, Кодекс уголовный, уголовно-процессуальный, уставы службы, административные законы… Просто задач больше.

О.Б.: Какое-то время вы работали в системе УБОП. Ликвидация УБОП в 2015 – это правильное решение?

Воссоздаем же сейчас подразделение с аналогичными функциями, но с другим названием.

О.Б.: То есть решение было неправильным?

Действовать можно было не так радикально. Но переформатирование требовалось однозначно.

О.Б.: Можно ли сказать, что ликвидация УБОПа привела к потере чего-то важного, что уже не восстановить?

В процессе ликвидации, каких-то пертурбаций теряется самое ценное – кадры.

Не только агентура. В первую очередь, профессиональные кадры, которые были собраны в одном месте. Многие разошлись по разным службам. Поэтому сейчас задача отбросить негатив и собрать новых людей.

Я проработал в УБОПе значительную часть своей карьеры. И считаю, что все делал правильно. Не знаю, штат можно было бы урезать, а костяк пусть бы работал.

О.Б.: Считалось, что у каждого офицера УБОПа есть своя база осведомителей в криминальном мире. Что случилось с этими линиями? Контакт потерян или они переданы другим подразделениям?

Вы правильно говорите, что у каждого офицера, не только УБОПа, но и розыска и БЭПа, есть свои связи и контакты. У меня есть люди, с которыми я общаюсь 10-15 лет, и они никуда не ушли, дают информацию.

С.К.: Как вы относитесь к появлению муниципальной полиции?

Поддерживаю – именно «Муниципальную варту». Еще мы сотрудничаем с ГО «Майдан». Нормальные ребята. А хлопцы-«атошники» из «Муниципальной варты» у нас на базе прошли тренинги и обучение. И они нам помогают.

О.Б.: Вы за то, чтобы у мэров появились свои правоохранительные структуры?

Стоп. Это не правоохранительная структура. Это общественная организация по охране общественного порядка. Они работают с полицией, патрулируют улицы. Это одна из форм коммуникации. 9 мая они вместе с нами улаживали конфликты, помогали, когда в Киеве была Хода за единую поместную церковь. Есть четкие требования, которые я озвучил и руководителю. Мое видение: «варты» не должно быть на стройках, к примеру, при демонтажах МАФов, для этого есть полиция. Их задача – патрулировать, информировать, помогать.

Плюс ни одна из организаций не может использовать слово «полиция» и символику полиции, в соответствии с законом «О полиции».

«Если бы на «убийство» Бабченко не выехал начальник полиции, кто бы поверил, что это правда? Люди же тоже не дураки»

С.К.: Хочу спросить о громкой истории с инсценировкой убийства Аркадия Бабченко. Нацполиция, естественно, тоже принимала участие в спецоперации?

В моем лице, хотя мне говорили, что это чревато репутационными потерями.

С.К.: Вы понимали, что вообще происходит?

Давайте вы сами ответите на свой вопрос. На место происшествия выехали полицейские, следственно-оперативная группа. Полицейские ездили в больницу, в морг. Могли мы не понимать?

С.К.: Вы с самого начала знали, что это спецоперация?

Полиция была подключена на последнем этапе.

С.К.: То есть на последнем этапе вас поставили перед фактом, что это инсценировка, и есть ряд действий, которые необходимо выполнить?

Ну, не совсем перед фактом. Это было совместное решение.

О.Б.: А зачем вы публично комментировали смерть Бабченко?

Все должны были поверить. К сожалению. Не столько журналисты, сколько высокопоставленные чиновники из России, которые смотрят телевизор. Почему пресс-конференция с утра, когда ее анонсировали, перенеслась на вечер? Потому что не все верили, игра еще велась.

Люди ж тоже не дураки. И если на такое происшествие не выехал начальник полиции Киева, а простой оперуполномоченный лейтенант, кто бы поверил, что это правда?

О Донбассе: «все побежали за карамелькой»

О.Б.: Вы сказали, что у вас, как и у каждого хорошего офицера в полиции, остались свои конфиденты. В Горловке, где вы работали много лет, тоже?

Ну, я всю жизнь там проработал. Слежу полностью, знаю всю ситуацию.

О.Б.: И что там происходит?

В каком плане? Социально-бытовом? В военном?

О.Б.: В мировоззренческом. И социально-бытовом.

Основная масса понимает, что сделала глупость. И ничего от ситуации не получила. В любой стране есть какой-то процент пассионарных людей, которые имеют свое мнение. А остальные пойдут туда, куда их поведут. Либо заставят идти.

О.Б.: Сколько в Горловке людей?

Я не могу точно сказать. Было тысяч 250. Многие выехали. Из Горловки, правда, чуть меньше.

О.Б. Многие могут работать и в Украине.

Да, потому что КПВВ Майорск – это фактически часть Горловки. Там огромная миграция ежедневно. Люди могут выехать на подконтрольную Украине территорию на 2-3 дня. Я знаю таких. У кого-то семейные обстоятельства, к примеру – болеет ребенок, а покинуть дом в Горловке семья не может. И вот глава семейства несколько дней работает на нашей территории, потом едет домой. Кто-то просто так мигрирует.

Дальние районы, конечно, сильнее опустели. Шахтерск, Дебальцево, тот же Иловайск. Многие уехали в Россию. Я думаю, процентов на 50, если не больше, сократилось население.

С.К.: Как человек, который значительную часть жизни прожил на востоке, скажите, возможна ли реинтеграция Донбасса? Арсен Аваков предложил, например, свою стратегию реинтеграции. Но готовы ли люди к примирению, установлению коммуникации? И что для этого необходимо? 

Возвращаюсь к предыдущему вопросу. Там (на Донбассе, – LB.ua) особо никто не ссорился. Все побежали за…

С.К. Длинным рублем?

Не за длинным рублем, а за карамелькой. А потом поняли, что им ничего не дали. Людям нужно дать конкретные, реальные условия и они побегут в другую сторону. С теми, кто искренне ненавидит Украину, воюет, естественно, примирения не будет. Они уже слишком много преступлений совершили. Они либо будут осуждены, либо убегут в Россию, либо их зачистят. Вот и все. Поэтому реинтеграция – это вполне реально.

Я хорошо знаю эту программу («Механізм малих кроків» Арсена Авакова, – LB.ua). Некоторые вещи я туда привносил. Знаю, кто над ней работал, чье мнение, из тех, кто там находится, спрашивали. Например, главы военно-гражданской администрации Зайцево Владимира Веселкина. Мы с ним много общаемся, знаем, как там все есть на самом деле.

Мне кажется, Арсен Борисович не зря Горловку привел одним из примеров этой программы. Заходить (в населенные пункты, которые в настоящий момент находятся на неподконтрольной Украине территории, – LB.ua) нужно уже с людьми, которые возьмут на себя административную ответственность на местах, которые будут условно исполнять обязанности глав районов, подразделений по обеспечению порядка. Естественно, полиция, это вообще не обсуждается. Но должны заходить и другие подразделения, которые будут местных интегрировать.

О.Б.: Не из Донбасса?

Ну почему? Во-первых, из Горловки вышло очень много полицейских, которые сейчас работают на нашей территории. К ним должно быть вдвое больше доверия. Но однозначно будет полицейская операция, будут задействованы силы со всей Украины. Кстати, у нас уже отряд есть, еще с 2016-го года, 100 человек. И вместе с ними мы обучаемся военному делу.

О.Б.: Вы хотите вернуться на Донбасс?

Это моя обязанность. Я для этого и работаю, вообще-то.

С.К. Тоскуете по Донбассу?

Это моя родина, конечно.

О.Б.: И если будет возможность, вы вернетесь?

Отбивать, конечно, вернусь.

Я много об этом размышлял. Многие обвиняли полицию, но, могу сказать, что не сработала вся государственная система. Полиция, СБУ, армия изначально не понимали, что происходит. На Донбассе было столько фактов бездействия, в том числе и со стороны армии, когда атаковали воинские части.

Россия активно работала с местным населением, было заслано много людей, готовых действовать радикально. И к этому никто не был готов – ни армия, ни полиция, ни СБУ, ни местная власть.

Не сработали органы местной власти. На одной конференции некогда глава исполкома одного из районов Донецка обвинил полицию, в том, что она не работала. А я спросил его: «А ты заявил свою позицию? Собрал своих депутатов? Вы вышли и сказали, что вы за Украину?». Никто не вышел. Я обращался в Горловке к депутатам, но они почти сразу уехали. Два или три человека из 50-60 заявили свою позицию. Остальные просто ждали, чем все закончится.

Соня Кошкина

Олег Базар

Источник