Судебная муть

04.10.2017

Проект реформы судопроизводства крайне важен, и его нужно как можно быстрее принять. Но только тогда, когда он улучшит, а не ухудшит защиту прав человека и возможности общества осуществлять мониторинг судебной власти.

Как муть – смешанная с грязью вода – непригодна для питья, так и процессуальные кодексы с такими угрожающими положениями не дадут положительного эффекта, если их не отфильтровать перед принятием в целом.

Заявление ряда общественных организаций с критической оценкой отдельных положений проекта реформы судопроизводства (№6232) вызвало большой интерес.

Неожиданно на защиту проблемных положений в блоге выступил Национальный советник по юридическим вопросам, руководитель отдела верховенства права Координатора проектов ОБСЕ в Украине Александр Водянников. Не знаю, являются ли высказанные в блоге соображения личной позицией автора блога, или их разделяет и Координатор проектов ОБСЕ в Украине. Но поскольку у г-на Водянникова больше вопросов возникло не к комитету, а к критическим замечаниям нашего заявления, то как соавтор текста заявления попробую на них ответить.

Мы против того, чтобы сегодня предоставлять судьям значительные репрессивные полномочия (накладывать штрафы за действия, которые судьям кажутся нарушением или злоупотреблением), так как в условиях коррумпированной судебной системы эти полномочия обернутся против добросовестных участников процесса.

Г-н Водянников отрицает это, – мол, установление таких мер преследует правомерную цель – обеспечение эффективности судебного разбирательства и устранения препятствий осуществлению правосудия.

Цель действительно легитимная, но в руках неочищенного судейского корпуса – это сильное оружие, которое будет работать, в том числе, и против добросовестных участников процесса, представителей СМИ и наблюдателей. Бывает, что судьи даже в тюрьму сажаютправозащитников фактически за разрешеное законом ведение видеозаписи открытых судебных заседаний, хотя и подают это как неповиновение работнику полиции (милиции). Но сегодня еще можно доказать, что такие действия незаконны.

Что ждет в случае принятия этих изменений? Вот, например, журналист захочет использовать диктофон в процессе (это разрешено), судья скажет – «уберите», журналист скажет – «это же закон позволяет», а судья – «вы будете беспрекословно выполнять распоряжения председательствующего, вот вам штраф за невыполнение процессуальной обязанности. И это будет законно. Даже обжалование не поможет. А еще суд может привлечь и к административной ответственности – вплоть до ареста на 15 суток – за неподчинение распоряжению председательствующего или нарушение порядка во время судебного заседания (ст. 185-3 КоАП).

Или кто-то считает, что в условиях, когда 90% «судей Майдана» остались безнаказанными, будет иначе?

Поэтому мы против расширения репрессивных полномочий судей до того, как будет очищен судейский корпус. Но успехов у нынешних Высшей квалификационной комиссии судей и Высшего совета правосудия в этом, к сожалению, не наблюдается.

Далее. Мы против того, чтобы суд был вправе ограничивать доступ в зал судебных заседаний людей, готовых присутствовать в открытом судебном заседании, из-за отсутствия «свободных мест». Такое положение проекта позволит судьям избегать общественного контроля, назначая рассмотрение дел в кабинетах или маленьких залах.

Г-н Водянников с этим не соглашается, мол, кодексы прямо предусматривают, что судебное заседание проводится в специально оборудованном помещении – зале судебных заседаний, а рассмотрении дел в маленьких залах – это вопрос не кодексов, а надлежащего обеспечения деятельности судов надлежащими помещениями.

И это правда. Но осуществление судопроизводства в залах судебных заседаний предусматривают не только проекты, но и действующие с 2005 года Гражданский процессуальный кодекс и Кодекс административного судопроизводства. Прошло 12 лет … и каждое пятое судебное заседание проходит в кабинете судьи! Об этом стало известно во время программы мониторинга судебных процессов, которую реализует Центр политико-правовых реформ. Иногда судьи на двери кабинета цепляют табличку – «зал судебных заседаний». Даже когда есть свободный зал судебного заседания.

Поэтому положения законов за 12 лет не стали препятствием для рассмотрения дел в кабинетах судей, и никоим образом не ускорили обеспечения судов надлежащими помещениями. А вот новелла проекта приведет к удалению из зала судебных заседаний или кабинета судьи всех, кому не нашлось свободного места. А нарушителям – штраф.

Мы против того, чтобы суд по своему усмотрению запрещал фотофиксацию или видеозапись судебного заседания, если оно является открытым.

Г-н Водянников считает, что даже если судья решит ограничить фото- или видеосъемку, это не избавит его от внимания со стороны общественности, которая присутствует в зале судебного заседания, а весь процесс – от полного фиксирования техническими средствами, которое осуществляет суд.

Справедливо, но в подавляющем большинстве случаев, когда судья запретит видеозапись, о ходе процесса не узнает никто, кроме участников дела и тех, кто попал на заседание. Более того, телевизионные журналисты не смогут подкрепить видеодоказательствами свои наблюдения.

Ведь именно видеозапись журналистов и общественных активистов приоткрыла завесу для широкой общественности о том, что происходит в судебных заседаниях, и заставила многих судей вести себя в соответствии с законом. Например, благодаря проекту ”Открытый суд”широкая общественность получила возможность следить за судебными процессами и делать свои выводы, насколько хорошо работает судебная система. И именно благодаря ему видно, как часто судьи не хотят, чтобы велась видеозапись и создают для нее различные препятствия. Но сегодня у нас еще есть возможность говорить о незаконности этих препятствий. С принятием проекта – гласность станет призрачной. И с этим соглашаются большое количество организаций, медийщиков, экспертов и общественных деятелей.

По этим же причинам мы против того, чтобы суд мог не провозглашать публично судебные решения, принятые по результатам закрытого судебного заседания. Сегодня, например, по правилам административного судопроизводства, суд обязан публично провозгласить решение, даже если оно принято по результатам закрытого судебного разбирательства, хотя и с изъятием секретной информации.

Аргумент г-на Водянникова о том, что эти судебные решения и так будут обнародованы в реестре судебных решений, неубедителен. Потому что если их обнародуют там, то каковы причины избегать их открытого провозглашения в зале судебного заседания (за изъятием секретной информации, конечно)? Зная, как много судебных решений просто не попадает в Единый государственный реестр судебных решений, можем быть уверены, что это положение будет иметь негативные последствия для прозрачности судопроизводства, даже по сравнению с существующим положением.

Мы против привлечения экспертов в области права для разъяснения суду того, как применять нормы украинского права при наличии пробелов в регулировании, так как это приведет лишь к удорожанию процесса для сторон, ведь услуги таких “экспертов” будут включены в судебные издержки.

Конечно, мы не возражаем против привлечения экспертов по зарубежному праву в тех редких случаях, когда нужно выяснить содержание таких норм для правильного разрешения спора. Ведь нормы иностранного права относятся к предмету доказывания и суд не обязан ими владеть.

В то же время единственным экспертом в области государственного права в судопроизводстве должен быть суд. Необходимость применения аналогии закона или аналогии права – не являются самыми сложными вопросами правоприменения, которые должен решить суд.

Стороны и сегодня по желанию могут ссылаться на доктрину или мысли ученых, и не только в вопросах аналогии. Часто научные выводы пишут «на заказ» сторон, когда стороны заказывают содержание заключения, а ученые подводят под него «научное обоснование». К сожалению, для многих ученых – это способ заработка.

Законопроектом пытаются не только легализовать такие «услуги», но и включить их оплату в состав судебных расходов, чтобы в случае выигрыша сторона, заказавшая такой вывод, смогла взыскать расходы на это с другой стороны. А судья сможет всегда переложить ответственность за решение на «доктрину» и «мнение ученых». Как это делают сегодня те судьи Конституционного Суда, которые изменили Конституцию аккурат под Януковича и в дальнейшем способствовали ему в узурпации власти.

Мы не против введения медиации в судебном процессе с участием судьи, но мы против запрета стороне по делу фиксировать разговор техническими средствами во время индивидуальной встречи с судьей и еще под угрозой ответственности. Поэтому пока «чисто теоретические» риски возможности судьи требовать взятки от стороны за содействие в разрешении спора могут стать практикой. Ведь судья может не бояться ответственности, потому что аудиозапись вымогательства денег судьей, даже если таковая будет сделана тайно, нельзя будет использовать в качестве доказательства совершения им преступления. Причины же, почему сторона не должна иметь право фиксировать деятельность судьи по урегулированию спора, не ясны.

Мы против запрета свидетелю участвовать в судебном заседании в режиме видеоконференции вне помещения суда, тогда как стороны могут воспользоваться такой возможностью. Аргумент г-на Водянникова, что такое ограничение обусловлено необходимостью установить личность свидетеля, совсем неубедителен, ведь личность стороны суд будет идентифицировать по электронной цифровой подписи. Ее же можно было бы использовать и для свидетеля, а также для переводчика, специалиста или эксперта, которые хотели бы принять участие в процессе онлайн.

Объяснение, что это ограничение направлено на защиту свидетеля и обеспечение  того, что он будет давать показания без принуждения и добровольно, так же сомнительно. Потому что тогда возникает вопрос, а почему на такую защиту не могут рассчитывать сами стороны, которые тоже могут быть уязвимы к давлению. Разве свидетель всегда защищен от давления, даже если он дает показания в суде, и если угрожают расправой ему или его близким. Иными словами, такой запрет никак не защищает свидетеля, одновременно его изъятие дало бы возможность дистанционно допросить свидетеля в любом уголке мира.

Мы против предоставления суду в административном судопроизводстве, где действует презумпция вины органа власти-ответчика, полномочия возложить обязанность доказывания нарушения прав на истца. Поскольку это подрывает саму сущность административного судопроизводства.

Например, орган не предоставил ответ гражданину на его обращение. По логике авторов проекта, суд теперь сможет потребовать от истца: «а предоставь доказательства того, что орган тебе не ответил», или «докажи со ссылкой на закон, что орган должен тебе ответить». Тогда как сегодня именно орган должен доказать, что он не нарушал прав истца.

Мы против того, чтобы в административном судопроизводстве суд не имел права обеспечить иск путем установления запрета органа власти или чиновнику – ответчику совершать действия, вытекающие из решения субъекта властных полномочий, которые не являются предметом обжалования в административном деле.

Не могу согласиться с г-ном Водянниковым, что если предметом иска является решение или действия определенного чиновника или органа, то суд якобы сможет остановить именно такие решения и действия чиновника в порядке обеспечения иска, несмотря на ссылки ответчика на высшие подзаконные акты. Именно та норма, которую он обосновывает и против которой мы выступаем, будет препятствием для такого решения суда. Ведь суд не сможет запретить обжалованные решения или действия чиновника, потому что они вытекают из подзаконного акта, который не является предметом обжалования.

Мы против легализации рассмотрения большого количества административных дел в случае, когда по вине суда участник дела своевременно не получил сообщение. По проекту, в спорах об ограничении свободы мирных собраний, обжалования административных взысканий и др. участник дела будет считаться надлежащим образом уведомленным о рассмотрении дела с момента направления судом такого сообщения – даже если такое направление произошло за минуту до начала судебного заседания.

Даже в делах, где «ожидание может привести к значительным негативным последствиям», нужно убедиться в том, что человек имел возможность своевременно получить сообщение о рассмотрении, иначе будет нарушено его право быть выслушанным. Воспользуется ли он этим правом – это уже его дело.

Мы против лишения сторон в уголовном процессе права самостоятельно выбирать и привлекать судебного эксперта и монополии государства в осуществлении судебных экспертиз. Это приведет к существенному сужению права на защиту и конституционного принципа состязательности сторон. Аргумент г-на Водянникова, что в Европе «нет ни консенсуса, ни общеевропейского стандарта относительно того, кто является судебным экспертом», не объясняет выбор авторов законопроекта в пользу государственной монополии в сфере экспертиз для целей уголовного производства. Но меркантильный интерес отдельных государственных органов контролировать выводы судебных экспертов и влиять на них – читается очень хорошо.

Мы против введения монополии адвокатуры на представительство в судах на современном этапе развития адвокатуры, где наблюдаются жесткие попытки централизованно контролировать адвокатскую деятельность по принципу разделения на «свой-чужой». К сожалению, это стало конституционной нормой. Следует согласиться с г-ном Водянниковым, что проект в этом коррелируется с переходными положениями Конституции.

Мы против положения проекта по исчислению сроков досудебного расследования, которое неизбежно приведет к закрытию дел о преступлениях на Майдане, убийства журналиста Павла Шеремета, коррупционных преступлений и сотен тысяч других производств. По мнению г-на Водянникова, такое положение действительно «может иметь катастрофические последствия не только для прав потерпевших, но и для уголовной юстиции в целом». Однако удивляет его позиция, что, мол, даже сохранение этого положения не требует доработки законопроекта и не препятствует его принятию в целом.

Разделяю мнение, что проект реформы судопроизводства является крайне важным и его нужно как можно быстрее принимать. Но только тогда, когда он улучшает, а не ухудшает защиту прав человека и возможности общества осуществлять мониторинг судебной власти.

Как и муть – смешанная с грязью вода – непригодна для питья, так и процессуальные кодексы с такими угрожающими положениями не дадут положительного эффекта, если их не отфильтровать перед принятием в целом.

Роман Куйбида,  кандидат юридических наук, заместитель председателя правления Центра политико-правовых реформ, главный эксперт по судебной реформе реанимационное пакета реформ

Источник

Остання Публіцистика

Нас підтримали

Підтримати альманах "Антидот"