Судейство: ожидания и реальность

Что у нас сейчас? Кажется, любой из коллег-адвокатов расскажет кучу историй о беспределе, агрессии и безграмотности во время судебных заседаний

На последнем курсе университета у нас была судья, которая преподавала по совместительству. Сдав ей зачет, я задал свой вопрос. Спросил, почему по закону органы власти вызываются в суд электронной почтой, но судьи по старинке шлют им бумажные повестки? Судья ответила, что в законе много чего написано.

Позже эту судью повысили и перевели из апелляционного суда в кассационный. А недавно она прошла в новый Верховный Суд. Такие новости обезоруживают.

Работа в Верховном суде — монашество. Ты вступаешь в орден, отрекаешься от кучи мирских удовольствий. Понимаешь, что работать будешь как проклятый: уже завтра на стол свалится две тысячи дел и халтурить нельзя. Нельзя будет бояться, как бы тебя не вышвырнули и прикидывать варианты на случай смены власти. Нужно одинаково непримиримо пресекать и звонки из властных кабинетов, и возмущения активистов в зале суда.

Что у нас сейчас? Кажется, любой из коллег-адвокатов расскажет кучу историй о беспределе, агрессии и безграмотности во время судебных заседаний. Расскажут и о профессиональных небезразличных судьях, которые каждый день работают на совесть. Эти истории объединяет одно: каждый суд и каждый судья — черный ящик.

Еще в университете преподаватели нам загадочно улыбались и говорили, что теория это одно, а практика — другое. Но были и те, кто учил, что в праве такого быть не может. Всё просто: когда практика противоречит теории — это правонарушение.

Право — не ядерная физика и в нем нет ничего таинственного. Когда юрист говорит «два юриста, три мнения», «в законах лазейки», «законы противоречат друг другу» — это подозрительно. Ведь уже на первом курсе юрфака учат что делать с коллизией и конкуренцией норм, как преодолевать пробелы в законе и праве.

В публикациях об иностранном опыте встречается утверждение о том, что юрист должен быть не механическим исполнителем задач, а творческим интерпретатором: «Композитором, а не музыкантом, художником, а не фотографом, инженером, а не сантехником, архитектором, а не строителем». То есть судья не должен быть автоматом по нанизыванию законов на жизненную ситуацию.

А теперь прокрутите перед глазами стандартизированный образ судьи из какого-нибудь последнего ночного заседания по избранию меры пресечения. Он устал и, похоже, хочет домой. Безразлично глядит в одну точку и автоматически кивает. На адвокатов и прокуроров смотрит только чтобы понять закончили они или нет.

Что получается на выходе такого процесса? Из судебного решения должно быть понятно почему возник спор, какая у кого позиция и — самое главное — рассуждения суда. У нас 70-80% любого судебного решения — никому не нужная информация. Мыслей суда на предмет спора там хорошо, если пара абзацев. Часто суд выступает лишь в роли поднимателя руки победителя. Сначала перечисляются аргументы обеих сторон, а затем еще раз аргументы выигравшей.

В одном из решений, которое я обжаловал, было семнадцать цитат из законов подряд, без логических мостов между ними. Кажется, иногда судьи намеренно захламляют свою мотивировку кучей правовых норм: для пущей законности и обоснованности. Часто нагромождение цитат венчает фраза-выручалочка «системное толкование указанных норм позволяет сделать вывод о том, что (вставить нужное)». Закулисные подробности таинства системного толкования обычно не указываются и выводы суда предлагается принять на веру, как результат внутреннего убеждения судьи.

Европейский суд по правам человека не устает повторять: важно не только осуществлять правосудие, но еще и должно быть видно, что оно осуществляется. Недавно я это процитировал во время заседания в Высшем хозяйственном суде, когда говорил о том, что апелляционный суд просто проигнорировал доводы апелляции. Меня на это попросили покороче и оперативно удалились для принятия решения. И в постановлении Высшего хозсуда потом точно так же не было оценки всех наших аргументов.

Вообще, для неискушенного зрителя наши судебные заседания часто выглядят скучно. Бесконечно проверяются полномочия представителей сторон, всех знакомят с их правами. Даже если вы адвокат с 20-летним стажем — всё равно спросят, ознакомлены ли вы с ними. Ещё много читают вслух с бумажек, которые стороны и так читали. И всё это в атмосфере какой-то умудренной жизнью тоски. Бывает и наоборот: стороны жутко эмоциональны, скандалят, зрители в зале галдят, судья тщетно взывает к порядку.

Не добавляют рациональности происходящему и разные мелочи. Вот зачем судье нагрудный знак? Мантии недостаточно? С правосудием знак ассоциаций не вызывает, а вот атрибут работницы советского ЗАГСа напоминает. В заседании судьи часто придерживают его рукой: дабы не ударялся о стол и не вплетался в материалы дела. В некоторых судах рационализаторствуют: знак без массивной цепи аккуратно закрепляется на груди, а не висит на шее. Время идет, а этот анахронизм переходит из одной редакции законов в другую.

Из-за таких мелочей судебные процедуры ощущаются нарочито искусственными и выстраданными.

И таковых много. Навскидку:

— Многочасовое, а иногда многодневное зачитывание приговоров — стоя и вслух. Оглашение вслух бумажек, с которыми стороны и так знакомы.

— Клетки. Если на фото зала суда вы видите клетку, то сразу понимаете, что это кадр из какого-то пост-советского суда. Это унижение самого правосудия: без клеток обходились даже в СССР.

— Расположение сторон в зале лицом друг к другу, а не к суду. Кроме административных судов.

Всё как бы намекает стороннему зрителю: судебное заседание — не о рабочем творческом процессе, а о чем-то ином.

Внешние атрибуты важны и у нас они застряли в прошлом. Ещё важнее — результат. Смысл правосудия теряется, когда судебное решение пестрит спамом и не содержит ответов на аргументы сторон.

Будет интересно почитать мотивировочную часть первого судебного решения нового Верховного Суда. Во многом, по этому станет ясен результат судебной реформы

Станислав Кунянский

Источник