Какой смертью должен умирать убийца?
24.01.2018
Какой смертью должен умирать убийца? Казалось, должна она у него быть тяжелая. Должно же быть какое-то Божье наказание за то, что он совершил. И был у нас в колонии старик, который долго болел, уходил тяжело. Но вот пара других… Вот, он поднимается, улыбается, в руках чашка с чаем. Бах, упал и нет его. Но он же столько зла причинил и, скажем так, гадом жил до последнего дня. Почему Бог его не наказал? Просто вопрос, без претензий, – делится с нами Сергей, 60-летний пожизненный заключенный из 70-й колонии в Бердичеве.
За решеткой он провел 23 года, в свое время был приговорен к расстрелу, не так давно написал прошение о помиловании. Для таких людей прошлый год был особенным. Один из пожизненников в 2017-м был помилован президентом Украины. Еще одного, Александра Каверзина, Апелляционный суд Винницкой области постановил освободить, ссылаясь на проблемы со здоровьем заключенного (но кассационный суд может отменить это решение).
При этом, в Верховной Раде зарегистрирован законопроект, который может позволить пожизненным заключенным получить УДО (условно досрочное освобождение), но только спустя 25 лет заключения и с рядом условий и ограничений.
Realist решил узнать, как живут приговоренные к высшей мере, и готовы ли мы принять и простить их на свободе.
«Это хуже расстрела»
«Резонансные преступления забываются. Вот, скажите, кто сейчас помнит Оксану Макар? Только те, кто так или иначе причастны к тому преступлению. А я встречался с этими людьми (парнями, получившими пожизненное за ее убийство. – R0), сидят в колонии Новгород-Северского. Адекватные при общении, в полном рассвете сил, им около 30 лет. И один из них старается показать, что все у него неплохо, занимается в спортзале, увлекся изучением какой-то философии. Но за этой ширмой – очень страдающая личность. Жизнь его тяжела, он сожалеет… Лишить себя общения с близкими, остаться наедине с самим собой – большое испытание», — рассказывает протоиерей Виктор (Яценко), председателя Синодального отдела УПЦ по делам пастырской опеки пенитенциарной системы.
Сами заключенные признаются:
«Это хуже смертной казни. Был момент, когда расстрел еще не отменили, но ввели мораторий. И я просил, чтобы расстреляли. Тут стены давят. Тут одни и те же лица. Каша одна и та же каждый день. Форма эта, милицейская. Люди десятки лет небо в окошке не видят. Да, есть прогулки, но что ты там увидишь? Полосочку между крышами? Это небо?» – признается заключенный Сергей.
Отец Виктор продолжает:
— Там деградация разъедает человека. Люди создают вокруг себя «виртуальный кокон». Они уходят в свой мир — мир теней. Разговор с ними — как диалог с «Человеком дождя». Он не понимает, что ты спрашиваешь, или отвечает односложно, как большой ребенок. Поверьте, это жалкое зрелище.
«Проснулся после пьянки – на кухне два трупа»
«Вот было же при заводах ОТК (отдел технического контроля). Почему его не сделать при колонии? Пусть проверят приговоры! Ну, не должны мне были дать такой срок!» – с жаром рассказывал нам Денис, еще один заключенный в Бердичеве.
По словам адвокатов, в Украине остаются стабильно низкими и качество работы правоохранителей, и процент оправдательных приговоров. Да и во время исповеди заключенные часто признаются, что сидят не за те грехи, которые совершали.
— Я не склонен принимать за чистую монету все, что мне рассказывают осужденные. Но я ни адвокат, ни прокурор, я никак не повлияю на их судьбу. Зачем им мне врать о том, что они не совершали убийство? – рассказывает отец Виктор (Яценко).
Священник начинает вспоминать историю, за историей:
— Один заключенный мне признавался: «Проснулся – на кухне два трупа. Я не помню, что было ночью. Все собутыльник сбежали, а меня в милицию. Там начали давить. Денег на хорошего адвоката не было». Другой вспоминал, как пришел из армии, поехал с дядей на рыбалку. Ночью к ним пришли местные. И с одной стороны крик: «Бей чужаков!» С другой: «Племянник! Помоги». Схватил палку, вступился, одного убил, второго покалечил, получил пожизненное. Или, например, такой случай: парень убил соседку, которая постоянно его крыла матом за всякие мелочи. Вменяемый абсолютно, не пьяница, из «креативного класса», но признается: «Планка упала». И кто эти люди? Суд навесил на них ярлык, а мы какое дадим им определение? И достойны ли они поддержки? Надежды?
«Зачем я это сделал?»
«Боль из-за совершенного никуда не девается. Проснешься среди ночи, начинаешь думать: «Зачем я это сделал? Можно же было по-другому?» И до утра крутишь эти вопросы. И, вроде боль не физическая, но сердечко от нее покалывает», — признавался нам заключенный Сергей.
О том, что именно сделал, за что получил приговор, он говорить наотрез отказался:
— У нас не принято обсуждать и рассказывать составы преступления. Я эту историю «закопал», не хочу ворошить, иначе неделю буду ходить невменяемый, под впечатлением… Хотя, есть и такие гады, которые не раскаиваются. На тюрьме я встречал одного такого, — рассказывает наш собеседник. — Говорю: «Валера, я только в камере в Бога поверил». Он начинает насмехаться, потом рассказывает о себе. Он, короче, убил, ушел в бега. Где-то в селе каком-то поросился переночевать к деду и бабке. Они его оставил накормили, говорят: «Живи у нас как сын». А тот неделю отсиделся и убил обоих. И после убийства вскрыл сонную артерию, нацедил кружку крови и выпил. Я говорю: «Валера!!! Зачем???» — «Чтобы попробовать» — «А если бы все можно было бы назад вернуть?» — «Я бы две кружки выпил». Ну, какой гад!
Замминистра юстиции Денис Чернышов рассказал нам следующее:
— В каждом обществе свои правила, своя этика. Если мы говорим об Украине, то не просто не этично — неправильно выпускать из тюрем жестоких убийц. Но приведу пример, который для меня стал ключом к пониманию того, насколько «неодноцветна» ситуация. В одной из скандинавских стран нам привели в пример историю о человеке, который убил доктора. Звучит ужасно! Но, оказывается, медик годами намерено ставил пациенту неверный диагноз. Человек тратил колоссальные деньги, жил в депрессии, не заводил семью, чувствуя ответственность перед партнером, — рассказывает Денис Викторович. — И сейчас у этого заключенного есть недельный отпуск. Он может снять номер в гостинице ходить по улицам, общаться с людьми. Психологи говорят, что он не опасен, что у него не было жажды убийства, им двигала злоба против одного конкретного человека.
По мнению чиновника, в мире наших заключенных есть два «экстремума»:
— С одной стороны, есть Сергей Ткач (36 убийств и покушений на убийства в отношении женщин и несовершеннолетних девочек. – R0). И его никто никогда не выпустит. С другой – Игорь Трубицын. Не думаю, что он на показ многие годы выпускает христианскую газету, помогает воинам АТО. И я понимаю, чем он будет заниматься, если выйдет на свободу. Он с женой планирует открыть реабилитационный центр для бывших заключенных.
Александр Гатиятуллин, глава ГО «Україна без тортур», замечает:
— У нас сейчас примерно 1500 пожизненных заключенных. Они висят на шее налогоплательщиков, мы их кормим, поим. Их количество растет. И при этом наша система говорит о реабилитации и реинтеграции, а не о наказании. И какой стимул у того, кто никогда не выйдет? Люди должны видеть «свет в конце туннеля».
Он говорит о том, что никто не собирается верить заключенным на слово в том, что они раскаялись, исправились.
— Мы не экстрасенсы, чтобы изучать, насколько искренне такое говорят. Есть методика оценки риска совершения повторных преступлений. В ее основе — европейские методики, адаптированные к нашим условиям. Если человек выходит на свободу, то для него разрабатывается система апробации, интеграции в общество.
«Это преждевременно»
— Сейчас у таких преступников есть только одна возможность выйти на свободу – помилование президента. И пока так и должно оставаться. Делать поблажки, когда преступность растет, нецелесообразно, – считает Сергей Старенький, экс-глава Государственной пенитенциарной службы Украины. – Да, у людей должен быть стимул соблюдать дисциплину. Но для этого не обязательно УДО, можно переводить за хорошее поведение в общую массу заключенных. И почему все забывают о жертвах преступлений, об их родственниках? Многие считают, что и пожизненное – слишком мягкое наказание.
Заметим, что прошлым летом на сайте электронных петиций было зарегистрировано обращение к президенту, в котором просили ужесточить условия содержания Сергея Ткача: «Обязать его работать, отменить право на свидание, лишить удобств пребывания в камере. Потому что это — нелюдь, он отобрал десятки жизней и права человека для него должны быть ограниченными!». Впрочем, подписало его 117 человек, вместо 25 тыс. необходимых.
«Показатель зрелости общества»
— Тюрьма — это показатель зрелости общества, а оно у нас расслоенное, незрелое. У нас масса других проблем, кроме заключенных. Но они не инопланетяне, это наше окружение. Они не родились преступниками, шел длительный процесс их превращения в воров и убийц, и мы к нему причастны, это наша ответственность. И, когда людям станет интересно, почему люди попадают в тюрьма – там станет меньше народа, — говорит Яна Баранова, психолог, глава ГО «Золотой Век».
Денис Чернышов продолжает:
— У бывшего заключенного как будто клеймо на лбу: «зечара». На работу невозможно устроится, поддержки нет. И, как же мы хотим его удержать от рецидива? Мы относимся к нему как к чумному. Мы сделали его изгоем. Конечно, он будет стремиться туда, где может ассимилироваться.
— Мы все вкладываем много любви в своих близких. И предпочитаем не думать, что все это может в момент остановиться из-за преступления. Мы не можем создать свое мини-государство, где их не будет. Так может просто предотвращать преступления? – заключает Яна Баранова.
