Дмитрий Сус. Экс-следователь Генпрокуратуры

На 11 августа намечено заседание Апелляционного суда Киева по делу экс-следователя Генпрокуратуры Дмитрия Суса. Бывшего заместителя начальника Департамента по расследованию особо важных дел в сфере экономики ГПУ (более известен в журналистском обиходе как “Департамент Кононенко-Грановского”) НАБУ подозревает в сокрытии от декларирования представительского автомобиля Audi Q7, а также кражах и последующей перепродаже имущества/ценностей в ходе проводимых им в период работы в Генпрокуратуре обысков на общую сумму свыше 400 тысяч грн.

“Страна” уже анализировала, как один из знаковых “важняков” Резницкой, ранее был уволен из системы надзорного ведомства и оказался в опале. 25 июля при попытке покинуть пределы Украины он был задержан в аэропорту “Борисполь”, что подвело собой черту многомесячной разработки Суса силами Антикоррупционного бюро.

27 июля Соломенский райсуд определил ему в качестве меры пресечения круглосуточный домашний арест, который он отбывает в Хмельницком. Решение суда первой инстанции оспорили обе стороны процесса. Две предыдущие попытки столичного Апелляционного суда приступить к рассмотрению ходатайств прокуроров и адвокатов по сути оказались безуспешными.

Как раз после одного из этих заседаний Дмитрий Сус дал эксклюзивное интервью “Стране”, предоставив свою трактовку причин его резкого карьерного взлета, взаимоотношений с ближайшим окружением президента Петра Порошенко, причинах противостояния с первыми лицами НАБУ и бывшими коллегами по цеху. О нашумевшей истории с якобы вымогательством $200 миллионов гарантом Конституции у Рината Ахметова надзорник, имеющий непосредственное отношение к этому скандалу, не произнес ни слова конкретики.

Экс-прокурор в своих ответах пытается представить себя эдаким “рыцарем без страха и упрека”, исполнителем задач-формалистом и отрицает инкриминируемые ему преступления. Ответ на этот вопрос, впрочем, даст следствие и суд.

Для общественности более интересным является описание “человеком изнутри” системы ГПУ неприглядной внутренней кухни погрязшей в коррупции и “договорняках” правоохранительной системы Украины. Где знаковые решения принимаются с помощью подкупа, давления и телефонного права. В том числе из-за рубежа. А также оценки первых лиц силовых ведомств страны постмайданного периода — от Виталия Яремы и до Назара Холодницкого.

Из знаковых заявлений этого интервью — впервые озвученный факт о взятке в $1 миллион, которую якобы вымогал директор Антикоррупционного бюро Артем Сытник, скандальная подоплека истории с освобождением экс-директора “Нефтегаздобычи” Олега Семинского, “липа” при получении адвокатского свидетельства экс-замглавы ГПУ Виталием Касько и ссора Суса с его бывшим шефом по Департаменту Владимиром Гуцуляком.

Не обошлось в разговоре и без нашумевшей эпопеи с авто марки Audi Q7 самого Дмитрия Николаевича, которое он оформил на свою пожилую бабушку Марию Юрчик. Об этом, о деле судьи Антона Чернушенко и так и не полученной медали от Порошенко — в выжимке из двучасового откровения экс-прокурора.

—  Ну и как вам живется с браслетом на руке?

— Немного подзамахался… Доставляет неудобства в том плане, что давит на вену.

– Это  те самые израильские девайсы, на которые жалуются многие арестанты?

— Да. Можно сидеть в двух метрах от браслета, а он будет писать, что я вне зоны доступа. По два-три раза в день стабильно срабатывает.

– Всего год назад вы шли в авангарде тех, кто входил с первым в истории обыском в Национальное антикоррупционное бюро, а сегодня оказались в качестве подозреваемого. Нет ощущения, что где-то по этой дороге вас кинули?

— Если бы я не был к этому готов, моя реакция была бы иной. Я всем своим ребятам давно говорил, что нас сольют. Что пройдет полгода-год, власть поменяется, и нам всем будет ж@па. Да, в ГПУ у меня была ответственная должность, но теперь я за нее отвечаю. До Киева я не понимал, почему директора и прочие руководители в столице получают такие большие деньги. Это не за работу, на самом деле. Зарплата в сотни тысяч гривен — это гарантия того, что затем человек будет иметь пару лет проблем с законом. Я получал в разы меньше, но оказался примерно в таком же положении. Как всегда, кому-то придется походить по судам, кому-то даже отсидеть.

– Чтобы не сесть, Вы искали выходы на тех людей, в чьих интересах (как пишут СМИ), работали в главке ГПУ? Как же так, “важняк” самого одиозного Департамента Генпрокуратуры оказался совсем один…

— Я не рассчитываю, что Порошенко сегодня прийдет в Апелляционный суд, если вы об этом. Где я, а где он? Я его в глаза не видел никогда, хотя мне приписывают какие-то аудинеции у президента. Если бы он был моя “крыша”, разве я ходил бы с браслетом и под подозрением?

– А как же выходы на Александра Грановского и Игоря Кононенко?

— Если я их не знаю, то как я могу с ними связаться? Честно скажу, Грановского видел в ГПУ (и то — не в нашем Департаменте) раза два в жизни. А Кононенко, если бы вы мне показали его на улице, я бы мог и не узнать. Ну я понимаю, что он лысый, в эфире видел, но не воочию. То, что рассказывали, что он и Грановский чуть ли не ходят на совещания к нам, это все чушь и бред. Никогда такого не было.

– Будете отрицать, что Департмент, работой в котором вы прославились, создавался для нужд окружения президента?

— Конечно.

— И что, даже непосредственное начальство не нарезало вам задач от них и не передавало “приветов”?

— Я ушел… Меня попросили из этого Департамента, потому что я уведомил свое начальство, что не могу реализовать их пожеланиям и цели.

– Кто собеседовал и утверждал вас на работу по этому направлению в главке ГПУ?

— Курирующим замом тогда был Алексей Баганец, а собеседование проводили из Главного следственного управления, которое было под ним. Уже после приема на планерке я впервые услышал про дело Семинского (экс-глава “Нефтегаздобычы”, который был похищен в начале 2012 года и более трех лет его местонахождение официально было неизвестно, по версии недоброжелателей Порошенко это дело было использовано как предлог для поптыки отжима компании в пользу действующего президента — Прим.Ред.). Роман Илюха, который впоследствии стал у нас начальником 5-го следственного отдела, куда меня зачислили, тогда его изучал.

– Когда вас подключили к “делу Семинского”?

— В июне 2014 года зашло это дело к нам. Ну, как зашло, его нам спихнули… Там после того, как при предыдущей власти его “расследовали”, в нем было “зеро”. 300 томов макулатуры, похерили почти все. А с учетом того, что Семинского помогали похищать генералы разведки, можно было сказать — дела фактически не было. Оно прошло все главки, побывало в куче райотделов, прокуратур на “земле”, там был хаос. Я оказался уже двадцатым по счету следователем, к которому оно попало. На тот момент, самого Семинского уже все, включая его жену, похоронили. Была даже соответствующая ухвала Печерского суда… А я изучил материалы за три недели и нашел линию, которую мы начали отрабатывать. Начали копать, и тут всплыли два вспомогательные уголовные производства, причастными к которым оказались те же лица, которые и похитили Семинского.

– В группу этих лиц входили Юрий Ериняк, известный также как “Молдаван” и Рафаил Салаватов (”Салават”)?

— Конечно, они были. Я там видел свет в конце тоннеля и решил для себя — найду живого Семинского, или его останки. Еще скажу, что как человек Семинский никому не был нужен (кроме того, что он $200 миллионов украл). Просто по “Нефтегаздобыче” должны были перераспределять активы.

– Кто еще входил в состав группы заказчиков и исполнителей похищения Семинского?

— Это тайна следствия, не знаю, ведется оно сейчас или на него забили… Могу сказать только, что это большая международная группа, в состав которой входят люди из многих стран. И не только России.

– О каких вспомогательных делах, которые якобы помогли расследовать “дело Семинского”, вы говорили?

— Эти события происходили еще в 2014 году. Первое — это незаконное лишение свободы Александра Гудзя, угрозы ему убийством, его избиение и удар ножом. От него требовали выплатить $103 тысячи (согласно материалам дела часть из них предназначалась для “передачи” Бирюку, который в тот момент уже находился в СИЗО, а впоследствии был убит. Сегодня обвинительный акт по “делу Гудзя” в отношении Ериняка, Мельника, Шикоры и еще одного нападавшего Николая Потапенко слушается Соломенским судом – Прим. Ред.). Второе — это избиение в Just CAFE членами этой банды друга теннисиста Александра Долгополова Саши. В этой истории также засветился Мельник, данное дело уже слушается в суде и есть обвинительный приговор в отношении одного из нападавших.

– Если все стало понятно уже тогда, то почему Семинский нашелся только весной следующего года?

— В конце 2014 года меня вызвали на прием к Яреме, где я докладывал, что мы подошли к финишу в деле Семинского. Рассказал на кого мы вышли. На следующий же день вышла постанова, и дело у меня забрали. Мы тогда параллельно уже начали заниматься и “Укргаздобычей”, так вот под шумок и это производство от нас вывели. А уже в начале 2015 года Ярему уволили.

– С приходом Шокина что изменилось?

— Через недели три после его назначения Илюху вызвали в Главное следственное управление, как прокурора, лучше всех знакомого с “делом Семинского”. Он потянул меня. Нас начали спрашивать, что мы такого натворили, раз у нас дело забрали и что накопали. Я спросил: “Нужна упрощенная версия, что мы типа дебилы, или по существу и развернуто?”. Объяснил, что мы вышли не на тех, кого надо было. Через неделю дело нам вернули. С марта 2015 года мы начали активно реализовываться по одному из вспомогательных производств по нему, нам удалось закрутить гайки бандитам за эти два месяца. Мы зажали им яйца, и Семинского они отпустили живым-здоровым. Сейчас он неблагодарная скотина говорит, что я пропил его дело, а я его реально нашел. Если бы не я, и еще пару людей в ГПУ, то сидел бы он дальше в своем подвале и гнил.

– Семинский рассказывал после освобождения, что после того, как он делился на допросах с вами своими рассуждениями по делу, они становились известными третьим лицам.

— Допросов было много, в начале меня там вообще не было. Когда его привезли и выкинули, я в тот момент был на Западной Украине. Во время одной из спецопераций с этими бандитами мы вступили, в скажем так, непроцессуальные отношения. И в ходе этих переговоров Семинского и освободили.

– Это была “стрелка”, что ли?

— Называйте это “терками” или “стрелкой”, но для бандитов это как-то по другому было. Главное, что он был живой и найден. Сначала его точно допрашивали мои коллеи из ГСУ. Они же делали воспроизведение, а то что он сейчас рассказывает, что мы не туда пошли — это такое… Было три помещения, где его держали. Не буду рассказывать, как мы нашли помещение, где он был, чтобы бандиты за собой не позатирали (вдруг это все потом придется дорасследовать), но два места мы точно нашли. Первое — это где его держали. Второе — нашли людей, которые его удерживали. После определенных действий с нашей стороны они его и выпустили.

– Тех самых переговоров?

— Если можно назвать эти действия переговорами…

– После “воскрешения” Семинского выяснилось, что “Нефтегаздобыча” уже перешла к новому собственнику — Ринату Ахметову. Которого якобы с помощью ГПУ и пытался кошмарить бывший акционер компании Порошенко, требуя отступные в размере 200 миллионов. Об этом говорит Александр Онищенко, косвенно подтверждает Николай Мартыненко и прямо — экс-глава Апелляционного суда Антон Чернушенко.

— Задачи от имени Порошенко по поводу “отжима” предприятия нам не ставились. А по акциям единственное, что могу сказать — всю жизнь их делили между собой Шуфрич, Рудьковский и Семинский. Это общеизвестный факт, подветрждения чему есть в материалах дела. Кто там и кому что продавал, это очень запутанная история. При расследовании мы работали по наложению арестов на счета и продукцию компании, да. Накладывали арест раза три, его в Апелляционном суде снимали. Как раз та коллегия, в состав которой неизменно входил Чернушенко.

– К которому вы и пришли с обыском.

— Любой здравомыслящий человек понимает, что не может рулетка три раз выпадать на одного и того же судью. Кроме того, в объективности судей как Чернушенко, так и Приндюк в деле “Нефтегаздобычи” у нас были сомнения, особенно после ряда решений, которые они вынесли по истории с похищением Семинского и смежными с ней производствами. Помня это я видел, как Антон Васильевич подозрительно часто стал “выпадать” на дела “Нефтегаздобычи”. Я написал рапорт, материалы зарегистрировали в ЕРДР по факту вмешательства в автматизированную систему и вынесения неправосудных решений. Получили санкцию, и пришли к нему.

– Собственно, после обысков углавы Апелляционного суда к вам и пришла известность. Через несколько месяцев создали Департамент по расследованию особо важных дел в сфере экономики, который злые языки окрестили  ”департаментом Кононенко-Грановского”. и вас назначили туда важной шишкой

— В конце января 2016 года пошел разговор о том, что будет новая реорганизация и новый главк. Сначала мене предлагали идти на должность начальника или следственного отдела, или следственного упавления. Но вышло так, что на одну и ту же должность написали заявления сразу два человека, в том числе и я. Потом мы оба отказались, но в итоге все переигралось снова. Создали первую редакцию Департамента, при нем два следственных отдела, где я был начальником управления с двумя замами, двумя следственными управлениями по 10 следователей в каждом. Это было в феврале 2016 года.

– На тот момент разве вы не понимали, что Шокина вот-вот собирались смещать? Какой был смысл ввязываться в эту игру, если тебя никто не обещает прикрыть?

— Может журналистам что-то и было известно о перспективах Шокина тогда, но этого не показывал. Вечно на позитиве был, всегда знал, где острые шутки вставить. Я понимал прекрасно, что если зайдет новый транш МВФ и оттуда скажут, что Шокина не должно быть, то его уберут. Условие есть условие. Но согласился. Решил, что на следователя всегда смогу вернуться.

– Комфортно работалось вам в самом статусном Департаменте ГПУ?

— Если вы думаете, что мы там в ГПУ все недалекие, и не понимаем, что мы расследуем, то вынужден вас разочаровать. Это не так. И когда нам дали дела по тем же Касько, Сакварелидзе…

– … вы сразу понимали, что вас ведут на эшафот?

— Конечно понимал.

– А зачем ввязывались?

— Я поступил, как нормальный руководитель, который должен быть на своей должности. Если вы возьмете “вытяг” из ЕРДР, то ни в одном из этих дел я не был ни старшим группы, я был как руководитель просто. Но не хотел, чтобы ребят “вставили” потом, там ведь человек шесть могло пойти по той дороге, где сейчас я.

– Кто ставил вам такие щепетильные задачи?

— Все получалось так, что на нас это сбрасывали и спихивали. По Сакварелидзе мы заводили только дело по $2 миллионам гранта, выделенного на реформу прокуратуры. По Касько нам спихнули, кажется, ГСУшники.

– Эти дела были “липовые” и дохлые с самого начала?

— По Сакварелидзе — нет. Я вообще считаю, что он должен мне носить в суды магарычи. Он на мне себе имя сделал, пиар. Мы расследовали дело, куда ушли деньги, выделенные на реформу. Спросите у любого, кто в теме — в представленных им тестах половина вообще была чушь, перевод с грузинского. Реально были сомнения, что 2 миллиона попали не туда. А когда мы приехали в Харьков, и нам никто не подтвердил, что получал деньги за подготовку тестов, возник резонный вопрос — куда они ушли?

– Так куда ушли $2 миллиона на реформу ГПУ?

— На руки… Думайте сами, кому.

– Что по квартире Касько? И кстати, он же после увольнения был уже адвокатом. Почему ему “пидозру” объявляли вы, а не заместитель генпрокурора?

— Зам подписал ее, дал мне поручение… По квартире тоже реальное дело. Он же получил одну до этого. А потом взял дедушку, кучу родных, и получил еще одну. Да елки-палки, у тебя бабла куча, возьми и купи. Нафига позориться? Мы в этом эпизоде, кстати, также расследовали, что Касько немного по левым документам и адвокатом-то стал. Он когда в свое время получал свидетельство на право занятия адвокатской практикой, то вышли мы на их КДК, а там заявление не его рукой написано и указан адрес на Закарпатье, где он никогда не был и его фейс не видели. И да, об этом мало кто знает — у нас за 10 месяцев, которые мне было отмеряно в Департаменте, в разработке ведь были не только Сакварелидзе и Касько. Там еще дело по Сытнику было.

– Какое дело?

— По вымогательству им $1 милллиона. Это нигде не афишировалось никогда — что и как было, и кто замял это дело. Может быть, когда у меня все закончится в апелляции, я и сам все расскажу.

– Когда регистрировалось дело по взятке директора НАБУ?

— В апреле 2016 года.

– Хотя бы фабулу набросайте. Миллион Сытник вымогал от какого-то должностного лица?

— (В этот момент Сус кивает, но молчит). Но потом пришел Юрий Луценко, и это дело… я не знаю, что с ним сделали. Но, собственно после участия в расследвоании этого дела и нашего обыска в НАБУ у меня начался новый виток взаимооотношений с Бюро.

– Что за виток?

— Мы прекрасно знали, что их агенты есть у нас. Но и наши агенты есь у них. И мы прекрасно знали, чем они занимаются. В апреле 2016 года, когда в НАБУ начали регистрировать первые производства по мне, у них на совещаниях серьезно обсуждалось, что меня нужно срочно закрывать. Иначе я закрою Сытника и его доверенное лицо Калужинского (руководитель Главного подразделения детективов НАБУ Андрей Калужинский — Прим. Ред.). Но в этом случае, мы сначала не понимали, почему они засуетились. Потом выяснилось, что речь шла о каком-то деле по Обуховской земеле. Дело это к нам так и не зашло, это можно по всем реестрам проверить, я даже точно не знаю, что в нем… То ли Сытник, то ли Калужинский торговали землей в Обухове. Когда мы узнали, что это производство хотят нам спустить из Главного следственного управления, то Гуцуляк (Владимир Гуцуляк — руководитель “Департамента Кононенко-Грановского” — Прим.Ред.) побежал куда-то, пошуршал, и нам его не отдали. Но в НАБУ почему-то вплть до осен прошлого года думали, что именно я его расследую. И так представители детективного агентства “Сытник и грузины” переживали за свои шкуры, что пошли в нападение.

– Я вообще-то полагал, что вражда между вами уходит корнями в дело “бриллиантовых прокуроров”…

— Ну там было другое чуток. Апелляционный суд, все та же судья Мария Приндюк, СБУшник Виктор Трепак… Смысл был в чем, они подделали решение по согласию на осуществление НСРД в отношении Корнийца и Шапакина. Я не берусь говорить, что они невиновны, но было нарушение — СБУшники включили “бабины” и следили за ними без ухвалы суда. А потом тупо приехали сюда и договорились с Приндюк. Мы брали видео, знаем когда и как они сюда приезжали по этому поводу.

– Но дело ведь по поводу незаконного НСРД замяли?

— Сакварелидзе позвонил Саакшвили, тот набрал Байдена. Байден набрал Порошенко, Порошенко — Шокина, Шокин — кого-то, допустим — Столярчука. Дальше уже понятно все: Столярчук набрал Илюху, тот — меня, и сказал: “Дима, закрываем дело. Нет состава преступления”.

– Почему возник скандал из-за обыска, проводимого ГПУ в НАБУ в 2016 году?

— Один детектив Бюро, который ранее работал в прокуратуре, всунул в материалы дела “сахарного прокурора” номер телефона хорватского коммерсанта Любомира Мудрича, а в материалах дела написал что “слушать” должны были бывшего руководителя “четверки” Василия Черникова. И опять же, это производство расследовал не я, мне просто стало жалко сотрудника Департамента, и мы пошли вместе на обыск.

– Вышел конфуз…

— Самое интересное, что Луценко тоже на двух стульчиках хотел посидеть тогда. Он ведь реально позвонил тогда утром Сытнику и предупредил, что мы идем к нему с обыском. Если взять траффики телефонов, то перед этим и я звонил Сытнику, и он мне. Мы договорились, что все будет тихо и без лишнего пафоса. Мол, если детектив НАБУ виноват, то его покрывать не будут. Зашли в кабинет Сытника — я, он, Павловский (Сергей Павловский, замначальника отдела расследования уголовных производств “Департамента Кононенко-Грановского” — Прим. Ред.), зам Сытника Анатолий Новак, сам детектив и его начальник. Решили все сделать без пафоса, ударили по рукам, нам выдали все затребуемые документы. У Новака мы их взяли, и ушли. А в конце дня узнаем — обыска не было, нам ничего не давали…

– Как фамилия детектива, который устраивал махинации с прослушкой?

— Я уже не помню. В ней восемь или девять букв, но это не главное. Просто тогда Сытник не угомонился почему-то. Может быть он с американскими своими спонсорами решил, что “запустить ответку” будет правильно и так новый антикоррупционный орган не упадет лицом в грязь. Вот тогда они и сняли они квартиру напротив нашего Департамента.

– Где вы их срисовали, а потом устроили махач в августе 2016 года?

— Ну, вышла толкотня. Поймите, у них через край бьет желание работать, но мало умения. И если человек с фотоаппаратом выпадает из окна, то его надо бежать и спасать, чтобы он не разбился… Они сами подставились, в окне были 2-3 человека, классная камера у них.

– Кто именно засек агентов НАБУ, которые следили за сотрудниками ГПУ тогда?

— Мы стояли на улице втроем — Гуцуляк, Варченко и я. Срисовали их, а был обед. Ну мы и пошли обедать. Гуцуляк тогда попросил меня машину его жены загнать на техосмотр… Я и в том скандале появился в самом конце уже, не знаю почему меня выставили вперед в нем.

– А как было?

— Я поехал отвозить машину на техосмотр, и попал в пробку. В это время наш сотрудник пошел в квартиру, откуда за Департаментом следили, и докладывает — там вроде как студенты. Я ему сказал тогда, не трогай их, снимайся. Если у Сытника есть яйца, пусть эти разговоры обнародуют. Это НАБУшники раздули скандал. Они затупили, сняли квартиру на своего знакомого. А тут приехала хозяйка, сказал что этих людей в первый раз видит, участковый подошел… Их забрали к нам, доставили в Департамент. Никто не бил их. Дальше пошли договоренности Луценко-Сытник, я с Новаком шесть раз выходил на улицу говорить, Гуцуляк был рядом тоже. Решили, что отпустим их только после допроса, пусть даже они откажутся давать показания. В этов время Луценко куда-то на самолете улетел, подъехали четыре автобуса сотрудников НАБУ, “Альфа”, и на ровном месте все понеслось…

– Журналисты утверждали, что как раз в день этой “прокурорской бойни” вас и увидели за рулем представительской машины Audi Q7. Когда и как вы ее купили, за какие деньги?

— Я ее не покупал, уже тысячу раз говорил. Могу пригласить вас к себе в гараж, у меня есть хобби — я лет десять уже как раз в год (посмотрите декларацию) продаю и покупаю машину. Меня так устраивало, я не мог позволить себе купить в салоне новую.

– Но Q7, все-таки серьезный автомобиль…

— Нет. БМВ Х5 , Мерседес GL — вот серьезно. Просто попалась хорошая “Ауди”

– Где?

— В интернете. Каждый день мне приходят предложения по машинам.

– Вы получили предложение и купили ее?

— Не я, бабушка. Но я не один в семье, у меня родственников — брат двоюродный, сестра…

– Еще раз: кто купил Aude Q7?

— Мама. С бабушкой.

– Вы понимаете, что это выглядит смешно?

— Мне на самом деле все равно, как это выглядит. Потому что если бы я хотел себе купить Ауди Q7 по-тихому, я бы ее потом не декларировал. На тот момент в НАБУ давно вели за мной визуальное наблюдение, еще с момента когда у меня был красный “Ситроен”. Готов на что угодно биться об заклад, я видел бумагу об этом. Они за Ситроеном, на котором я ездил и пользовался, следили. Но потому им подвернулась история с Ауди. И ее раскрутили. Это ведь был второй или третий день моей езды на этой Ауди. В 2015 году она вообще почти все время стояла, это подтверждают даже детективы НАБУ.

– Но скандал в ГПУ оказался невероятно громкий. Генпрокурор Юрий Луценко заявил, что “не может приезжать сотрудник на Audi Q7”, которго нет в декларации. А вы в ходе служебной проверки потом написали, что не понимаете юридического толкования термина “право пользование”. Что это, если не отмазка?

— Почему? Я ей реально почти не пользовался. На тот момент у меня было два служебных автомобиля, плюс с марта 2015 года — круглосуточная охрана. Максимум тогда я восемь раз садился за руль “Ауди”, в остальное время я пользовался служебным транспортом. И насчет “толкования” — само НАПК дает разъяснение, что если вы пользовались вещью неограниченный период времени на протяжении года, но по состоянию на 31 декабря не используете ее, то нет необходимости ее декларировать. И это не только автомобиль, а и квартиры и так далее. А до марта 2016 года машиной я не пользовался.

– Эту скандальную Audi Q7 действительно угоняли, или вы ее спрятали?

— Конечно, был угон. Потом мы нашли ее полуразграбленную в Бердичеве. Я ее точно не угонял. Заявление подавала консьержка в общежитии. Я больше скажу. По протоколу осмотра из полиции, в найденной ими машине в багажнике были вещи. Но когда мы забирали авто, он был пуст…

– Собственно, машина и сгубила вашу карьеру. По крайней мере, официально. При Луценко вас понизили и перевели следственное управление. Потом уволили, теперь судят…

— Все было не так. В начале августа 2016 года на меня подали представление в АП о награждении меня медалью “За труд и доблесть”. Награды планировались той же Варченко, генеральское звание Гуцуляку. Но если вы откроете указ президента, то они были отмечены, а меня не наградили. В тот момент уже шли терки с НАБУ. Собственно, в августе прошлого года меня и слили в унитаз. Когда мне не дали эту медаль, я и понял — это финиш. Хотя я много сделал для страны. Год назад меня отстранили, и фактически я уже не работал. Это были формальности.

– Ничего себе формальности, вам выговор влепили за историю с машиной.

— С приказом о вынесении выговора я ознакомился в конце октября прошлого года. Тогда я ходил на работу просто, был без полномочий. И даже готов был уйти на следователя. Но в конце октября 2016 года у нас в Департаменте произошла неприятная отдельная ситуация. Неприятная в отношении меня… Отсюда растут ноги и этого регистратора, который я якобы стащил, и денег на обысках. На самом деле ничего я не крал. Сложилась такая ситуация, что мы целенаправленно писали кино на этот регистратор. Там была ситуация с моими коллегами, которую они сами инициировали. За нее грозила серьезная ответственность. И чтобы прикрыть свою задницу они побежали в НАБУ и под протокол сказали все, что от них просили: украл регистратор, имею недвижимость за рубежом, прочий бред.

– Это все проходит в материалах вашего дела?

— Показания засекреченного свидетеля есть в производстве. Его имя я знаю сейчас, да собственно знал уже на второй день после его поступка. Дело в том, что не будучи профессионалами своего дела Сытник и Назар Холодницкий, получив эти показания, принесли протокол Луценко. Ну и Юра не придумал ничего лучше, как вызвать ночью людей на работу. Так утром в октябре я ознакомился с приказом. Но не о выговоре, как сейчас рассказывают. А о своем увольнении. Я фактически был уволен 10 месяцев назад. Все остальное, что происходит — это цирк для журналистов.

– И что вы сделали в октябре тогда?

— Прямо в отделе кадров я сказал, между прочим, что прямо из ГПУ поеду в эфир и расскажу — что и как творится. Ну и вывалю им все. Это быстро доложили наверх… В общем, не успел я далеко отойти от Генпрокуратуры, как мне позвонили и попросили вернуться. Две недели мне пудрили мозги. Я за это время переписал столько рапортов о переводах, сколько люди за всю жизнь не писали. Был и заместителем прокурора Кировограда, прокурором в международном отделе, не знали все, куда меня спрятать. Я сказал — мне пофиг ваши приколы. И сказал, что хочу уйти, да и все. В ноябре я написал заявление на отпуск, потом сразу на декрет, и уехал за границу. Уже там узнаю, что в декрет меня не пустили и переписал мой рапорт на еще один отпуск. На нем стоит не моя подпись. Уже прошли первые обыски у меня мне поломали почту НАБУшники тогда…
Прилетаю я в Украину, а на следующий день меня вызывают в кадры и говорят, что переводят на “следака” в ГСУ. Но мол не сильно там губу раскатывайте и идите в декрет. В общем, я и там не работал ни дня. Поехали мы тогда с женой на отдых, где я узнал — мне вынесен выговор. Супер! Дальше декабрь и январь я ждал, кода меня с ним ознакомят с приказом. В конечном счете сам пришел в кадры, а там показывают мне — я вроде как уже ознакомился еще в ноябре с ним. Ага, в то самое время, когда я был в Индии… Я сейчас эти все документы оспариваю в судах.

– А что за телефон проходит в вашем деле, на котором какие-то засекреченные записи разговоров Сакварелидзе? Зачем вы его слушали и писали?

— Эти записи имели место в ходе расследования дела по исчезновению денег на реформу ГПУ. Но их делал не я, а как раз тот человек из Департамента, который потом побежал в НАБУ и дал против меня показания. Просто он перекинул этот файл на мой телефон. Его и изъяили у меня. Вы что думаете, я такую улику оставил бы, да еще и прямо на диване детективам НАБУ? Я их не слушал и не знаю, что там. Могу догадываться, что там ведутся какие-то переговоры на иностранном, возможно грузинском языке. Между Сакварелидзе и Углавой. Я прикинул по времени совершения звонка — совпадает с расследованием по Сакварелидзе. А человек, который его писал, потом этот файл скинул на телефон и бегал, искал переводчиков по Киеву.

– Просто бурлеск какой-то. И за что в таком случае в вашем Департаменте людям награды выписывали, если у вас НСРД бегают по всему Киеву, ищут переводчика?

— Я считаю, что государству помог. Честно скажу, что за то же дело “Бурисмы”, мне надо орден дать. Не то, чтобы я тщеславный, но тут можно было бы и генерала дать. Ну и сказать: “Дима! Ты молодец, в отличие от этих ребят с Сурикова!”.

– Так ведь рассказывают, что прокуроры в этом деле ни при чем, а имел место договорняк на самом верху…

— Нет. Там сам Луценко долго не мог определиться, что мы хотим сделать в этом деле. То ли накладываем аресты, то ли снимаем… “Бурисма” — это ответвление дела по “Укргаздобыче”, я с самого начала сказал генпрокурору: “Юрий Витальевич, мы можем заняться этим”. Но ведь тот же Злочевский умный чувак — он ведь взял в долю к себе сына Байдена, Квасьенвского, еще одного важного человека. Я предупреждал, что как только мы зайдем с арестами туда, то через 5 минут Луценко позвонят. Он отмахнулся, а все так и получилось. Накладываем мы арест и не успел я из Печерского суда доехать до Департамента, как Гуцуляк уже отвечает генпрокурору по телефону: “Да, мы идиоты, о другом говорили, надо исправлять”. Но я хочу, чтобы вы меня поняли — Луценко и Гуцуляк приходящие и уходящие, а есть человеческие отношения. Я в Печерском суде чуть ли не на коленях стоял и просил арестовать все, а потом мне дурака там играть — мол, мы ошиблись, снимайте. Объяснил, что так нельзя. На этом моя карьера в Департаменте и закончилась.

– Вы поругались с Гуцуляком?

— Нет, я просто отказался снимать аресты. Началась волокита. В итоге дошло до того, что решили так — арест на имущество оставляем, а на добытый конденсат — снимаем. Но сняли все полностью. Ну я тогда поехал и снова добился ареста имущества. И в конечно счете добился, что со Злочевского содрали 185 млн. грн. в бюджет. И он их оплатил. Вы поймите, что юридически доказать, что именно он стоит за схемой — это космос. Но мы смогли решить вопрос. Это очень тонкая грань: играться с такими ребятами, как НАБУ делает с Онищенко, или возвращать хоть так что-то в бюджет. Хотя почти $7 миллионов — это не “что-то”, а большие деньги. С другой стороны — за сколько бы Злочевский купил это дело в суде? Да оно бы никогда не было рассмотрено там, или был бы “оправдос”. Мы это сделали, вернули деньги. А могли ведь просто рассказывать, что Злочевский, как и Онищенко, плохой, такой-сякой. А они в это время каждый день попивали бы мохито на шезлонге. И тратили украинские деньги. Один в Монако, а второй в Лондоне.

Виталий ГУБИН

Источник